Среди пейзажей своей духовной наполненностью и философской глубиной выделяются две живописные работы. Это «Дорога к храму» Валентина Попкова и "Видение Покрова" Олега Колчанова.

Динамичная, многоплановая композиция «Дорога к храму» разворачивает перед зокрова» зрителем земное пространство, обжитое, напоенное озером чистой воды, с бесконечным кружением тропинок и проселочных грунтовых дорог, увлекая от переднего плана все выше и выше, к далекому горизонту. Каждая деталь картины обретает самоценность и многозначное смысловое значение в открывающихся взаимосвязях с другими частями этого большого, бескрайнего мира. И это пространство, уходящее за горизонт географического бытия, словно раздвигая и рамки самой картины, распахивается иным, мыслительным пространством, обращая к себе и в себя. И понимаешь, что вся эта земля – такой же храм, как и тот, что виднеется далеко за околицей села, к которому, ветвясь и кружась, взбирается омытая дождем дорога, и что душа твоя – это тоже храм, который, как и все сущее здесь, нуждается в заботе и сохранении.

В композиции Олега Колчанова «Видение Покрова» непостигаемым таинством остается чудесное видение прозрачного Покрова, то ли отраженного в темных осенних водах, то ли плывущего в их бездонной глубине среди опавших охряных листьев. Ощущением прощания и всепрощения, грусти и упокоения веет от осеннего пейзажа с изображением жемчужины древнерусского зодчества церкви Покрова на реке Нерли, написанного художником незадолго до своей смерти. Глубокими философскими размышлениями о жизни и судьбе, вечности и неизбежности увядания проникнут тихий элегический пейзаж, в котором светлой нотой надежды и жизнеутверждения звенит духовная чистота небольшой русской церквушки. И веришь, что смерть не сокрушает, не стирает бесследно с лица земли и не уносит навечно в реку Леты, но лишь оттеняет, отражает и переводит бытие в ипостась иной – вечной – жизни, в бессмертие всепобеждающей красоты. Так, художник, изображая природу, словно ведет диалог-откровение и с ней, и с самим собой, и с Богом. И сотворенный в пространстве картины этот диалог, исполненный глубокого нравственного смысла, теперь уже продолжается и со зрителем.

Другой ряд выставленных работ составляют тематические картины на библейские и евангельские сюжеты, которых оказалось пять. Это свидетельствует о том, что тематическая картина требует от художника глубокого проникновения в сложный материал жизни, высочайшего мастерства и духовной самоотдачи. Однако надежда на ее возрождение – есть!

Тематических произведений, решенных под влиянием классических традиций, в том числе западноевропейского искусства, из пяти представленных – всего две. Это небольшие композиции Олеси Филепени «Пиета» и «Оплакивание Христа». Первая – в технике масляной живописи, вторая – черно-белый графический лист. Остальные три композиции представляют свободную, творческую интерпретацию евангельских сюжетов. В них наглядно проявилось стремление авторов языком современного искусства найти утраченную связь времен. Это «Искушение» и «Саломея» Николая Рябова и «Распятие» Виктора Буртаса.

В «Искушении» пластически широко и свободно в традициях классической живописи, словно фресковой росписью, повествуется о долге и чести, о предательстве и верности, о праведности жизненного пути. Емкость содержания помогает выявить композиционный прием, органично объединяющий в одной работе одновременно три сюжета, а историчность времени подчеркивается также и античными деталями.

Тема жертвенного искупления становится главной в композиции Виктора Буртаса «Распятие». Раскрыть величайшее евангельское событие, соединившее в себе и духовную мистику, и живое, человеческое страдание в единое умонепостигаемое явление жертвенного искупления – сложнейшая задача для художника. Автор, представитель ленинградской школы аналитического искусства, стремится сделать это современными ему средствами и приемами авангарда. Искренняя вера и глубокое изучение церковных традиций, неистовая устремленность к праведности жизни сообщает его попытке характер исповедальности. Изображен момент, когда Иисус воскликнул: «Свершилось!» и в бессилии преклонил голову к правому плечу. Художник передает момент, когда боль и отчаяние предсмертного борения уже оставили Христа, предавшего свой дух в руки Бога Отца. Но ощущение этого борения-агонии еще продолжает наполнять пространство картины. Поэтому его нельзя представить как пространство классической картины, которое воспринимается подобно открытому окну в реальный, видимый мир. «Распятие» Виктора Буртаса не столько благополучно-выставочный отчет, сколько вызов, эксперимент, побуждающий к размышлению не только о самой картине, но и о духовном искусстве, традиции и новаторстве, о взаимоотношениях художника и зрителя. Художник не претендует на то, чтобы подобная живопись подменила традиционное храмовое искусства, поскольку задачи церковного художества иные. Но, может быть, смертная, жертвенная боль его распятого Христа, выраженная языком авангардных диссонансов, станет ближе и понятней его современникам.

Ряд произведений в форме тематических картин, не связанных с евангельскими сюжетами, представили другие авторы. Таков экспрессивно-динамичный «Звонарь» Людмилы Колчановой, тревожащий современным прочтением темы и цветопластическим решением, словно рвущийся из пространства динамично построенной композиции, взывающий и зовущий колокольным звоном. Работа Михаила Свиязова «У источника» с изображением сосредоточенно молящегося святого, наоборот, решена в традиционно живописной манере. Она исполнена тишины и разлитого в осеннем пейзаже умиротворения и является удачным примером пейзажного решения темы.

Жанр портрета представлен двумя работами. Портрет протоиерея Виктора Зимина написал классик искусства Мордовии Валентин Попков. Работа выполнена в реалистическом ключе, в присущей художнику манере, и отличается высоким профессиональным мастерством и многоплановостью художественного образа. За кажущейся простотой композиции с изображенной в центре удлиненного холста фигурой, скрывается ее логическая необходимость. Простота композиционного построения поддержана лаконизмом отбора деталей, распределением и характером освещения, цветовой и пластической строгостью решения. Работа отличается острой психологической характеристикой портретируемого, глубиной художественного прочтения темы. Портрет жизненно-правдиво раскрывает и особенность личности, и выявляет общее, типическое для священнослужителя психологическое состояние – внутреннего, духовного предстояния перед Богом, особую чуткость души и готовность к высокому служению. Эти качества позволяют отнести работу к одной из лучших в портретной галерее мастера. Она может послужить своеобразным камертоном и для других художников в их поисках.

Привлекает к себе внимание и работа Евгения Балакшина – «Монахиня Агния». Автор нашел своеобразную документально-изобразительную форму решения портрета. Используя черно-белый фотодокумент, он не живописует с него красочный портрет, но, наоборот, подчеркивает его документальную точность и историческую правду, возводя в ранг высокого искусства. Портрет вызывает щемящее чувство безвозвратной утраты, он словно легкое касание отлетевшей души, когда-то жившего и кому-то близкого и дорогого человека. Касание и того времени, имя которому «1907 год Октября 22 дня», что старательно и аккуратно выведено рукой самой Агнии. Ее дарственная с умиляющими ошибками надпись «Дарогой тетушке Евдокии Васильевне» отныне теперь уже рукой художника Евгения Балакшина как памятный дар передана и нам с вами.

Выставка «Духовные истоки России: к 1020-летию Крещения Руси» выявила ряд проблем, и прежде всего взаимоотношения светского и духовного искусства. Многими авторами духовность понимается упрощенно, зачастую как внешнее проявление, например, как включение в композицию изображения храма или иных атрибутов христианства. В связи с этим уместно вспомнить, перефразируя высказывание В.Г.Белинского, о том, что если национальное не заключается в описании сарафана, так и изображение церкви еще не есть проявление духовности. Подлинная духовность лежит не на поверхности явления – она находится гораздо глубже.

Может быть, в определенной мере именно эта упрощенность и ограниченность понимания темы сузила и жанрово-тематический диапазон представленных работ, и их художественно-образную полноту. А ведь именно сейчас, когда в искусстве преобладают экспериментально-развлекательные формы, когда прежняя высокая идейность во многом утрачена, искусству так недостает духовности в том широком ее понимании, которая не разделяла бы, но собирала раздробленный сейчас народ в единое целое. Потому что единство народа и его духовная крепость – две составляющие сильного государства. В этом видится высокая миссия современного светского и церковного искусства, это во многом и определяет стоящие перед художниками новые задачи.

Духовные поиски художников Мордовии свидетельствуют о жизнетворящей роли подлинного искусства, о его «объединяющем начале», о котором говорил Лев Толстой, о приобщении человека к человечеству, его духовном совершенствовании, сопереживании чужой радости, сочувствию беде или боли.

Совершенствование личности происходит через молитвенно-проникновенное обращение к иконе. «Стой перед иконой Божьей Матери, как перед Самой Пресвятой Девой...» – говорил святитель Игнатий Брянчанинов. А для русского философа князя Евгения Трубецкого: «Икона – явление той самой благодатной силы, которая некогда спасла Россию».

Основополагающей для иконописцев Мордовии является проблема совершенствования иконописного образа и в плане технического мастерства, и в плане взаимодействия традиций и новаторства. И, обращаясь к истории возникновения церковного художества, убеждаешься, что в настоящее время оно переживает новый, сложный этап своего развития, требующий соборности всех участников этого процесса. Это и показала передвижная республиканская выставка-конкурс «Духовные истоки России: к 1020-летию Крещения Руси».