Очерк

Почти десятилетие Югославия объята пламенем жестокой кровопролитной гражданской войны. В некогда цветущем краю столкнулись интересы ведущих держав, местных политических элит, религиозные противоречия. Пару лет назад бывший председатель КГБ Крючков говорил одному из нас: «НАТО выбрало Югославию в качестве испытательного полигона, где отрабатываются варианты развития событий на постсоветском пространстве. Вначале подогревание сепаратизма, боевые действия, затем военная оккупация. Если мы не скорректируем нынешний политический курс, то югославская трагедия поблекнет по сравнению с тем, что произойдет в России». Мы уезжали на Балканы весной прошлого года, когда почти закончилась Боснийская война. После Дейтонских соглашений, выбитых беспощадными авиационными ударами, конфликт перешел в вялотекущую фазу, иногда обостряющуюся террористическими актами и массовыми беспорядками на национальной почве. В это время в нескольких сотнях километров от Сараево разгоралась другая война. В Косово взбунтовались албанцы. Счет погибших уже шел на сотни. Но тогда – в мае 98-го – мало кто думал, что все закончится ковровыми бомбардировками.

Югославский триколор уныло развевался на весеннем ветру, а у ворот с табличкой «Посольство Союзной Республики Югославия» уже с раннего утра толпились люди. Сербы, поляки, русские, австрийцы – все ожидали десяти часов, когда откроется долгожданный вход. И вот свершилось: мы на территории СРЮ, правда, пока еще не в Москве.

Заполнили анкеты, указав в графе «профессия», что являемся журналистами. Прошло больше часа, когда нас неожиданно пригласили, и не куда-нибудь, а к югославскому консулу. Попивая кофе, принесенный секретаршей, он стал с подозрением расспрашивать нас о цели поездки, в какой газете работаем, что будем писать. Тревогу дипломата можно было понять – он опасался, что мы возьмем курс на мятежное Косово где югославские войска и спецподразделения полиции применяли законные, но жесткие меры пресечения деятельности албанских террористических групп. Узнав, что нас ждут не в Приштине, а в Сербском Сараево, консул несколько успокоился, хотя налет подозрительности остался.

…И вот мы уже в поезде Москва – Белград, который отправляется ежедневно в 20.30 с Киевского вокзала.

Российскую границу пересекали уже под утро, а перед этим в Брянске нас умело «распотрошили» полусонные и, видимо, поэтому злые российские таможенники. Их украинские коллеги на станции Конотоп не обратили на наш багаж никакого внимания. В Чопе из-за смазанной печати в загранпаспорте одного из нас чуть не сняли с поезда, посчитав, наверное, международным террористом. А венгерские пограничники на станции Захонь, войдя в купе, вопросительно произнесли, указав поочередно пальцем на нас: «Террорист? Мафия?» Но, проверив документы, удалились.

Еще одна мадьярская печать в паспорте с отметкой «Келебия», и мы уже на территории Югославии, в городе Суботица. С радостью протягиваем документы таможенникам (на сербском – царинарам), затем пограничникам. Вроде бы все в порядке, но вдруг в вагон вваливаются вооруженные люди в синей форме с трехцветными нашивками полицейских на рукавах. С дотошностью российских милиционеров они перетрясли багаж всех пассажиров. Откровенно просили им что-либо дать, иначе грозили пересадить на встречный поезд Цюрих – Москва. Водка и сувениры укротили их служебное рвение. Вот и Белград. Типичный европейский город, только изрядно захламлен и разукрашен разнообразными надписями. На вокзале бросилось в глаза обилие смуглых лиц. Наш попутчик серб Зоран из города Крушевац, с которым мы познакомились в поезде, предупредил, что в этом сербском городе полно «турцев» (боснийских мусульман) и хорватов, среди которых встречаются разведчики, осуществляющие различные провокации. Зорану, который возвращался из России после лечения, можно верить – он несколько раз был ранен. До войны Зоран жил в столице Боснии и Герцеговины городе Сараево, имел две квартиры. Работал в местной милиции, в антитеррористическом подразделении, имеет звание капитана первого класса (примерно соответствует российскому майору). Увы, капитан Зоран (по некоторым причинам не указываем его фамилию) сам пострадал от террористов – в Сараево он потерял жену и потом участвовал в боснийской войне в составе подразделений, которыми руководил офицер югославской армии Аркан.

В отрядах сербской гвардии Аркана во время войны была жесточайшая дисциплина, напрочь исключавшая пьянство, которое было очень распространено среди сербов. Зоран подчеркнул, что у Аркана без разрешения он не пил ни грамма. Воевал в качестве снайпера, обстреливая из винтовки Бегову мечеть в Сараево. Узнав, что мы едем в его родной город, заскрипел зубами от тоски и бессильной ярости. Ведь та часть, где он жил до войны, сейчас во власти турцев. Сейчас Зоран ждал призыва в ряды резервистов, которых югославское правительство отправляет в автономный край Косово и Метохия для оказания помощи войскам и полиции в борьбе с албанскими террористами.

Тогда наш сербский знакомый нам очень помог, усадив в Белграде на ночной автобус, идущий в бывшую совсем еще недавно столицу независимой Республики Сербской город Пале. Где-то там в густых горных песках прятался легендарный лидер боснийских сербов, бывший президент РС Радован Караджич. Сюда, в окрестности Пале, НАТО и США бросили своих лучших разведчиков, чтобы изловить, как зверя, народного кумира, в одночасье объявленного мировым сообществом военным преступником.

Выехав на стареньком автобусе с расшатанными сиденьями из Белграда поздно вечером, уже следующим утром, очень рано, мы были в Пале. Надо сказать, на пограничном посту Республики Сербской нам даже пожали руки, и полицейские, в отличие от югославских коллег, пожелали «руссам» доброго пути.

Идиллия европейского мирного ландшафта закончилась сразу за мостом через речку Дрина, то есть в Республике Сербской. Сквозь до Пале в небольших городках мы видели разрушенные войной жилища. Узнавали знакомые по военным сводкам места – Зворник, Хан-Пиесак, Соколац… В Хан-Пиесаке был штаб Сараевско-Романийского корпуса (вся местность у Сараево называется Романия), и этот населенный пункт очень пострадал от натовских бомбардировок. Буквально все средства массовой информации тогда сообщали, что авиация  НАТО бомбила лишь военные объекты. Ничего подобного: мы своими глазами видели разрушенные дома, на крышах которых были нарисованы кресты, означающие, что это не военный объект. Вспомним теперь: во время второй мировой войны немецкие летчики так же, без угрызений совести, уничтожали с воздуха санитарные поезда и суда с яркими красными крестами.

Пока мы размышляли на эту тему, достигли окрестностей Пале. До Сербского Сараево отсюда километров шестьдесят, до мусульмано-хорватского города – где-то около десятка километров по прямой дороге. Но православные сербы туда не ездят.

…Пале показался небольшим городом, хотя по местному административному статусу это село. Еще не взошло солнце, мы уже отправились осматривать окрестности. Внезапно где-то в горах хлопнуло несколько выстрелов. Затем по сонным улочкам Пале пронеслись несколько итальянских бронемашин «ИВЕКО» с расчехленными пулеметами. Это сразу напомнило, что мы находимся в эпицентре тлеющего междоусобного конфликта. При попытке заснять итальянцев на видеокамеру, те моментально «вдарили по газам».

На дверях местного магазина мы увидели объявление о том, что в окрестностях Пале запрещен выпас скота из-за множества мин на горных лугах. Власти предупреждали, что нарушителей (если они, конечно, останутся живы) ждет денежный штраф.

А на уличных столбах до сих пор виднеются остатки других объявлений, извещающих о проходящих 30-дневных учениях войск НАТО, прикрываясь которыми они хотели схватить Радована Караджича. Но сделать это не так просто. Мы видели, как к началу рабочего дня по улицам Пале куда-то спешили множество сербов в камуфлированной военной форме. У некоторых на рукаве имелись нашивки «Специална бригада полицае». В годы войны в специальной бригаде полиции войска Республики Сербской служил наш земляк Борис Пичугин, и его наградили серебряной медалью Гаврилы Принципа «За храбрость».

От Пале по извилистому серпантину едем на радиофицированном такси «Фольксваген-Гольф» до Касиндо. Таксист, долго предлагавший свои услуги, везет на переднем сиденье попутчика – здоровенного серба. Когда мы проезжали развалины бункеров и окопы, таксист и пассажир оживленно беседовали, вспоминая недавние бои. А внизу, как с высоты птичьего полета, мы увидели красивый город Сараево. Но, чтобы до него добраться, нужно миновать участок дороги в несколько километров, проходящий по территории Федерации Боснии и Герцеговины. Граница между этим образованием и Республикой Сербской отмечена, словно кровью, красной краской на камне.

Доехав до отделения полиции «Кула», таксист высадил пассажира, который оказался офицером полиции. А мы доехали до Касиндо, где первый же встречный серб указал дом, где живет Борис Пичугин – наш земляк, бывший русский доброволец, ныне гражданин Республики Сербской. У него мы и остановились.

Первая вылазка в город. Перейдя мостик через реку Касиндолка, вышли на улицу Касиндольского батальона, названную в честь подразделения, защищавшего в годы войны эти места от атак мусульман. Поймав попутку, отправляемся на линию разделения сербов и мусульман, в район с названием Добрина. В наплечной кобуре Бориса – пистолет «СРЕНА ЗАСТАВА» (модель 70 калибра 7,65 миллиметра) и две обоймы патронов. Плюс ко всему ручная граната югославского производства в пластмассовом корпусе, начиненная множеством стальных шариков.

Ходить без оружия в здешних местах почти то же, что есть без вилки. Каждый уважающий себя мужчина имеет дома небольшой арсенал. У Горана, который доводится Борису кумом, в гараже, на дверях которого нет замка, мы однажды увидели мешки патронов и автоматных магазинов.

Быть безоружным в этих местах просто преступно. Линия разделения – внешне обычная улица – рассекает город, словно огненный меч. С обеих сторон раздолбанные пулями и гранатами некогда жилые дома. Слева – бошняки, справа – сербы. На левой стороне – здания, стоящие фасадом к вчерашним противникам, зияют провалами сожженных квартир. На сербской стороне руины очищены от мусора, который выброшен на газончик перед домом. На балконах сушится белье, видны запасы дров.

На перекрестке, где столпились таксисты-сербы, ржавели остовы расстрелянных и сгоревших во время боевых действий автомобилей – основные детали пейзажа невидимой черты, пересечь которую при нас осмелилась лишь кошка. Словно лазутчик, с оглядкой прошмыгнула она через дорогу с сербской на мусульманскую сторону. А мы идем вдоль асфальта по узенькому тротуару. На нем валяются гильзы, хвостовые части трамблонов (специальных винтовочных гранат). Газончик у едва обжитых домов обрамляет яркая лента, на которой висят кроваво-красные таблички с надписью «MINE». Невинная зеленая травка скрывает под собой изобретенные человеческим разумом машины смерти и увечий.

Местные жители предпочитают строго следовать противоминным инструкциям, используя для ходьбы только дорожки с твердым покрытием. Но даже разминированная территория не дает полной гарантии безопасности. При нас где-то в глубине сербских кварталов раздался мощный взрыв: сразу повалил черный дым – сработало взрывное устройство. К счастью, обошлось без жертв.

Мины – проклятие Боснии. До сих пор ее земля напичкана этим смертоносным оружием. К несчастью, очень часто минные поля возникали хаотично, без обозначения на картах. О наличии мин в каком-нибудь районе порой узнавали только тогда, когда кто-то неожиданно подрывался.

Такое часто случалось в районе бывших казарм Югославской народной армии Вайнер Чича. Здесь находится крупный лагерь беженцев. В метрах тридцати от школы работают солдаты 505-й моторизованной бригады армии Республики Сербской. Саперами командует похожий на цыгана водник (есть такое звание в сербской армии) Савич.

Рядом с рабочей площадкой замерли два итальянских бронетранспортера «ИВЕКО». Их пулеметы направлены в сторону разрушенных домов. Это уже территория Боснийско-Хорватской Федерации. Итальянцы охраняют солдат-сербов от возможной провокации: мстители еще не перевелись. Поначалу выходцы с Апеннин очень враждебно отнеслись к журналистам из Мордовии. Схватившись за автоматы, они запретили приближаться к месту разминирования. Затем стали вымогать 50 марок за интервью. Борис Пичугин через сербскую переводчицу объяснил самому старшему, что жадность до добра не доводит. И итальянцы пошли на попятную.

Деминёр, одетый в мощный бронежилет и каску с прозрачным забралом, тыкал в землю щупом. Савич рассказал, что перед началом разминирования они подожгли здесь траву. Это сразу дало результаты – взорвались несколько прыгающих мин. Потом были обнаружены еще четыре смертоносные игрушки.

Работа деминёра очень нудная. Можно несколько часов просидеть на коленях с щупом в руках и ничего не найти.сербы, в отличие от своих коллег из международных деминёрских команд, получающих большие деньги, работают бесплатно. Таково условие командования СФОР. «Проводите разминирование – можете заниматься боевой учебой, нет – сидите в казармах». Если кто-нибудь подорвется – никаких льгот и гарантий. Те же, кто работает по договору с фондом ООН по разминированию, в случае инвалидности получают страховку в 100 тысяч долларов (говорят, чтобы получить такую сумму, многие подрываются специально). Пока Савич с подчиненными возится на минном поле, сербы и итальянцы пьют кофе. Присутствие русских журналистов вдохновило их на спор, чья мафия круче – итальянская или российская. После долгого обсуждения решили, что «братки» из бывшего Советского Союза уже превзошли своих сицилийских собратьев по ремеслу.

Итальянский контингент в основном ведет себя довольно трусливо. Правда, иногда он демонстрирует свою боевую мощь, и по дорогам туда-сюда бесцельно начинает шнырять тяжелая боевая техника – колесные истребители танков «Кентавр». Мы сами были свидетелями трусости итальянцев. На кладбище русских добровольцев Борис Пичугин в память о погибших товарищах три раза выстрелил в воздух из своего пистолета. Дежуривший неподалеку итальянский патруль по всем правила СФОР должен был задержать Бориса. Но солдаты попрыгали в БТР и поспешили убраться восвояси.

Те, кто живет в лагере беженцев Чича, не опасаются взрывов мин. Они без страха смотрят на работающих саперов. Кажется, они уже ничего не боятся, время для них остановилось. Многие беженцы по десятку раз во время войны меняли место жительства. Почти у всех есть погибшие родственники, да и сами почти все были ранены. Ежедневно на кладбище увозят два-три гроба. Смертность здесь очень велика. Умирают в основном не от болезней, а от тоски и безнадеги. У детей здесь глаза, как у взрослых, – они давно простились с детством.

Побывать в Боснии и не посетить нашу воздушно-десантную бригаду, расположенную в городе Углевик, мы просто не могли. Бригада стоит не в самом городке, а в нескольких километрах от него, рядом с недостроенной ТЭЦ. Ожидая, пока нас определят, мы разговорились с часовым. Он оказался из Ульяновской области – почти земляк. Парень рассказывал нам о своей службе: «В принципе здесь хорошо, но чувствуется большая удаленность от России».

Заметив идущих по плацу американцев с винтовками М-16, наш новый знакомый заметил: «Их мы называем «пиндосами». Почему – уже никто не помнит. Наверное, из-за того, что они изнеженные и все время чего-нибудь боятся. Вы бы видели, как они свою базу оборудовали! Словно ожидают третью мировую войну». Действительно, американская база представляет собой настоящий опорный пункт. Заграждения из колючей проволоки, высоченный забор из пластиковых бочек с песком. Живут американцы достаточно скучно и без особых удобств. И хотя, по словам наших солдат, выходцев из-за океана кормят значительно лучше, они любят ходить в российскую столовую.

Ближе познакомившись с условиями службы и бытом бригады, понимаешь, что эта часть как бы прообраз будущих Российских вооруженных сил. О неуставных взаимоотношениях здесь никто не слышал. Все военнослужащие контрактники. От усердия и качества выполнения обязанностей зависит их материальное благополучие. И когда нужно мыть полы в казарме или идти в наряд, проблем не возникает.

По словам одного из заместителей командира бригады подполковника Александра Гулевича, их миротворческая часть создана в январе 1996 года и в настоящий момент насчитывает  1340 человек. Бригада находится в оперативном подчинении штаба ВДВ России и многонациональной дивизии «Север» под командованием генерал-майора Элиса. Кроме русских в «Север» входят шведы, финны, датчане и первая американская бронетанковая дивизия. Скоро первую бронетанковую должна сменить первая бронекавалерийская.

Бригада расположена по линии разделения сербов и мусульман. Это около 75 километров по фронту. Здесь находятся так называемые базовые районы и посты наблюдения. Часть бригады расположена на территории Мусульманско-Хорватской Федерации, другая – на землях Республики Сербской, поэтому здесь стараются сохранять некоторый баланс с противоборствующими сторонами. Это пока удается. Самая главная проблема личного состава – мины. Не редкость подрывы бронетранспортеров при патрулировании.

Больше всего поразила в бригаде не современная военная техника и условия службы, а то, что в ее расположении построен храм в честь Александра Невского. Когда мы вошли в храм, священник Леонид Горбачев крестил двух солдат-миротворцев. Свою миссию священник считает очень нужной и интересной. В Боснии он чуть более месяца. За это время к нему приходило креститься семь человек. Церковь построена около года назад. «За тысячу километров от России она несет православным воинам образ Родины и веры, без чего на чужбине не обойтись».

Нам удалось разыскать в бригаде земляка. Старший сержант Евгений Симонов уехал из Мордовии в 1991 году. Служил в Тульской десантной дивизии. В 1995 году воевал в Чечне. Сейчас он служит в комендантской роте. «Если сравнивать Боснию с Чечней, то здесь просто курорт. Хотя трудностей хватает», – говорит Евгений.

Знакомясь с объектами бригады, мы с большим удивлением обнаружили двух человек в милицейской форме. Что делают в горячей точке российские стражи порядка? Все оказалось просто: майор Геннадий Могильный из Ставрополя и подполковник Валентин Коротенко из Нижнего Новгорода входят в контингент международной полиции. Их основная функция – наблюдение за местными структурами внутренних дел. Больше всего удивляет российских милиционеров, что здесь не встречается рэкет. Причина тому проста – поголовное вооружение. Попробуй наехать на кого-нибудь, сразу получишь пулю или – выстрел из гранатомета. Полиция призывает население сдавать оружие, но делать это никто не спешит. Мы наблюдали за совместными занятиями русских и американцев. Должны были состояться парашютные прыжки. Для этого янки из Тузлы пригнали вертолет «Блэк Хок». Пока шла подготовка снаряжения, мы знакомились с детищем фирмы «Сикорский». Вертолет напичкан современной электроникой, системами защиты от советских ракет «Игла». Броня защищает от зенитных пушек «Шилка». Наконец вертушка оторвалась от земли и рванула в чистое голубое небо. Десант удался. Парашютисты приземлились под дружные аплодисменты русских и американцев.

Нас обрадовало хорошее отношение местного населения к российским военным. В Сараево, например, не любят вспоминать о российском батальоне ООН, дислоцировавшемся в этом городе. Когда в 1994 году россияне входили в истерзанную многолетней войной боснийскую столицу, их встречали как героев. Батальоном командовал полковник Дворников… Вскоре сербы охладели к нашим. Россияне превратили чужое горе в бизнес. За деньги перевозили людей из мусульманской части в сербскую. Брали фантастические по здешним меркам суммы – от двух до трех тысяч марок. Другие части ООН осуществляли такие перевозки бесплатно. Наши стали торговать продуктами питания, соляркой и бензином, толкали на рынок бронежилеты и огнеметы «Шмель». Батальон губило беспробудное пьянство. Когда прибыл новый начальник штаба, он попытался ввести жесточайшую дисциплину. Для него это закончилось выстрелом в окно. Десантура пыталась свалить все на русских добровольцев, но те объяснили: если бы стреляли мы, то начштаба в лучшем случае был бы тяжело ранен. А батальон продолжал пить. Начались случаи утери личного оружия. Водитель комбатовского «уазика» оставил автомат в машине, и его украли. Пришлось потом бедолаге покупать автомат болгарского производства за тысячу баксов.

Несмотря на все это, сербы никогда не брали русских омоновцев в заложники. Даже в дни натовских бомбардировок, осуществлявшихся с санкции ООН, наши спокойно ездили по сербской части Сараево, чего не скажешь о других миротворцах. Русских «превзошли» только ребята из братской Украины. Когда их батальон выводили из Горажды, украинцы продали все оружие, амуницию и боевую технику – от касок и бронетранспортеров. В Киеве даже возбудили уголовные дела. Не дожидаясь окончания следствия, украинский комбат застрелился.

Обидно, когда у местных начальников видишь памятные вымпелы французской бригады «Саламандра». Легионеры безвозмездно выдавали тяжелую инженерную технику, бульдозеры и экскаваторы, строили стадионы для детей, защищали сербов от мусульманской полиции. Порой французы имели из-за этого неприятности по службе. Были среди них и бывшие российские граждане.

А наши соотечественники еще погрели руки на поставках оружия. Бывшее снаряжение Западной группы войск оказалось в хорватской и мусульманской армиях. В Боснии нам рассказали историю, похожую на детектив. Оказывается, эмиссары одной российской партии, много говорившие о демократии и либерализме, предложили сербам купить микроатомную бомбу, в афере были задействованы бывший офицер КГБ, итальянский мафиози и словенский торговец оружием. Сербы, разумеется, не собирались начинать в Боснии ядерную войну – бомба им была нужна для оказания давления. Они выплатили задаток, но вместо бомбы получили лишь макет. Аферистов ищут. Несмотря на все неприятности, отношение к русским здесь по-прежнему хорошее. Зная тяжелое экономическое положение России, сербы ждут от нас понимания и солидарности. «Нас и руссов 150 миллионов», – любят говорить они.