Александр ЗАЙЦЕВ

Повесть

(Начало см. "Странник" №№2,3 за 2011 г.)

Г л а в а  4
АЛЬБЕРТ – РЫЦАРЬ ОРДЕНА
ИЕРУСАЛИМСКОГО ХРАМА

Письмо Папе Римскому:
«Силою Вечного Неба все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам. Кроме приказа бога так ни-
кто не может ничего сделать. Ныне вы должны сказать чистосердечно «мы станем вашими подданными, мы отдадим вам всё свое имущество». Ты сам во главе королей, все вмеcте, без исключения, придите предложить нам службу и покорность. С этого времени мы будем считать вас покорившимися. И если вы не последуете приказу бога и воспротивитесь нашим приказам, то вы станете (нашими) врагами...»
Г у ю к, Великий хан
Монгольской империи,
1246 год

Не спал и вражеский лагерь. Молодой рыцарь Альберт вместе с другими братьями молился и повторял девиз ордена тамплиеров:
– Non Nobis, Domine, Non Nobis, Sed Nomini Tuo Da Gloriam, Not To Us O Lord, Not But To Your Name Give Glory! «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей!»
Посланные Папой Римским в поддержку Генриха Благочестивого, они готовились дать решающий бой неизвестному, пришедшему из преисподней врагу. Альберт был одним из самых молодых и удачливых братьев. Три года прошло, как его посвятили в рыцари. Три года он свято соблюдал обет, данный ордену и кресту.
– Господи, ты даешь мне столько силы, ты любишь меня! Помоги мне в завтрашней битве уничтожить сына дьявола! И если по твоей воле мне придется умереть – прими мою грешную душу к себе. Всю свою короткую жизнь я посвятил служению тебе, Господи. Спаси мою душу! – горячо молился молодой рыцарь. Нахлынувшие воспоминания перенесли его в далекое – счастливое детство....

Теплое солнышко, ласковое море, серебристые рыбки, которых ему нравилось вытаскивать из отцовских сетей, сладкий вкус спелых красных виноградинок. Яркие картины той детской жизни, проведенной на лазурном берегу юга Франции, он всегда ассоциировал с раем. Ему хотелось, чтобы в вечной жизни всё было так же, как в его родной мирной рыбацкой деревне.
Ему было восемь лет, когда галеры арабских пиратов, приплывших из-за моря, разграбили и сожгли его рай. Он хорошо помнил, когда, чудом уцелевший, ходил по пепелищу, тщетно ища своих родителей, братьев и сестер.
Бог не бросил этого мальчика, наоборот, он полюбил его. За годы, проведенные в монастыре, он превратился в красивого и сильного мужчину. Монахи обучили его грамоте, они все любили умного послушника, жадно читавшего написанные на латыни священные книги.
Искренняя вера не давала ему никакой альтернативы, как стать Божьим воином. Ему было семнадцать, когда темноволосого голубоглазого юноши из монастыря не стало. Вместо него появился статный, сильный, но в то же время истинно верующий монах-воин.
Со смирением принял он свое новое имя Альберт. Душа его пела от радости, которую давало ему осознание принадлежности к братству. Он гордился тем, что теперь он Альберт – рыцарь ордена Иерусалимского храма.
Помолившись, Альберт еще раз вынул из ножен свое новое сокровище, своего нового друга – оружие, врученное перед походом самим магистром за доблестную службу ордену. Это был меч, искусно выкованный рейнскими мастерами. Меч был по-настоящему красив, редко у кого из рыцарей встречались подобные. Заточенный обоюдоострый стальной клинок украшала гравировка «ALBERT». В ордене подтвержденная подвигами преданность братству давала рыцарю право на именное оружие. Одноручная рукоятка ярко сверкала золотом, отражая пламя костра.

Она на самом деле была из золота, вернее, золотой была проволока, красивым жгутом, наискосок, оплетавшая сталь рукоятки. Концы гарды – обязательного элемента тамплиерского меча, защищающего кисть от скользящих ударов, были слегка загнуты в сторону клинка и украшены золотыми накладными пластинами в форме лавровых веточек. Рукоятка заканчивалась круглым навершием, отлитым из сплава золота с серебром. Внутри навершия, мастерски впаянного в стальное тело меча, находился равноконечный тамплиерский крест с треугольными концами, в центре которого красовался цвета спелой вишни ограненный камень – альмандин. (Темно-красные гранаты – альмандины – получили название от города Алабанда в Малой Азии, где издавна производилась их огранка. Альмандин был священным камнем крестоносцев, считалось, что он защищает от болезней и ран.)
Меч был воистину произведением искусства того времени.
Альберт с любовью и восхищением ловко покрутил его перед собой, предвкушая, как завтра его новенький сверкающий друг будет с Божьей помощью разить пришедших из преисподней врагов.
Тем временем на звездном небе полная луна завершала свой ночной путь, напоминая тысячам людей, готовившимся к битве, что земная жизнь человека – это всего лишь короткий миг и что завтра многие из них, перейдя в другой мир, прикоснутся к вечности.

Г л а в а  5
ТАНСЫЛУ – ДОЧЬ СТЕПЕЙ

Письмо королю Венгрии Беле IV:
«Я Хан, посол царя небесного, которому он дал власть над землей возвышать покоряющихся мне и подавлять противящихся, дивлюсь тебе, королек венгерский: хотя я в тридцатый раз отправил к тебе послов, почему ты ни одного из них не отсылаешь ко мне обратно, да и своих ни послов, ни писем мне не шлешь. Знаю, что ты король богатый и могущественный, и много под тобой воинов, и один ты правишь великим королевством. Оттого-то тебе трудно по доброй воле мне покориться. А это было бы лучше и полезнее для тебя, если бы ты мне покорился добровольно. Узнал я сверх того, что рабов моих куманов ты держишь под своим покровительством; почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, может быть, и в состоянии убежать; ты же, живя в домах, имеешь замки и города: как же тебе избежать руки моей?»
Б а т ы й, 1237 год

Тансылу не спала всю ночь. Греясь у костра, она держала в руках отполированный солнечный камень– янтарь. Это был подарок ее любимого. Месяц назад Эрю снял его с убитого германца. Янтарь был полупрозрачный, цвета липового меда, величиной с небольшое куриное яйцо. Через аккуратно просверленное отверстие был продет льняной шнур. В то время в Европе носить янтарь могли только знатные люди, поэтому ценность его приравнивалась к золоту. Эрю знал про это, он много раз видел на груди и запястьях богатых купцов ожерелья и браслеты из солнечного камня. Обрадовавшись такой неожиданной удаче, он подарил камень своей Тасю.
– Как же он туда попал? – размышляла она, в очередной раз рассматривая застывшего в янтаре паучка. – О боги, если завтра вы решите забрать Эрю к себе, сделайте так, чтобы я окаменела, как этот маленький паучок. Лучше вечно стоять в степи каменным истуканом, чем ходить по земле с мыслью, что радости, получаемой от близости с любимым мужчиной, больше никогда не будет.
Ей вспомнилось, как три года назад, за хороший калым, отец отдал ее в жены знатному воину, одному из многочи-
сленных родственников могущественного Котяна. Она стала четвертой, самой младшей и самой униженной женой. Никогда не забыть ей первой брачной ночи, когда в юрте он заставил ее раздеться и голой плясать перед ним. Поедая вареную баранину, новоиспеченный муж, насмехаясь, обсуждал с присутствующими тут же другими женами ее девичью худобу.
Насытившись мясом и порядком возбудившись, он при всех грубо взял ее. Появившуюся кровь жирными руками размазал по спине Тансылу, сопя от удовольствия, что калым отдан не зря – девушка на самом деле была девственницей.
Гнетущая безысходность и дикая боль остались в памяти от той ужасной ночи. Тихо плача, она лежала в дальнем углу юрты на брошенной ей, как собаке, дырявой войлочной подстилке, с отвращением слушая, как муж развлекается с возбудившимися от сцены насилия женами. Они сами когда-то прошли через такие же унижения и поэтому получали особое наслаждение от чувства, что теперь в семье появился новый изгой, который будет выполнять всю черную работу и над которым можно вдоволь поиздеваться. Вопреки ожиданиям, новая жена оказалась не такой, как все. С первого дня она возненавидела мужа. За проведенный с ним год Тансылу так и не стала покорной и податливой, близость приносила ей только боль и отвращение, что вызывало дикое негодование мужа, выливавшееся в постоянные избиения и изнасилования. Она была несказанно рада, когда муж ушел в поход. Стала игнорировать указания старшей жены, а однажды, не выдержав, в отместку за оплеуху, ударила ее подвернувшимся поленом по спине.

Жены такое простить не могли. Этой же ночью Тансылу, накрыв шкурой, жестоко избили, в результате у нее случился выкидыш. Жаловаться было нельзя и некому. Обычаи кочевой жизни не допускали этого.
– За что же боги меня так наказывают? Разве о такой семейной жизни я мечтала? – задавала она себе вопрос, ожидая спасительные ночи. Во сне к ней приходил молодой батыр, с которым они скакали на лошадях по весенней, расцветающей алыми тюльпанами степи. Остановившись у весело журчащей речки, он поднимал ее, как ребенка, на руки и, посмотрев в ее искрящиеся озорные глаза, говорил:
– Я люблю тебя! Ты – Самый Прекрасный Рассвет в моей жизни!
Обхватив его голову руками, она в ответ шептала, касаясь языком его уха:
– Я тоже люблю тебя! Мой милый багатур! – радуясь и гордясь за то, что она у него одна единственная и любимая.
Сладкие сны обрывала монотонная тяжелая кочевая жизнь.
Муж знал, что Котян отправил послов к королю Венгрии Беле договариваться о переселении в его пределы непокоренных монголами половцев. Поэтому, не дожидаясь приказа хана и опасаясь за своих родственников, табун и скопленное добро, он дал команду начать перекочевку на запад, подальше от надвигающегося из центра Евразии, рожденного волей Чингисхана, цунами. И уж никак не ожидал муж Тансылу, что в глубоком степном тылу его родное кочевье будет так жестоко уничтожено невесть откуда взявшимся отрядом волков-оборотней. Видно, неумолимый круг расплаты вернулся, и ему пришлось заплатить высокую цену за плач детей над убитыми им родителями в разграбленных селах Руси и греческих колониях Крыма.
Переселение в Венгрию половцев не спасло. Монгольское цунами пришло и туда. Ужасной трагедией обернулось непокорство как для хана Котяна, так и для сорока тысяч его подданных. Кровавую цену заплатили и венгры за то, что их приютили.

Через три дня после легницкой мясорубки на реке Шайо войско короля Белы было наголову разбито Батыем. Вскоре был сожжен Пешт. Венгерская знать, пытаясь хоть как- то остановить цунами, решила уничтожить Котяна. Могущественный хан куманов – властелин причерноморских степей – был вероломно зарезан вместе с семьей. Но Батыя это не умолило. Уничтожая половцев, он подверг Венгрию страшному опустошению. В одном из боев погиб муж Тансылу, так и не узнавший, что в это время всего лишь в трех дневных переходах находилась его непокорная младшая жена, которая неожиданным образом обрела долгожданное счастье в войске врагов.
Встречая весенний рассвет у костра, она благодарила богов за то, что осталась жить, за то, что чужестранец из далекой северной страны вырвал ее из лап чудовища – Верьгаза – и подарил ей то, о чем она так долго мечтала во снах. Увидев тогда Эрю, она почувствовала его внутреннюю доброту – его глаза выдавали, что он не способен на убийство беззащитной женщины. И даже когда он за волосы тащил ее в лес, она уже знала, что спасена.
Интуиция не подвела умную степнячку. Эрю специально разыгрывал жестокость, чтобы спасти девушку от волка-соплеменника. В ту ночь, оставшись наедине в лесу, она впервые почувствовала поднимающуюся взрывную волну внутреннего тепла, о котором так долго мечтала. Он, развязав ей руки, сильно обнял ее и прижал к дереву. Гладя ее волосы, он шептал ей слова на непонятном языке. Потом он долго растирал ей затекшие от ремней руки. Всё это происходило, как во сне. Вернее, сны стали явью.
В Дешт-и-Кипчаке1 воровство женщин было обычным явлением, поэтому уже вскоре Тансылу перестала воспринимать Эрю и других мокшан как врагов, за исключением одного Верьгаза. Она очень боялась злобного, ненавидящего ее воина-волка. Даже проведенные вместе два года не смогли их хоть как-то примирить. Эрю был не просто любимым, он был ее спасителем, и она прекрасно понимала, что в случае его гибели Верьгаз без промедления расправится с ней со всей своей дьявольской жестокостью.

Мысли Тансылу прервали звуки просыпающегося лагеря. Женщины и оставшиеся для охраны воины начали сворачивать нехитрый полевой скарб. Все с тревогой и нетерпением ждали исхода начинающейся великой битвы. Но никто не думал, что итоги сражения будут для них так печальны.

Г л а в а  6
БИТВА

«В году 1241 Батый, татарский хан, со своим войском – народом многочисленным и жестоким, пройдя Русь, вознамерился вторгнуться в Венгрию. Но, прежде чем он достиг венгерских границ, он направил часть своего войска против Польши. Они в день Пепла опустошили и город и Сандомирскую землю, не пощадив ни пола, ни возраста. Затем они через Вислицу пришли в Краков, подвергнув всё опустошению. Недалеко от Ополья их встретили князья Владислав опольский и Болеслав сандомирский и начали было с ними сражаться, но бежали, не имея возможности сопротивляться ни их многочисленности, ни воле Божьей. И, таким образом, упомянутая часть татарского войска, опустошив Серадз, Ленчицу и Куявию, дошла до Силезии. С ними Генрих, сын Генриха Бородатого, князь силезский, польский и краковский, со многими тысячами вооруженных воинов храбро встретился на поле у крепости Легница и, уповая на Божью помощь, уверенно с ними сразился. Но с соизволения Господа, который иногда допускает избиение и своих за их преступления, знаменитый вышеупомянутый князь Генрих вместе со многими тысячами несчастных людей пал на поле боя...»
В е л и к а я  п о л ь с к а я  х р о н и к а,
1253 год

Заморосил мелкий дождь. Новый день встречал воинов плотным молочным туманом.
Пуреш, облаченный в боевой наряд, дал указания своим разведчикам выдвигаться вслед за монгольским разведотрядом. На груди князя сверкала серебряная пайцза, врученная ему когда-то самим Бату-ханом. С одобрения Хуврага разведчикам была поставлена задача: следить за немецко-польским клином и вовремя успеть доложить о его перемещении.
Находящиеся впереди китайцы выжидали, когда туман начнет рассеиваться. Их монгольская охрана держала наготове лошадей, чтобы успеть своевременно ретироваться.

Войско Генриха уже было построено в боевой порядок, когда в рассеивающемся тумане рыцари увидели приближающихся монгольских всадников. Немецкие рыцари-тевтоны и присланные Папой тамплиеры были главной ударной силой Генриха. Построенные в клин, конные рыцари должны были нанести сокрушительный удар в центр монгольского войска и, разрезав его напополам, дать следующим за ними отрядам польских ополченцев развить наступление и уничтожить варваров в двух образовавшихся котлах.
Генрих верил в силу своего войска. Он решил начинать битву, даже не дождавшись союзников чехов, хотя они были всего в суточном переходе от Легницы. И сейчас то нетерпение, с которым он хотел быстрее стать спасителем Европы, заставило его, увидев монголов, дать команду клину начать движение.
Монголы, вызывая рыцарей на битву, кружились впереди, осыпая тамплиеров градом стрел, которые закованным в броню воинам Христа особого ущерба не наносили.
В это время китайцы зажгли дымы.
Клин, ощетинившись копьями, набирал ход.
В такие минуты возбужденные тела и души братьев сливались в единый организм. Бьющиеся в унисон сердца, единый порыв, непоколебимая вера в победу – это те свойства, которые они обретали на поле боя. Эйфория от чувства принадлежности к этому организму переполняла душу Альберта.
– Non Nobis, Domine! Non Nobis! Sed Nomine Tuo da Gloriam... «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!» – повторял он вместе со всеми, скача в первых рядах на белом коне. Полукруглый шлем с забралом, треугольный щит, обшитый белым холстом, длинное тяжелое копье, кольчуга, поверх которой была одета белая холщовая накидка. Весь этот облик Альберта завершал знак ордена – равноконечный крест. Нанесен он был красной краской на грудь, спину и щит рыцаря.
Вдали появились скачущие назад разведчики.
– Оцязор! Монголы заманивают клин прямо на нас! – кричали они.
Китайцы, выполнившие свое дело, спешно покидали со своими охранниками мокшан.
Пуреш и Хувраг переглянулись – всё шло строго по намеченному сценарию.
– Всем в седло! – скомандовал Пуреш. – Сотникам прибыть ко мне!
Увидев за собой белый дым, монголы, словно призраки, в одно мгновение растворились в нем.
– Что это? – глядя на белый дым, недоуменно задавали себе вопрос несущиеся во весь опор рыцари.
Все двенадцать сотников были уже у Пуреша, когда скачущий отряд возвращающихся монгольских разведчиков вихрем прокатился сквозь строй мокшан.
– Пуреш! Встречай клин и рубись с ним как можно дольше! Воля повелителя! – прокричал на ходу командир.
Горькой обидой ударили эти слова по смотрителю. Ведь сказаны они были по-монгольски и разведчик знал, что только Хувраг мог перевести их Пурешу. Но разведчик не обратился к нему.
Хувраг вынул из ножен кривую саблю, посмотрел на небо и, чувствуя свой последний час, произнес:
– О всевидящее Монхе Тенгри – Вечное Синее Небо! Вершитель судеб людей! Я иду на смерть и верю, что ты будешь справедлив ко мне, и скоро моя душа сольется с тобой! Смотри, Монхе Тенгри, как погибнет с честью твой верный воин Хувраг!
План Пуреша был прост, это был план обреченных. Времени оставалось считанные минуты. Верьгазу и Унже со своими сотнями он приказал отойти немного назад и встать соответственно по правую и левую руку князя. Сам он с основными силами остается в центре и в лоб встречает клин. После того, как Пуреш сойдется с рыцарями, Верьгаз и Унжа должны отступить в
противоположные стороны, увлекая рыцарей к лесу и оврагу.
– Пуреш! Я с тобой! – крикнул Хувраг. Впервые за проведенное вместе время они посмотрели друг другу в глаза и при этом их суровые лица скривились в похожих на гримасы улыбках. Предсмертное единение породнило этих, так не похожих друг на друга, людей: русоволосого могучего бородача и гибкого, как лук, ловкого и выносливого узкоглазого степняка с тугой черной косой.
– Принимай, Пурьгине, свою кровавую жертву! Инголи1! – с этими словами, подняв топор, Пуреш первым поскакал навстречу смерти, вдохновляя и увлекая за собой войско.
Вслед за Пурешем, отбросив щит, выставив саблю вперед, устремился Хувраг. В последнем бою он хотел показать всю свою доблесть и презрение к смерти.
– Урагх!!! – надрывисто вырвался у него из груди боевой клич племени Темучина.
Тамплиеры вошли в дымовую завесу, навстречу им уже спешили обреченные на смерть мокшане. Китайцы свою миссию выполнили: рыцарям пришлось наступать вслепую. Но клин всё же продолжал движение в едином слаженном строю.
На полном ходу два войска столкнулись. Великая битва началась! Бронированный рыцарский кулак практически в одночасье смял передние ряды мокшанского тумена.
Поднятый на копья Пуреш погиб в первые минуты боя. Через короткое время, несмотря на умелое маневрирование от копий и мечей врага, был опрокинут вместе с лошадью, заколот и растоптан Хувраг. Но тем не менее мокшане сделали свое дело: как ни стремителен был натиск, клин всё же увяз и приостановил движение. В смешавшейся груде людей и коней начались единоборческие схватки.
Рыцарям пришлось ощутить на себе мощь мокшанского топора, всё больше и больше крестоносцев и их лошадей падало с размозженными черепами, создавая жуткую свалку.
Выполняя приказ оцязора, Верьгаз и Унжа, не вступая в бой, развернули сотни и начали отступать к лесу. Часть тамплиеров, воодушевленная победой, пустилась за ними в погоню.
Альберт с поднятым вверх окровавленным мечом в дурманящем боевом порыве первым устремился за врагом.
– Стой, Альберт! – кричали за спиной братья.
– Посмотри, это не монголы! Их очень мало! Стой!
Но, потерявший счет поверженным врагам, Альберт уже ничего не слышал. Среди отступающих воинов он увидел людоеда-оборотня.
– Бог именно меня направляет отправить назад в ад этого слугу сатаны! – гордость за себя и желание схватки переполняли душу молодого рыцаря.
Слугой сатаны был Верьгаз. Сегодня он, желая показать всю свою дьявольскую красу, надел на себя имеющиеся человеческие трофеи: на груди к кольчуге были привязаны высохшие уши, почерневшие пальцы, снятые с кожей волосы.
На лице запеклась кровь жертвенного быка, которой он умыл-
ся ночью. Углем от костра он нанес на лоб священный знак рода Тумая: приплюснутый ромб с лапами и косым крестом посередине.
Тщетно кричали братья. Как будто туман окутал Альберта, он не видел никого, кроме скачущего впереди сына дьявола.
Уничтожение воинов Пуреша завершалось. Китайский дым прогорел. Генрих вслед за тамплиерским клином несокрушимой лавиной вел свое огромное войско. К нему навстречу спешили рыцари, возвещая, что впереди монголов нет. Заканчивающаяся бойня произошла с небольшим войском неведомого племени.
Генрих нахмурился, осознавая, что какую-то ловушку приготовили ему монголы. И в это же время зловещий гул грянул из-за спины. Это русская конная дружина, крича по-польски «Спасайся», ворвалась в задние ряды пеших польских ополченцев.
Через некоторое время молниеносный фланговый удар булгаро-половецкого тумена Орду предопределил исход битвы. Пока рыцари, упиваясь победой, добивали остатки мордовского тумена, войско Генриха благочестивого, спасаясь от беспощадного натиска, начало отступать.
Генрих ничего уже не мог сделать! Монгольская тактика, опыт и тщательная подготовка несли ему неминуемое поражение. Молодой царевич-чингисид Байдар ликовал. Битва шла строго по плану. Не сработала лишь одна деталь: мокшан не должно было остаться совсем, но этого не случилось. Треть воинов Пуреша всё же выжила в адской битве.
Всего этого ни Альберту, ни Верьгазу не суждено было узнать.
Часть рыцарей, видя, что догонять рассыпавшуюся сотню Верьгаза было бессмысленно, вернулась добивать еще сопротивляющуюся окруженную мордву.

Верьгаз почувствовал погоню, он знал, что удачливому рыцарю с сияющим мечом нужен только он. Опытный воин-волк с самого начала боя заметил это и поэтому специально маячил перед Альбертом, выманивая его из клина.
Все мысли Верьгаза работали над тем, как сделать его своей добычей. На ходу, резко поменяв направление движения, он приказал находившимся рядом воинам задержать скачущих за Альбертом рыцарей. Воины, подчиняясь, завязали бой.
Не послушался только Эрю. Увидев, что рыцарь с золотым мечом в погоне за Верьгазом оторвался от своих, он ринулся ему наперерез с целью на полном ходу сбить рыцаря копьем с лошади. Мгновения схватки проходили как в замедленном кино. Альберт, видя приближающегося с боку конного воина, в момент столкновения ловко откинулся назад, копье Эрю протаранило пустоту. И в это же время Альберт, резко дернув за поводья коня, достал мокселя мечом. Удар пришелся по шлему. Высекая искры, острие клинка чиркнуло по гладкой стали и разрезало лицо. От дикой боли Эрю выронил копье и упал с лошади. Кровь хлестала из глубокой раны, прошедшей через лоб, переносицу и щеку. Сознание уходило...
Альберт не стал тратить время на добивание. Впереди остановился Верьгаз и развернул коня. Они смотрели прямо друг на друга. Совсем скоро кто-то из них должен был умереть. Видя, что рыцарь без копья, Верьгаз воткнул свое копье в землю, демонстрируя таким образом неожиданное благородство. Два великих воина медленно приближались друг к другу, еще раз оценивая силы свои и врага.
– Вставай! Эрю! Вставай!!! – кричали склонившиеся над лежащим воином богини.
– Твое время пришло! Вставай!!! – он видел над собой их позеленевшие лица. Превозмогая боль, он вытер ладонями залившую глаза кровь. Лица женщин исчезли. Эрю открыл глаза.
Фыркающая морда любимого рыжего коня, склонившего над ним голову, возвратила ушедшее на несколько мгновений сознание.

Почти одновременно ринулись друг на друга рыцарь с направленным вперед мечом и воин в шкуре волка с поднятым вверх топором. Считанные секунды – и всё было кончено. Защищаясь щитом, поднявшись в стременах, Верьгаз сходу нанес удар тяжелым топором сверху. Проломив верхнюю часть выставленного Альбертом под удар щита, топор вонзился в левое плечо рыцаря. От страшного удара разрубленные кольчужные звенья впились в мышцы и кость. Альберт, парируя удар Верьгаза, метким выпадом нанес смертельную рану сыну дьявола. Острие меча, скользнув по щиту, вонзилось в открывшееся на долю секунды горло врага. Из перебитой артерии фонтаном брызнула кровь, окропляя привязанные к сбруе сине-черные головы.
Левая рука Альберта онемела и беспомощно повисла, разжатая кисть выпустила щит, который почти бесшумно упал на траву. Смешанные чувства радости победы и в то же время какой-то опустошенности заглушали боль исковерканного плеча.
– Спасибо тебе, Господи! Сын дьявола отправляется назад в ад, – шептал рыцарь, глядя, как Верьгаз в предсмертных судорогах пытался закрыть руками хлеставшую из горла кровь.
Неожиданно конь Альберта, дико заржав, встал на дыбы и свалился на бок, подминая под себя раненого рыцаря. Обезумевший от боли конь пытался избавиться от вонзившейся в брюхо сулицы. В это время метко брошенный Эрю второй дротик, пробив ребра, прочно вошел своим зазубренным наконечником в легкое животного. Полученные с детства охотничьи навыки не подвели.
Очнувшись после падения, Эрю быстро сориентировался, выхватил сулицы, притороченные к седлу, и, пробежав несколько метров, одну за другой сильно метнул их, целясь в брюхо лошади. Конь, поднявшись, в предсмертной агонии, поскакал к лесу, оставляя за собой кровавый след.
Альберт не мог подняться. При падении конь всей своей тяжестью придавил рыцаря, сломав ему левое бедро. Превозмогая боль, Альберт пытался дотянуться до выпавшего из рук меча. Подбежавший Эрю сапогом отбросил меч в сторону и наотмашь ударил по голове рыцаря обухом топора. Топор был Верьгаза. Эрю подобрал его на ходу, подбегая к рыцарю.
От удара Альберт потерял сознание. Шлем сбился, на нем образовалась сильная вмятина. Желая увидеть предсмертное лицо врага, Эрю стащил круглый шлем с головы рыцаря и оцепенел от смятения. Совсем не таким представлял он лицо чудовища-богатыря, убившего Верьгаза.
– О, боги! Кто это? – взмолился Эрю, рассматривая лицо молодого рыцаря. Прямой нос, небольшой подбородок, подстриженная короткая бородка, тонкие, разжатые от прерыви-
стого дыхания губы.
– Нет, нет! Этого не может быть! – отгонял он от себя внезапно пришедшую, назойливую мысль. Перед его взглядом предстало, как отраженное в воде, собственное лицо.
Они оказались поразительно похожи друг на друга: житель вековых дубрав и изумрудных лугов – Эряф и житель солнечного морского побережья – Альберт. Судьба рано оторвала их от привычной жизни, лишив простых обыденных радостей. Они почти вместе взяли в руки оружие. У них у обоих не было детей. Судьба рано сделала воинами двух, так похожих друг на друга, молодых людей и, словно насмехаясь, жестоким образом свела их вместе на поле брани.
– Кода тонь лемце?1 – закричал обезумевший Эрю, пытаясь пощечинами привести в чувства оглушенного рыцаря.
Альберт как птица парил над землей. Какая же это благодать, быть птицей и уметь летать. Внизу мелькали поля и леса, горы и реки. И вдруг впереди он увидел родное, из далекого детства, ласковое море. Оно сливалось на горизонте с небом и своей пронзительной синевой манило к себе. Яркий, мягкий солнечный свет озарил горизонт, открывая врата в новый мир. Куда-то исчезли чувства боли и ярости. Покой и тепло охватили душу. «Я люблю тебя, Альберт! Ты выдержал испытания! Я жду тебя!» – произнес невидимый голос.
– Господи, это же ты! Я иду к тебе! – прошептал рыцарь и открыл глаза. Небо над ним заслоняло окровавленное лицо воина неведомого народа.
– Лемце?! – на непонятном языке кричал воин.
Они смотрели друг другу в одинаковые голубые глаза. Боль ушла. Душевная сила Альберта была сильнее мук переломанной плоти. Он увидел, что в бездонных глазах варвара есть какое-то внутреннее, знакомое ему тепло. Он почувствовал мучения, которые тот испытывает, не зная, что дальше делать.
– Лемце?! – умоляюще крикнул еще раз Эрю.
И тут невидимый голос сказал рыцарю: «Имя, он хочет знать твое имя!»
– Мое имя Альберт, – произнес на латыни рыцарь. Глаза его засветились, он улыбнулся, глядя прямо в глаза врагу.
– Альбе? – недоуменно повторил Эрю. Дрожь пробежала по телу, «альбе» на древнемокшанском означало «сила».
«Что это? Весь переломанный и израненный рыцарь улыбается, почему он не стонет от боли, почему не просит пощады? Кто он? Почему его имя «Сила»? Какая в нем сила?» – думал Эрю в смятении, понимая, что прикоснулся к чему-то новому, непонятному.
– Господи, спаси его душу! – продолжая улыбаться, произнес Альберт. Глаза его еще сильнее засветились каким-то неземным ярким светом.
Эрю стало страшно, не выдержав лучистого взгляда рыцаря, он отвернул голову. В нескольких шагах лежало обескровленное тело Верьгаза. И вдруг над телом появился белый призрак убитого воина; держа в руках белые головы, он произнес:
– Эряф, помни закон войны: если ты не убьешь врага, то враг убьет тебя! Отомсти за меня!
Тяжелый топор взметнулся вверх.
– Я забираю твою Силу! – прокричал Эрю. Через мгновение темноволосая голова Альберта покатилась по начинающей зеленеть траве, окропляя кровью весеннюю землю. Эрю поднял голову и, превозмогая страх, взглянул в лицо. Голубые глаза немигающим взглядом смотрели на него, улыбающиеся губы как будто шептали «Альбе» – «Сила».
Душа рыцаря кружила над мертвым телом и стоящим с головой в руках воином.
– Альберт! Ты прошел последнее испытание и с честью выдержал его. Ты полюбил врага своего, ты смог полюбить человека, который тебя убил. Ты отдал ему свою любовь и силу. Он еще не знает, что всю жизнь будет помнить о тебе. Частица твоей чистой души, так и не изведавшей женской ласки, не почувствовавшей радости слышать смех и видеть тянущиеся ручки твоих детей, навсегда останется в душе этого варвара. Дети его, внуки, правнуки и еще многие-многие потомки будут хранить память о рыцаре с золотым мечом, – невидимый голос замолчал.
Светлая душа бесстрашного монаха-воина летела навстречу небесному свету. Она заслужила вечной жизни в раю!
Обезумевший Эрю метался с головой рыцаря в руках и выкрикивал:
– В чем, в чем твоя сила? – и тут взгляд остановился на кожаном шнурке, висящем на обрубленной шее рыцаря. Потянув за него, Эрю вытащил из-под кольчуги большой медный крест. Ничего уже не понимая, он надел его себе на шею. Затем он отыскал отброшенный в траву вражий клинок и, соблюдая древний обычай, обратился к золотому оружию:
– Дух меча, оставайся жить, послужи мне, в тебе осталась сила убитого мной воина. Дай мне ее!
Эрю приложил холодную сталь к кровоточащей на лбу ране. И вдруг его осенила мысль, объясняющая значение символов, на которые указывали ему богини-покровительницы. Воткнув меч в землю, он встал на колени перед ним и внимательно посмотрел на него. Меч высоким крестом сиял на солнце. Эрю снял медный крест и выставил перед собой. Два креста – один маленький, другой большой – ярко пылали, отражая солнечные лучи.
– Вот к чему вели меня боги. Я чувствую в себе новую великую силу. Спасибо тебе, всевидящий Оцюшкай, спасибо вам, мать леса и мать воды! Теперь я стал по-настоящему великим воином! – с этими словами Эрю перевязал голову Альберта крест-накрест ремнем, крепившим к седлу сулицы. Другим ремнем привязал голову на упряжь к груди лошади.
Сотня Верьгаза кружилась по полю, осыпая рыцарей стрелами. Вид приближающегося Эрю неожиданно удивил воинов.
– Верьгаз ушел к богам! – выкрикнул он, поднимая над головой золотой меч Альберта. – Я теперь ваш командир! Инголи!!!
– Эрю! Эрю! – пронесся по рядам одобрительный гул воспрявших духом мокшан.
Тамплиеры были сильно потрясены, увидев болтающуюся на веревке голову несчастного Альберта. Еще больше они были подавлены тем, что дикий варвар с окровавленным лицом надел себе на грудь крест убитого брата.
– Господи, не сегодня! Прости нас грешных! – сказал маршал, отдавая приказ рыцарям уходить.
Надо было спешить. Ополченцы Генриха, видя, что монголы вот-вот окружат войско и прижмут его к лесу, начали беспорядочно отступать.
Сам Генрих, отчаянно сражаясь, пытался своим примером вдохновить войско, но всё было тщетно, меткий удар копьем оборвал жизнь мужественного человека. Воины из личной гвардии Байдара, которым была поставлена одна-единственная задача: взять короля живым или мертвым, – насадили на копье отрубленную голову Генриха и, высоко подняв, демонстрировали ее сломленному польскому войску.
С болью в сердце тамплиеры и тевтоны, смешавшись с поляками, стремительно продвигались вдоль опушки леса, вырываясь из образующегося котла. Из леса летели мордовские стрелы и дротики. Это Унжа со своими людьми расстреливал отступавших, мстя за гибель соплеменников. Сотня Унжи практически без потерь добралась до спасительного леса. Попав в родную стихию, мокшане стали неуязвимы для рыцарей. Более того, в изменившемся ходе битвы они неожиданно оказались на очень выгодной позиции.
Как охотники на поколке стада, переплывающего реку, они с жестоким азартом убивали не оказывающих сопротивления, в панике убегающих врагов.
Войдя в дьявольский транс, обезумевший Эрю носился по полю, догоняя убегавших поляков. Меч зловеще свистел, опускаясь на головы и плечи несчастных. Остановился он только тогда, когда войско монголов, прекратив преследование, бросилось добивать раненых и грабить убитых. Только сейчас он заметил, что головы рыцаря нет. Вероятно, она просто выскользнула из ремней в ходе боя.

В оформлении повести использована работа Андрея Алёшкина из цикла «Мордовские легенды»

Продолжение следует