Хью Валпол.

Озеро на холме.

Фостер бессознательно бродил по комнате, затем остановился у книжного шкафа и стал медленно, внимательно рассматривать книги. Его взгляд скользил по книжным рядам, ненадолго задерживаясь то на одном, то на другом томе. Хозяин дома – приятель Фостера, стоял позади и пристально смотрел на худую, жилистую шею своего гостя, которая как палка торчала из воротника фланелевой рубашки. С какой легкостью он мог бы взять Фостера за горло и сдавить его так, чтобы у того перехватило дыхание, и какое несказанное, неземное удовольствие он тогда испытал бы!

Низкая, с белыми стенами и потолком комната тонула в легких, нежных лучах Лейклендского* солнца. Октябрь – самое удивительное время на Английских озерах, когда золотистое яркое солнце медленно плывет по абрикосовым небесам к рубиновым вечерним зорям. На землю ложатся сумерки, которые постепенно густеют, и все вокруг переливается. То здесь, то там отражается багрянцем закат на деревьях, блестит серебром листва, словно капельки янтаря играют в воде звезды. По небу, как испанские галионы, медленно плывут облака, покрывая собой вершины холмов, они то смыкают, то размыкают свои ряды; то, как целая армия призраков, стремительно падают вниз, в самое сердце долины, затем вдруг поднимаются высоко-высоко и тонут в небесной лазури, становясь тонкими и бледными.

Фасад коттеджа Фенвика выходил прямо на Лоуфелз: справа в окна были видны холмы, у подножия которых блестели воды большого озера.

Фенвик посмотрел на спину Фостера и вдруг ему стало так плохо, что он был вынужден сесть, на миг прикрыв глаза ладонью. Фостер приехал сюда прямо из Лондона, чтобы все расставить на свои места. «Все расставить на свои места» – это было так похоже на Фостера. Сколько лет он его знал? По крайней мере двадцать, и в течение всех этих лет Фостер умудрялся прекрасно ладить со всеми окружающими его людьми. Он не мог вынести неприязни по отношению к себе; ему не нравилось, когда кто-то мог подумать о нем плохо; он хотел, чтобы все вокруг были его друзьями. Возможно, это являлось одной из причин, почему Фостер так преуспел в своей карьере, а Фенвик – нет.

Фенвик был на сто процентов противоположностью Фостера в этом отношении. Ему не нужны были друзья, и ему всегда было глубоко наплевать, нравился он людям или нет, особенно тем, к которым он очень часто испытывал чувство презрения, а презирал он многих.

Фенвик еще раз взглянул на худую, согнутую спину Фостера и почувствовал дрожь в коленях. Через минуту Фостер повернется и скажет своим скрипучим голосом что-нибудь насчет книг: «Какая у тебя прекрасная библиотека, Фенвик!» Сколько, сколько раз бессонными ночами Фенвик слышал этот голос где-то рядом, у кровати. И сколько раз он ему отвечал: «Я ненавижу тебя! Ты причина всех моих неудач! Ты всегда был на моем пути. Всегда! Всегда! Всегда! Строил из себя доброго дядю, притворялся, а на самом деле не упускал случая, чтобы показать окружающим, каким ничтожеством я был в твоих глазах, тщеславный болван. Ты ничего от меня не укроешь! Я тебя вижу насквозь!»

Двадцать лет Фостер постоянно стоял на пути Фенвика. А все это началось с одного случая, когда известный издатель Роббинс нуждался в помощнике редактора для своей популярной газеты «Партбенон». Фенвик отправился на собеседование, и они замечательно поговорили. Какой это был разговор! Фенвик великолепно обрисовал Роббинсу перспективы его газеты. Он помнит, как Роббинс, с трудом передвигая свое огромное, толстое тело по кабинету, временами восклицал: «Да, да, Фенвик, это прекрасно! Это просто отлично!» Фенвик также помнит, как после всего эту работу получил... Фостер.

Издание просуществовало примерно год или что-то около этого. Тем не менее работа в газете принесла Фостеру известность, ту известность, которая могла бы принадлежать ему!

Пять лет спустя вышел роман Фенвика «Горькое алоэ». Над этой книгой он работал три года, три года нечеловеческого труда и бессонных ночей. И вдруг, почти одновременно с выходом книги, Фостер публикует свой роман «Цирк», который принес ему славу и признание. Но Небеса знают – эта книга была самым настоящим сентиментальным хламом. Вы, конечно же, можете сказать, что одно произведение не может помешать другому – но так ли это? Не появись роман Фостера, и толпа тупых, невежественных лондонских критиков, которая своими оценками может дать книге жизнь или вовсе забрать ее, принесла бы детищу Фенвика заслуженную популярность. Но как бы там ни было, роман Фостера был написан, и всеобщая слава и признание достались ему.

После этого случая история неизменно повторялась. Так или иначе худое, тщедушное тело Фостера почти всегда вставало на пути Фенвика к успеху. Он был причиной всех его неудач.

Все это стало самым настоящим наваждением для Фенвика. Он спрятался от жизни где-то среди английских озер, без друзей, без соседей и почти без денег. Теперь у него было достаточно времени подумать и причинах своих бед. Да, он был неудачником, но это была не его вина. Ведь не мог же Фенвик мешать самому себе, с его-то талантом и умом? В этом были виноваты современная жизнь с ее низкой культурой, сплошной бардак, который был везде, и, наконец, Фостер! Фенвик всегда надеялся, что тот будет держаться от него подальше. Он даже не представлял, что стал бы делать, появись Фостер на пороге его дома. И вот однажды, к своему величайшему удивлению, Фенвик получил телеграмму: «Проезжаю мимо. Позволь погостить у тебя в поне­дельник и во вторник? – Джайлс Фостер».

Фенвик сначала не мог поверить своим глазам, а потом, может, из любопытства, или из-за циничного презрения, которое он всегда питал к Фостеру, а возможно, из-за чего-то более серьезного, что жило в его душе и что он не осмеливался признать, телеграфировал: «Приезжай».

И он приехал! Приехал, чтобы все расставить на свои места. Он якобы слышал от Хаммена Эдиса, что Фенвик был на него в обиде.

«Мне не понравилось такое положение вещей, и я подумал, что на­до заехать, встретиться со стариной, выяснить, что не так, и все уладить».

Прошлой ночью после ужина Фостер уже пытался все уладить. Со взглядом преданного пса, выпрашивающего вполне заслуженную им кость, он взял в свою ладонь руку Фенвика и тихо произнес: «Что произошло?» Фенвик просто ответил, что ничего не произошло, а Хаммен Эдис самый настоящий болван.

«О, как я рад это слышать! – воскликнул Фостер, соскочив со стула и дружески похлопывая Фенвика по плечу. – Я действительно рад, дружище. Мы с тобой не должны ссориться, ведь мы же так долго были друзьями».

Боже! Как Фенвик ненавидел его в этот момент!

«Сколько у тебя книг? – Фостер повернулся и посмотрел на Фенвика. – Здесь нет неинтересных! Мне нравится твой вкус. И эти открытые книжные полки! Признаться, не выношу, когда книги прячут за стеклом – это абсолютно отвратительно».

Фостер приблизился к Фенвику и сел совсем рядом. Он даже подался немного вперед и положил ладонь на колено своего гостеприимного хо­зяина: «Послушай, я нахожу нашу встречу по-настоящему дружески теплой. Но все же я хотел бы быть полностью уверенным в том, что между нами нет вражды. Не так ли, дружище? Я знаю, ты уже отвечал на этот вопрос, но...» Фенвик внимательно посмотрел на гостя. И вдруг неожиданно почувствовал огромное удовольствие от ненависти, которая уже столько лет жила внутри него. Немного наклонившись вперед, он поду­мал, как было бы приятно вдавливать своими пальцами глаза Фостера дальше и дальше в череп, выворачивая их, превращая их в кровавое месиво, оставляя пустые, зияющие зловещей чернотой глазницы на лице этого самоуверенного человека. Но тут же опомнившись, Фенвик отве­тил: «Да нет, конечно, нет между нами обиды. Я тебе уже вчера об этом говорил!»

Рука Фостера слегка сжала ему колено: «Как я рад! Это прекрасно! Превосходно! Пожалуйста, не смейся надо мной, но я ведь всегда ис­пытывал к тебе чувство привязанности, всегда хотел узнать тебя по­лучше. Постоянно восхищался твоим талантом! Этот роман, а-а-а-а-алоэ, «Горькое алоэ». Ну да, именно так, это отличная книга, немно­го пессимистично написано, но все равно прекрасный роман. Он заслу­живает большего. Я всегда так думал, он действительно заслуживает большего».

«Да, в этом ты прав», – согласился Фенвик.

«Но твое время придет. Я говорю тебе, Фенвик, хорошая работа всегда вознаграждается, ты же знаешь, я ведь не заслуживаю того мно­гого, чего достиг, – продолжал далее Фостер скрипучим голосом. – Да, да, не отрицай этого, я не набиваю себе цену, не думай, это неправ­да. У меня, безусловно, есть какой-то талант, но он вовсе не такой большой, как думают окружающие. А ты? У тебя талантище! Он огромен, но его не признают. Да, да, старик, твой талант огромен. Не обижай­ся, но мне кажется, что ты не достиг, чего мог бы. Уединился здесь, в горах, совсем не следишь за жизнью, никого не видишь. Ты посмотри на меня!» Фенвик повернулся. «Я провожу полгода в Лондоне, имею возможность пообщаться с умными людьми, слежу за новинками музыки, те­атральными постановками, три месяца живу за границей, в Италии или в Греции, потом еще месяца три, как ты, скрываюсь от жизни где-нибудь на ферме. Такой образ жизни самый подходящий для творческого человека. Согласен?» – заключил Фостер.

В Италии или в Греции? Фенвику неожиданно стало не хватать воз­духа, защемило в груди. С каким удовольствием он хотя бы неделю провел в Греции и пару дней где-нибудь на Сицилии. Иногда,  раньше, ему даже удавалось убедить себя в том, что это возможно, но когда дело доходило до подсчета денег... А этот Фостер, глупый, пустой, самоуверенный, у него все это есть... Фенвик поднял голову и посмо­трел на солнце: «Ты как насчет вечерней прогулки? – предложил он. –У нас примерно с час до заката».

Как только эти слова слетели с его уст, Фенвику почему-то пока­залось, что это был кто-то другой. Он даже оглянулся посмотреть, не было ли кого рядом. Первый раз со времени приезда своего гостя он осознал, что произошло. Прогулка? Зачем ему нужно брать Фостера на прогулку, показывать прекрасные места, которые он так любил и кото­рые были так дороги для него? Неземную красоту большого озера, розо­вые от заходящего солнца холмы, поднимающиеся до самых облаков. По­чему Фостер должен видеть всю это красоту?

Уже ощущалась вечерняя прохлада. Узкая тропинка неожиданно выве­ла их к озеру. Затем она начала петлять между деревьями, почти у са­мого края воды. Сейчас здесь было особенно красиво. В лучах заходя­щего солнца водная гладь переливалась всеми цветами радуги: от ярко-желтого до светло-голубого. Холмы становились темнее.

Фостер шел немного впереди. Он передвигался какими-то рывками, и казалось, что куда-то спешит, будто боится пропустить что-то важ­ное, постоянно что-то говорил, небрежно бросая слова через плечо. На душе у Фенвика от этого становилось еще тяжелее.

«Конечно, мне это понравилось! Кто бы от этого отказался? Кроме всего прочего эта новая премия. Они присуждают ее лишь пару лет, но это было для меня большой честью. Когда я распечатал конверт... Ко­нечно, сто фунтов не так много, но ведь дело не в деньгах».

Куда они шли? Все было уже предопределено судьбой, как будто эти люди не имели выбора. Выбора? Нет никакого выбора! Все покорны судьбе! Фенвик громко рассмеялся. Его спутник остановился.

– Что случилось?

– В каком смысле?

– Но ведь ты же смеялся?

– Просто что-то показалось мне забавным, не обращай  внимания.

Фостер взял Фенвика за руку: «Ты знаешь, интересно вот так ид­ти, как друзья. Не буду отрицать – я сентиментален. Жизнь слишком коротка, человек не может жить совсем один, а ты так жил очень дол­го». Он немного сдавил руку Фенвика, для которого все это было ад­ской пыткой. И в то же время чувствовать совсем рядом человека, ко­торого так долго ненавидел, было даже приятно. Хорошо бы сейчас сдавить ему руку так, чтобы услышать хруст костей. Фенвику было при­ятно ощущать ярость, закипавшую внутри и рвавшуюся наружу, как бур­лящая лава. В какой-то момент он дотронулся до руки Фостера, но сразу же отпрянул. «Мы недалеко от деревушки, здесь есть небольшая гостиница, где останавливаются туристы, – объяснил он, – но мы повер­нем направо, я покажу тебе мое каровое озеро».

– Твое каровое озеро? – спросил Фостер. – Извини меня за невежество, но объясни, что это?

– Каровое озеро – это озеро в миниатюре, водоем на верши­не холма. Очень тихий, спокойный. Некоторые из них очень глубоки.

– Мне должно понравиться, – бодро сказал Фостер.

– Оно здесь не очень далеко, но дорога такая, что можно сломать ноги. Ну так как?

– Ничего, ноги у меня длинные.

Фенвик задумчиво произнес: «Некоторые такие озера поразительно глубоки, у них просто нет дна. А какая там тишина, даже малейшей ряби не заметишь, как в стакане с водой! И только тени вокруг».

«Знаешь, Фенвик, я ведь всегда боялся воды, я так и не научился плавать, боюсь глубины. Смеешься? Это после одного случая. Когда я учился в частной школе и был еще совсем маленьким, ребята постарше сыграли со мной злую шутку. Они держали меня под водой, и я чуть бы­ло не утонул. Я здорово тогда испугался, и до сих пор это стоит пе­ред моими глазами».

Фенвик попытался представить себе этот случай. В его голове яс­но возникла картина: он видел ребят, рослых, сильных, и маленького худого мальчишку, похожего на лягушонка. Картина четко проплывала перед глазами Фенвика. Они держали мальчика в воде; его худые, как палки, ноги бултыхались. Фенвик видел, как подростки сначала смея­лись, а затем испуг на их лицах, когда мальчишка вдруг перестал ба­рахтаться и обессиленный повис на их руках...

Отогнав от себя разыгравшееся воображение, он глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Теперь Фостер шел позади него. Он как будто чего-то боялся. Действительно, все вокруг изменилось. И впереди, и позади них бежала глинистая тропинка, усеянная мелкими камня­ми. Справа, на гребне, у подножия холма было несколько каменоломен – они почти опустели, а угасающий день делал их совсем безжизненны­ми. Тем не менее здесь все еще ощущалась жизнь. Из нескольких труб доносились слабые звуки, над водой клубился туман, то тут, то там на темных склонах появлялся и исчезал странный темный силуэт.

Тропинка стала немного круче, и Фостер тяжело задышал. Фенвик возненавидел его еще больше, чем раньше. Фостер, совсем не грузный человек, не выдержал этого небольшого подъема! Они продолжали подниматься вверх. Внизу остались каменоломни, недалеко от них бурно те­кла река, воды которой в сумерках казались то зеленоватыми, то при­нимали грязно-серый цвет. Прямо перед ними был Хелвеллин.

«Вон там мое озеро! – воскликнул Фенвик и немного погодя доба­вил: – Солнце зашло быстрее, чем я думал, становится совсем темно». Фостер споткнулся и схватил его за руку: «Ты знаешь, сумерки делают эти холмы похожими на живых людей. Я едва вижу дорогу».

«Мы здесь одни, – сказал Фенвик. – Ты чувствуешь, покой царит вокруг? Люди уже покинули каменоломни, ушли домой, здесь только мы! Видишь там зеленоватый свет? Это будет продолжаться еще несколько минут, а потом все погрузится в темноту. А вот и мое озеро. Фостер, ты не представляешь, как я люблю это место. Мне кажется, что оно только мое, так же, как тебе принадлежит твоя работа, известность, успех, понимаешь? У меня есть оно, а у тебя есть они. Хотя, я думаю, мы с тобой в каком-то смысле равны. Я чувствую, вот этот небольшой участок воды принадлежит мне, а я ему, и мы не должны существовать отдельно. Оно черное – одно из самых глубоких, никто не измерял здесь глубину, ее знают только вот эти холмы вокруг. Я думаю, однажды оно поведает мне свои тайны».

Фостер чихнул. «Очень красиво, Фенвик, оно мне нравится. Очаро­вательное место. Но не пора ли возвращаться? Тропинка крутая, да и прохладно уже». Фенвик его перебил, взял за руку и повел: «Ты ви­дишь небольшой мостик. Я думаю, что у человека, который его постро­ил, здесь была лодка. Иди сюда, посмотри. Здесь, с мостика, озеро кажется особенно глубоким, а холмы как будто смыкаются вокруг».

Фенвик опять взял Фостера за руку и подвел к самому краю мости­ка. Действительно, здесь особенно чувствовалась глубина, вода была совсем темной. Фостер посмотрел на нее, затем обвел взглядом холмы, и правда, казалось, что они сомкнулись вместе. Он опять чихнул и произнес: «Я, кажется, простудился. Да и жутковато здесь. Давай возвращаться, иначе не найдем дорогу».

«Позже», – сказал Фенвик и неожиданно схватил Фостера за шею.

Голова того неуклюже повернулась, и Фенвик увидел совсем детские, испуганные глаза. Затем последовал легкий толчок, и Фостер упал в воду. Раздался резкий крик, и в воде какое-то время барахталось что-то светлое, а затем наступила тишина.

Тишина нарастала. Озеро вело себя так, как будто ничего не про­изошло. Оно спокойно смотрело на неподвижные темные холмы, словно делая им знак – никому не раскрывать этой тайны. Фенвику показалось, что он растворился в неподвижности, цари-
вшей вокруг. Он замер и, боясь сделать малейшее движение, стоял, скрестив руки на груди. Фенвик смотрел на черную, как чернила, воду. Со стороны могло пока­заться, что он о чем-то напряженно думал. Но в его голове не было мыслей, он чувствовал лишь огромное облегчение, теплоту, которая теперь была внутри. Не было больше Фостера, этого болтливого, уто­мительного, самоуверенного болвана. Его нет и он никогда не вернет­ся. Озеро его не отпустит. Оно смотрело прямо в лицо Фенвику и буд­то говорило: «Ты хорошо поработал, это было необходимо. Мы сделали это вместе, ты и я. Я горжусь тобой». Он и сам гордился собой. На­конец-то он сделал хоть что-то решительное и большое в своей жизни.

Все эти годы он был слабым человеком. Он ничего не делал, и только всех винил в своих несчастьях. Теперь наконец-то он совершил что-то большое. Фенвик выпрямился и посмотрел на холмы. Гордость переполняла его. Он почувствовал, что сильно замерз и его начал бить озноб. Пришлось поднять воротник плаща. Где-то среди темных холмов был виден зеленый свет. Это было обычным явлением, длившимся какой-то миг перед наступлением полной темноты. Пора было возвра­щаться домой.

Со стучащими от холода зубами Фенвик пошел вниз по тропинке, и тут он вдруг понял, что не хочет покидать озеро. Оно было для него единственным другом во всем мире. Чем дальше он шел вниз, прочь от озера, тем сильнее он ощущал свое одиночество. Он возвращался в пустой дом. Прошлой ночью там был гость. Но кто? Ах, да – Фостер, конечно, Фостер, со своим глупым смехом и со своим любезным, посредственным взглядом. Но он больше не увидит этого Фостера, да, он больше его никогда не увидит.

Неожиданно Фенвик побежал. Он сам не знал почему. Покинув озе­ро, он особенно ощутил одиночество. У него возникло желание прове­сти всю ночь на озере, но становилось очень холодно. И он побежал, чтобы оказаться дома, увидеть свет, свою мебель, привычные вещи, которые придали бы ему уверенности.

Фенвик бежал и бежал, глина и камни под его ногами издавали шуршащий звук, и казалось, что кто-то бежит вслед за ним. Фенвик остановился, и незнакомец тоже остановился. Фенвик тяжело дышал, теперь он совсем согрелся. На его лице даже выступил пот. Он чувствовал, как рубашка прилипла к спине, ноги дрожали. Казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди. Стояла удивительная тишина. По ночному небу плыли облака, и на его фоне они казались серыми. Словно огни приближающегося корабля, на небе стали появляться первые звезды.

Ноги Фенвика перестали дрожать, сердце успокоилось, и он побе­жал снова. Неожиданно свернув за угол, он оказался у дверей деревенской гостиницы. Она была освещена, и это придало Фенвику немного уверенности. Он пошел дальше, по тропе вдоль озера, и совсем уже успокоился, как вдруг ему почудилось, что кто-то идет позади. Он не­сколько раз останавливался и кричал: «Кто там?» Но в ответ слышал только шелест деревьев.

Голова болела так, что невозможно было думать.

Может, это его маленькое озеро шло за ним по пятам, для того, чтобы он – Фенвик – не был одинок. Иногда ему мерещился шепот озера: «Мы сделали это вместе, и я хочу всю ответственность разделить с тобой, я не оставлю тебя в одиночестве».

Фенвик приближался к своему дому. Вот он уже совсем рядом. За спиной захлопнулась дверь. Он прошел в гостиную, там горел свет.

Вот книги, которыми совсем недавно так восхищался Фостер. Появилась пожилая женщина, присматривающая за Фенвиком.

– Немного чая, сэр? – спросила она.

– Нет, спасибо, Энни.

– А джентльмен, который был с вами?

– Его не будет, – ответил Фенвик.

– Ужин подавать на одного?

– Да, на одного.

Он сел на диван и погрузился в глубокий сон.

Проснулся он от того, что Энни тронула его за плечо – ужин был готов. В комнате было довольно темно, на стенах отражалось прыгаю­щее пламя двух свечей. Как он ненавидел эти красные свечи, стоявшие на камине! Они напоминали ему голос Фостера, тонкий и скрипучий.

Фенвик ждал, что вот-вот войдет Фостер, и в то же время он по­нимал, что этого не будет. Он несколько раз поворачивал голову к двери, но было темно и ничего нельзя было различить. Вся комната была погружена во тьму, за исключением камина, на котором стояли две красные мерцающие свечи.

Фенвик прошел в столовую и начал есть, но аппетита не было. Странно было смотреть на место Фостера за столом. Оно пустовало, и Фенвику стало совсем одиноко. Он вышел из-за стола и открыл окно, с минуту к чему-то прислушивался. Послышалось журчание воды, бульканье, словно какой-то водоем был переполнен и вода текла через края. А возможно, это был шум деревьев. Закричала сова. Фенвик рез­ко закрыл окно и повернулся назад, как будто там кто-то был. Чуть позже он пошел спать.

Какое-то время он спал или просто лежал в полудреме, ни о чем не думая. Но теперь он окончательно проснулся, его сердце билось со страшной силой. Фенвику показалось, что кто-то его звал. Он всегда спал с чуть приоткрытым окном и никогда не опускал штору. Лунный свет придавал всем предметам в комнате странный вид. Нет, он не был ярким, напротив, он был тусклым, с зеленоватым оттенком, такой цвет можно наблюдать поздно вечером над холмами, до то­го, как наступала полная темнота.

Фенвик посмотрел в окно, там ощущалось какое-то движение. При лунном свете он увидел что-то серебристое: присмо­трелся, да, несомненно – это была вода.

Вода двигалась. Фенвик внимательно прислушался, и до его слуха донесся ее плеск, не текущей, а медленно поднимающейся вверх, все выше и выше, бурлящей с каким-то удовольствием и все больше запол­няющей комнату.

Он сел повыше на кровати и посмотрел на обои под окнами. Да, вода приближалась. Он видел, как ее уровень становился выше и выше.

Странной была только тишина. За окном что-то бурлило, но в комнате стояла абсолютная тишина. Откуда взялась вода? Фенвик видел ее, отливающую серебром и перекатывающуюся через подоконник. Нужно было встать и закрыть окно. Он поднял ноги и посмотрел вниз. Пол был по­крыт водой, она блестела при лунном свете и поднималась все выше и выше. Ножки кровати уже наполовину утонули. Вода поднималась без журчания, бульканья. Теперь через окно перекатывался ее мощный по­ток, но все это происходило бесшумно. Фенвик сел на кровати и до подбородка закрылся одеялом, его глаза мигали, к горлу подступал комок.

Нужно было что-то делать, нужно было все остановить. Вода уже поднялась до уровня стульев. Нужно было бежать к двери. Он опустил одну ногу и вскрикнул. Вода была ледяной. Она сияла. Фенвику показалось, что его подтолкнули вперед. Он упал. Его голова скрылась под водой, липкой и чем-то напоминающей расплавленный воск. Фенвик вскочил, вода доходила ему до груди. Он начал кричать.

Фенвик бил по воде, и казалось, брызги прилипали к нему, как рыбья чешуя. Изо всех сил стремился пройти к двери. Вода теперь доходила до шеи. Что-то схватило Фенвика за лодыжку. Что-то держало его! Он дергал ногой: «Пусти! Пусти! Я говорю тебе – пусти! Я не­навижу тебя! Ненавижу! Я не пойду с тобой! Нет!» Вода поглотила его.

Он почувствовал, что кто-то стал выдавливать ему глаза. Затем чья-то холодная рука схватила Фенвика за шею.

Утром горничная постучалась и, не получив ответа, как обычно вошла в комнату с водой для бритья. То, что она увидела, заставило ее закричать. Пришел садовник. Вдвоем они подняли тело с выпученными глазами, прикушенным языком и положили на кровать.

Все выглядело вполне нормально, за исключением того, что был открыт кран с водой и на ковре собралась небольшая лужица.

Было прекрасное утро. Дул легкий ветерок, и веточка плюща тихо стучала по оконному стеклу.

Перевел с английского

Е.Глухов

Кипп Лайтберн

О вреде и пользе безвременной кончины

– Ну и кто же вы?

– Крэш Досон.

Явно уставший человек посмотрел скептически.

– Крэш? Тебя что, родители не любили?

– Что?.. Ой... прошу прощения, старая привычка. Крэш – это прозвище. Рик... Рик Досон, – говорил он нарочно громко, чтобы старик в гудении толпы смог расслышать его имя правильно.

Окружающая Рика картина сильно смахивала на большое собрание, пожалуй, даже на очень большое собрание. Настолько большое, что походило на одно из тех, для которых приходится арендовать футбольное поле. Это место было буквально набито людьми с различных полок и этажей жизни – бедными и богатыми, влиятельными и ничтожными, талантливыми и бездарными. И все они болтали друг с другом. Шум сотен диалогов, беспощадно вгрызавшийся глубоко в уши Рика, был дикой смесью высокого гула улицы большого города и тяжелого звука молота.

– И какова же была причина вашей смерти? – старик ждал, изготовившись записать ответ Рика.

– Понимаете, в этом-то все и дело, – он склонился над книгой своего собеседника, будто пытаясь сказать нечто весьма личное. – Я уверен, что не должен находиться здесь. Мне кажется, произошла какая-то ошибка.

В то же мгновение в холле воцарилась тишина, будто кто-то выключил звук: всем приблизительно пяти сотням людей, судя по всему, был небезынтересен разговор старика и Рика.

Старик оглядел зал. Его взору предстала довольно-таки комичная картина: находящиеся там люди таращились в разрисованный потолок и с невинным видом пытались навострить уши в его сторону. Покачав головой, он спросил:

– Вы что, пытаетесь сказать, что эти идиоты из чистилища снова облажались и послали сюда очередную душу, предназначенную для транспортировки в преисподнюю?

– Нет! Нет, нет, нет и еще раз нет. Я лишь пытаюсь сказать, что я не умирал!

Все как по команде пожали плечами и вернулись к своему занятию – болтовне.

Старик приятно улыбнулся.

– Вы не первый, кто так говорит. Видите ли, отрицание факта смерти – нормальное явление при прибытии в чистилище. Я уверяю вас, существует лишь одно объяснение того, что вы здесь, – ваша безвременная кончина.

Взглянув на Рика, можно было догадаться, что он, мягко говоря, не согласен со стариком.

– Хорошо, – продолжал старик, – если мы восстановим цепочку событий, произошедших до вашего прибытия, может быть, это поможет прояснить ситуацию, а?

Рик, вздохнув с облегчением, кивнул.

– Что ж, давайте посмотрим. Дело было после моего возвращения с работы домой. Я был в кухне, готовил себе коктейль... я имею в виду молочный коктейль, ну, вы знаете, это когда пить хочется.

– Я знаком с понятием «коктейль».

– Понимаете, я просто не хотел, чтобы вы подумали, что это был КОКТЕЙЛЬ. В смысле, алкогольный. Ну, вы знаете, «Кровавая Мэри». Потому что я не пью. Нет, на самом деле я пью, но не алкоголь, понимаете?

Старик, по выражению лица которого можно было догадаться, что рассказ Рика не производил на него абсолютно никакого впечатления, пристально смотрел на него.

– Потребление алкоголя не рассматривается как грех, мистер Досон. Продолжайте ваш рассказ, пожалуйста.

– Ага... Э-э-э...

– Молочный коктейль.

– Ну да, молочный коктейль. Так вот, я нарезал несколько бананов, потом взял вишню... нет, секунду, вру: после бананов я достал из холодильника мороженое, а уж потом – вишню. Затем все это я залил молоком и поместил в миксер... Следующее, что я помню: я сижу в чистилище, – выдохнул Рик.

– Мне кажется, мы можем ответить на ваш вопрос, мистер Досон. Видите ли, к нам поступало несколько душ, смерть которых была результатом несчастных случаев из-за неисправности электросмесителей. Так что вы не первый, кто погиб при подобных обстоятельствах, – старик снова улыбнулся.

– Да, но я не успел его включить.

– Понимаю. Что ж, это обстоятельство действительно исключает возможность вашей смерти по причине неисправности прибора, не правда ли?

Кивнули оба. Старик вытащил из-под своего громадного наклонного стола какую-то здоровенную и тяжелую книгу и водрузил ее перед собой. Старческие его пальцы принялись проворно, с характерным щелкающе-шелестящим звуком листать страницы. Рик попытался рассмотреть содержание фолианта, который лежал к нему вверх ногами. Он смог разобрать какие-то имена, даты, записи о времени и еще одно имя, записанное справа с краю.

– Ну-ка посмотрим, Досон... Досон. Ага! Рик Бартоломью Досон, так?

– Да! – Рик просто ненавидел вторую половину своего имени. Ему всегда казалось, что родители назвали его так явно не от большой любви к нему.

– Похоже, вы правы. Вашей смерти в плане на ближайшие семь месяцев нет. Это просто какая-то неразбериха, не правда ли, дорогуша?

Не сказав более ни слова, старик отправился к краю стола, а когда добрался туда, то принялся тыкать на кнопки клавиатуры. Рик немного был ошарашен, потому что только сейчас понял, что на столе стоит компьютер. И это неудивительно – чудо техники было буквально погребено в хаосе ручек, бумаг и книг. Рабочий беспорядок, что называется.

– А что вы сейчас делаете? – поинтересовался Рик.

– Пытаюсь выяснить, какой ангел доставил вашу душу... О, мать честная, только не это!

– В чем дело? – спросил не на шутку перепугавшийся Рик.

– В том, что вас, судя по всему доставил О’Лири. Понимаете, его уволили из службы «Возвращение на Круги Своя», должно быть, не так давно, но, похоже, ему до сих пор удавалось отыгрывать свою лицензию в покер у большого «Г» по вечерам по пятницам. Что самое скверное, у О’Лири есть давняя привычка: время от времени он уходит в запой. В результате возникают ситуации наподобие вашей – он хватает буквально первую попавшуюся душу и тащит ее сюда.

– Уходит в запой? – у Рика похолодело внутри.

– Ну да, в запой. Он пьет.

– Он пьет?

– Пьет, ага. Я имею в виду алкоголь.

– Вы, должно быть, шутите.

– Боюсь, что нет, мистер Досон.

Рик медленно закрыл глаза и снова вздохнул (на этот раз это был один из тех вздохов, благодаря которым вы в последний момент отказываетесь от идеи прыгнуть с небоскреба или глотнуть цианистый калий). Неужели он вкалывал как проклятый только для того, чтобы умереть вот такой смертью? Годы, отданные футболу, университету и подлизыванию начальничьих задниц, поеданию макарон с сыром вместо нормальной пищи для того, чтобы он смог себе позволить приобрести «Феррари», его крутой «Арктик блу» – «Феррари», на который должны были липнуть девчонки, как мухи на варенье, но который, правда, существовал пока в виде большого количества чеков страхования. И этот тошнотворный привкус во рту после тарелки макарон...

– Но не все еще потеряно, – голос старика вернул его к реальности.

– Пардон, что?

– Я сказал, не отчаивайтесь, мистер Досон. Мы можем все исправить. Дело в том, что подобные инциденты имели место и раньше, – вставая, старик добавил: – Уверяю вас, случается это не то чтобы очень часто, но...

– Ну конечно же, – согласился Рик.

Старик снова улыбнулся.

– Оставайтесь здесь, я скоро вернусь.

Сказав это, он скользнул за ярко-белую дверь, которая была незаметна на фоне такой же ярко-белой стены.

Как только старик исчез, Рик, повернувшись, присел на край стола и моментально почувствовал, как приятно расслабились его уставшие ноги. Откинувшись назад, он отвел за спину руки, чтобы облокотиться на них, и наткнулся ладонью на что-то холодное и влажное. С мученическим выражением лица он повернулся и обнаружил, что холодным и влажным являлось не что иное, как одна из чернильниц. Теперь на ладони красовался большой черный круг. Покачав головой, он плюнул на большой палец левой руки и принялся сводить новоприобретенную «татуировку». Попытка оказалась безрезультатной: густо-черные чернила моментально высохли и даже брусок мыла «Ливер 2000» справился бы с этим пятном не меньше чем за двадцать минут. Откидываться назад и облокачиваться у Рика желания больше не возникло, и вместо этого он сгорбился, чертыхаясь и болтая ногами.

Разглядывая толпу, Рик уставился на одного человека, поскольку не обратить на него внимания было просто невозможно. Он смотрел на него как завороженный, потому что в жизни ему не доводилось видеть человека настолько безобразного. Небольшой рост, плешивая голова и лицо из кошмарного сна: большие, влажные, с желтыми белками, бегающие глаза, между которыми расположился длинный и в то же время мясистый нос, который дергался в такт бегающим соседям. Нелепость этого портрета довершала «не по случаю» торчавшая из подбородка жиденькая растопыренная бороденка, и еще у него была нижняя челюсть – такая большая, что годилась для головы раза в два больше, чем его...

...Большие, влажные, с желтыми белками, бегающие глаза таращились на Рика: маленький человек смотрел искоса и осуждающе. Рик сразу же почувствовал себя не в своей тарелке и... немного смущенным. Взгляд незнакомца становился пристальнее, подозрительность и неприязнь все более отчетливо проступали в его глазах. По телу Рика прошла нервная дрожь. Неожиданно выражение лица человека изменилось на два других: шока и удовольствия. Нормальное лицо навряд ли могло «выкинуть» подобное, но, видит Бог, это лицо нормальным не было.

Пока Рик ерзал на столе, незнакомец начал пересекать комнату по направлению к нему. Глаза его не переставали бегать до тех пор, пока лицо Рика и физиономия этого «чуда природы» не оказались друг перед другом. Этот некто источал ужасное зловоние, от которого лицо Рика буквально скукожилось, и ему пришлось прижать руку к носу, чтобы не задохнуться.

Незнакомец, взглянув на Рика, шумно втянул воздух через свой ужасный нос.

– О-о, от этой серы не избавиться, так шт’ меня эт’ не волнует. А в чем воще дело-та, а? – человек показал на правую руку Рика. – Так ты тот самый парень, да?

– Чего?

– Ну, ты тот самый парень?

– Тот самый?

– Ага, тот тип, которого меня послали найти. Мне сказали, ищи, мол, мужика с черным кольцом или с чем-та таким. Ему-то мы и должны передать послание. Вощем, Старая Чернильница, ну, ты знаешь, его роспись главнее всех остальных, послал меня, ’тамушта я его самый доверенный человек. Он знал ведь, што я сделаю это, ха! Так вот я здесь уже давным-давно ищу это кольцо, и ни шиша! Куча серебряных, золотых там, немнога пластмассовых и ни одного черного. А я тут как раз собрался опять выискивать эту штуковину. Глядь, ты здесь размахиваешь рукой, а на ней черное кольцо, четкое такое, прямо как пятно сзади у Люцифера.

Рик взглянул на ладонь, на темную отметину в виде кольца.

– Ах, это. Вы все неверно поняли. Понимаете, я откинулся назад, когда присел на стол...

– Тщ-щ-щ... – человек прижал костлявый палец к губам. – Нет времени для глупой болтовни. Лучше послушай-ка, шт’ я те скажу, – он подобрался ближе. На Рика нахлынула новая волна серного зловония. – От этого дня через девять недель намечен Покиклипсис. Ты должен вернуться назад на землю под именем Августус Твизлмейер – с ним тебя никто не заподозрит, что ты – как его... э-э-э... анти-что—это-есть, ну, в общем, разрушитель, – Рик онемел от услышанного. – Потом, через девять недель, когда ты будешь готов, Вселенский Кровавый Покиклипсис...

– Апокалипсис, – поправил его Рик.

– Ну да, Покиклипсис. А я что сказал? Короче, он настанет. Но вниз ты должен отправиться сегодня. Иначе нам придется ждать несколько эр, ждать до идеального астрологического выравнивания.

Ошеломленный, Рик сел. Но потрясло его не только известие о приближающемся Конце Света, но и то, что этот весьма ловкий малый ввертывал в разговор такие довольно-таки умные и сложные слова, как «астрологический» и «выравнивание». И еще Рик подумал, что сказать сейчас этому парню, что, мол, «я не тот человек, которого ты ищешь, приятель», – не самая хорошая идея. И как бы в ответ своим собственным мыслям он кивнул, как кивают разведчики после получения задания.

– Здорово, – бормотнул «персонаж ночных кошмаров». Взглянув на его нижнюю челюсть, Рик снова поразился гротескности находящегося перед ним лица. – Я скажу Старой Чернильнице, что мы его запустили, ага?

– Сделай это, – сощурился Рик.

Человек кивнул головой и, хихикнув, начал пробираться сквозь толпу назад. Серный дух, с которым Рик уже успел свыкнуться, потянулся за хозяином. Рик спрыгнул со стола и развернулся лицом к ярко-белой стене с ярко-белой дверью. Несколькими минутами позже, после того, как он проиграл в голове сцену разговора с маленьким человеком, дверь открылась и появился знакомый старик.

– Я думаю, вы рады будете услышать, мистер Досон, что мы сможем вернуть вас в ваше тело в момент после того, когда вас взяли.

– Здорово, большое вам спасибо! – впервые после своей смерти Рик улыбнулся.

– Это вам спасибо, мистер Досон, за то, что проявили понимание и терпение, – старик поднял свою старческую и в то же время молодую руку. – До встречи! Наслаждайтесь своим коктейлем.

В  то же мгновение он щелкнул пальцами – и Рик растворился в воздухе, после чего старик вернулся в свое кресло и гаркнул:

– Следующий!

Большая зловещая фигура отделилась от толпы и величавой поступью направилась к столу. Старик посмотрел на него. Перед ним стоял высокий бледный человек. Он был уверен на девяносто процентов, что представшая перед ним душа была более чем странной. Кроме того, на его шее болталась толстая темная цепь с подвешенным к ней большим черным кольцом.

– Извините, – заговорила фигура, – вы не видели небольшого человека с большими желтыми глазами и крупной нижней челюстью?

От низкого глубокого голоса курчавые волосы старика распрямились. Он пожал плечами:

– Боюсь, что не припоминаю.

Темная фигура тяжело вздохнула.

* * *

...Последнее кольцо – оно простое было,

Но силу затаило: найти и привести их,

В бездонной тьме связать и ими управлять.

В стране Мордор, где тени правят бал.*

Перевел с английского

О.Бахмустов