В тот памятный день мы встретились случайно. Сапог и Чип попались мне возле школы. Остановились поздороваться и разговорились. Сапог начал рассказывать веселую байку про то, как накануне подрался с каким-то Коляном из-за того, что этот Колян не захотел дать ему денег.
– Пришлось в морду дать, – вздохнул Сапог, разведя руками. – Ну, и он мне тоже губу разбил. Классный пацан! Мы с ним после пивка попили.
– На твои?
– Ну, моих там было копеек двадцать, – неопределенно махнул рукой Сапог. – Главное, он Серегу Краснова знает. И Андрюху.
И Сапог начал перечислять тех, кого знает вчерашний Колян. Чип полез за сигаретами. Стоял конец ноября, было холодно и уже стемнело. Требовалось куда-то спрятаться. Внезапно рядом с нами появился, словно вынырнув из-под земли, какой-то мужичок.
– А ну-ка, ребятки, пойдемте со мной, разговор есть!
Сапог смерил мужичка взглядом. Тот был ему ростом до подбородка.
– Вообще-то мы с тобой и здесь поговорить можем, – сказал он, невинно улыбаясь.
– Пойдемте, говорю! – насупился мужичок, принимая боевую стойку. Изумление в глазах Сапога усилилось.
В этот миг из-за угла появились два типа в милицейской форме и направились к нам. Секунду спустя стало ясно, что грозный мужичок в штатском – из их компании. Изумление на лице Сапога сменилось благодушной улыбкой. Чип стоял рядом, торопливо пряча окурок за манжету.
Милиционеры обступили нас с двух сторон, и мужичок тоном, не терпящим дальнейших возражений, велел следовать в отделение.
– Хоть отогреемся, – ухмыльнулся Сапог.
– А за что? – спросил Чип.
– Разберемся! – самоуверенно промолвил мужичок. – Ни при чем – отпустят.
– Хорошо, что я ему по башке дать не успел, – шепнул мне Сапог, – была мысля стрясти у него рубля два...
Отделение находилось рядом, метрах в двухстах – на первом этаже пятиэтажного жилого дома. В комнате, куда нас привели, за столом сидел старший лейтенант и что-то записывал в журнале. Поодаль стоял еще один офицер и какой-то паренек примерно моего возраста.
Старший лейтенант поднял голову. При виде Сапога на лице его засияла радостная улыбка.
– Сапожков! – радостно воскликнул он. – Проходи, родной! Дня три тебя уж не было!
– Четыре, – в тон ему отозвался Сапог. – Что клеить будете, товарищ старший лейтенант?
– Да вот, поступило к нам заявление о том, что с парня шапку сняли, – объяснил тот.
– С него, что ли? – Сапог указал на паренька. – Так он в шапке.
Оказалось, что паренек, как и мы, задержан по тому же подозрению.
– А потерпевший где? – спросил дежурный у одного из офицеров.
– Вышел куда-то, – отозвался тот.
– Сейчас появится – проведем опознание.
Нас троих и паренька посадили на лавку вдоль стены, выкрашенной в грязно-синий цвет. Прошло минуты две.
– Долго ждать еще? – спросил Чип.
– Подождешь, – отозвался дежурный, продолжая писать.
– А этот белобрысый еще и курил, – доложил мужичок в штатском.
– Кто курил? Врет он, дяденька, – запротестовал Чип.
– Разберемся, – лениво пробормотал дежурный.
– Товарищ старший лейтенант, я вчера опасного преступника видел! – заявил внезапно Сапог. – Могу заяву написать!
Дежурный оторвал взгляд от журнала:
– С чего ты взял, что он преступник?
– А вон у вас за спиной его фотография висит! В нижнем ряду.
Старший лейтенант повернул голову.
– Второй слева! – показал Сапог пальцем.
– Да ты что, охренел, что ли?! – заорал дежурный. – Это ж члены политбюро! Ты думай, что говоришь!
– Какие члены? Я про морду говорю! Он вчера бутылки сдавать приходил, я его в магазине видел, когда вино брал. Я его там и раньше видал, точно говорю – вор.
– Ты под дурачка не коси, Сапожков! По тебе и без того тюрьма плачет, так ты еще и в политику лезешь? Смотри у меня! – дежурный погрозил пальцем.
В свои шестнадцать Сашка Сапожков был личностью известной. В милиции он давным-давно чувствовал себя как дома. Разговоры о его подвигах не смолкали ни на день и пользовались популярностью не меньшей, чем индийские фильмы. Сапог был личностью легендарной, почти мифической.
Приключения, случавшиеся с Сапогом, немедленно обрастали невероятными подробностями, и при этом всегда – в очень прикольном виде. Иногда мне казалось, что причина этого – не столько в приключениях, сколько в отменном воображении самого Сапога. Под метр восемьдесят ростом, с русым чубчиком и огромными глазами на вытянутом лице, худой, он производил впечатление ребенка, непомерно выросшего. Лучезарная улыбка, казалось, ни на миг не покидала его лица. Рассказывая свои байки, Сапог обильно жестикулировал, корчил гримасы, хлопал длинными ресницами, менял голоса, так что товарищи слушали его как зачарованные. Сапога любили все, включая девчонок и работников милиции. Кто однажды раз с ним подрался, тот на другой день считал его другом, а у кого он отбирал деньги, те с гордостью рассказывали об этом друзьям, так как Сапог теперь их знал и при встрече здоровался за руку.
Враги Сапога уважали. Впрочем, врагов у него почти не было. Рассказывали случай, когда его били ногами сразу трое пацанов. Видя, что ребята устали, Сапог предложил им покурить.
– У меня пачка «Мальборо» в кармане, – сказал он. – Заодно и я покурю, а то притомился малость.
«Мальборо» в то время было большой редкостью. Ребята возрадовались. Через несколько минут все четверо уже дружно курили и никто не помнил о том, что упомянутая пачка вместе с деньгами и зажигалкой была отнята накануне Сапогом у одного из их приятелей, что и послужило причиной сегодняшней драки.
– Курить «Мальборо» разбитыми губами – одно удовольствие, – делился Сапог впечатлениями на другой день. – Затянешься, а выдохнуть не можешь – губы слипаются. Приходится пальцем расковыривать. Кто не верит – могу треснуть, а потом закурить дам!
Я познакомился с Сашкой несколько месяцев назад при вполне обычных для него обстоятельствах: возле дверей подъезда, мимо которого я проходил, какой-то долговязый парень гнусно домогался до школьницы, пытаясь увлечь ее в подвал. Я, естественно, вмешался, посоветовав парню оставить девчонку в покое. Изумленный, он разжал руки, и школьница стремглав улепетнула в подъезд, только фартук мелькнул.
– Ну вот, напугал девушку! – покачал головой парень. – Она ж теперь заикаться начнет!
– Ты что делаешь, придурок?! – спросил я, несколько сбитый с толку его улыбкой.
– Помогаю даме преодолеть сомнения, – ответил он, продолжая невинно улыбаться. – Это ж Ленка Кузнецова! – прибавил он, словно имя школьницы объясняло все.
Неизвестно, куда пришла бы наша беседа, но в этот миг из-за угла дома появился Серега Краснов, младший брат моего друга Вовки. Поздоровавшись с нами обоими за руку, он спросил, что мы тут делаем.
– Да вот, подраться решили, болельщиков ждем, – ответил долговязый. – Делай ставку, Серега, пока не начали.
– А в чем дело-то? – спросил Серега и, выслушав обе стороны, обратился ко мне: – Кончай ерундой заниматься! Ты что, Сапога, что ль, не знаешь?
Про Сапога я до этого слышал, но видел его впервые. Кончилось тем, что мы вместе покурили. Сапог рассказал пару своих новых прикольных баек, и каждый пошел в свою сторону.
Позже довелось мне столкнуться с Ленкой Кузнецовой и лишний раз убедиться в правильности Сашкиного взгляда на жизнь: Сапог в ее глазах был и остался отличным парнем, а вот я вызывал подозрение своей серьезностью.
Близкими друзьями мы с Сапогом не стали: я был на два года старше и уже собирался в армию; но, тем не менее, несколько раз мы все же вместе с ним и Чипом посидели и попили вина за приятной беседой.
«Прикалываюсь – значит живу», – интерпретировал Сапог известное выражение, и с этими словами трудно было спорить: везде, где он оказывался, жизнь становилась веселой и забавной.
Вот и теперь, сидя в отделении в ожидании опознания, Сапог развлекал нас и дежурного историей о том, как он воровал пиво в гастрономе. Старший лейтенант отложил журнал и внимал ему с большим интересом.
– А может, все это в протокол занесем и явку с повинной напишем? – предложил он наконец.
– Как хотите, товарищ старший лейтенант, – равнодушно отозвался Сапог. – Я вам много чего рассказать могу, только подписывать ничего не буду, у меня с грамотой еще со школы проблемы.
– О тебе, Сапожков, еще лет двести после смерти народ помнить будет! – заметил старший лейтенант. – Помяни мое слово!
– Это верно, – кивнул один из милиционеров, – слава у тебя такая, что хоть памятник при жизни ставь!
– При жизни не надо, – скромно отозвался Сапог. – А то культ личности какой-то получится. Вот как помру – тогда можно. Где-нибудь на центральной площади, напротив дедушки Ленина.
При упоминании вождя лицо дежурного сразу стало суровым:
– Ты ври, Сапожков, да знай меру. С тобой поговоришь – в политотдел загремишь.
– Ладно, не надо с Лениным, – уступил Сапог, – а то еще люди путать начнут...
– Однако, где ж потерпевший? – пресек опасную тему дежурный. – Вернулся?
– Никак нет, – ответил кто-то. – Исчез.
– За новой шапкой пошел, – предположил Сапог. – Теперь фиг дождешься!
Старший лейтенант тяжело вздохнул и поднялся из-за стола.
– Вот так всегда! Ну что ж, нет потерпевшего – нет дела. Все свободны.
– До скорого, товарищ старший лейтенант, – сказал Сапог, поднявшись.
– Повезло тебе сегодня, – в тон ему отозвался дежурный.
Едва мы оказались на улице, Чип сунул в рот бычок, давеча припрятанный за манжетой.
– Достали менты! – выругался он, с удовольствием выдыхая клуб дыма.
– Вот для чего даны человеку губы! – глубокомысленно кивнул на товарища Сапог. – Дай-ка и нам по одной!..
Чип заслуженно считался правой рукой Сапога. Сигарету найти, на шухере постоять, за пивом сбегать – все это возлагалось на его юные плечи. В противовес Сапогу Чип был маленький, белобрысый, весь круглый, и когда говорил, то, казалось, все время что-то жевал.
Бегал Чип действительно быстро, и не только за пивом: не раз, бросив лучшего друга в беде, он удирал с места происшествия так, что никто не мог его догнать. Сапог великодушно прощал товарища всякий раз, мудро замечая при этом: «Каждому – свой талант. Вовремя смыться – тоже искусство».
– А почему его Чипом зовут? – спросил я однажды.
– Луком закусывать любит, – объяснил Сапог. – Лук – Чипполино, сокращенно – Чип.
Настоящее имя Чипа никто не знал, и вряд ли Чип на него отозвался бы при случае.
Покурив в приятной компании, я простился с ребятами и отправился по своим делам. Однако тем же вечером я встретил Чипа еще раз. Возвращаясь домой, я собирался перейти дорогу возле кольцевой развязки. Внезапно он вынырнул мне навстречу откуда-то из темноты. Он почти бежал, неся в руках пару зимних сапог, заляпанных грязью. «Разули кого-то», – подумал я, но тут Чип меня заметил.
– Сапога машина сбила! – сообщил он без предисловия. – Вот – все, что осталось! – и он сунул сапоги мне под нос.
Я опешил: сапоги в руках Чипа выглядели до того комично, что я принял его слова за шутку.
– Его когда в «скорую» ложили, снять велели, – объяснил он.
– Живой? – спросил я.
– Живой! Даже сознание не потерял. Только встать не может.
И Чип рассказал, как все случилось. Возле детского садика какие-то подростки пинали пьяного мужика. Сапог остановился посмотреть и начал давать дельные советы. Внезапно мужик схватил какое-то полено, вскочил и бросился в наступление. Подростки разбежались. Остались только Сапог и Чип. Мужик недолго думая накинулся на них. Друзья пустились наутек, Чип, как обычно, скрылся, а Сапог бежал неторопливо, частенько оборачиваясь и отпуская в адрес мужика веселые шутки. В тот самый миг, когда он выскочил на проезжую часть, из-за поворота вылетела «Нива». Затормозить водитель не успел...
– Менты приехали, «скорая»; а мужик рядом стоит и орет, что так ему и надо, Сапог мне сапоги свои отдал, велел домой отнести, – закончил рассказ Чип и побежал дальше.
Всю следующую неделю новость о переезде Сапога машиной владела вниманием общественности. Тот факт, что Сашка потихоньку поправляется, добавлял истории перца.
Друзья охотно опутывали нелепыми подробностями травму товарища: то у них выходило, что Сапог отдал Чипу самое ценное, что имел, – сапоги, в которых завещал ходить; то получалось, что Чип сам снял их с ног остывающего товарища. Делались предположения, что Сапог сам все подстроил, чтобы породить новый миф, и что это – его очередной прикол. В нескольких историях Сапога успели похоронить и теперь стращали Чипа тем, что хозяин непременно явится к нему однажды за обувкой – дескать, «в гробу зимой ноги мерзнут». Везде, где наполнялись стаканы, не забывали помянуть Сапога, сапоги, «Сапоги с большой буквы», пили за правила дорожного движения, за «Ниву» и ее владельца, за Госавтоинспекцию и многое другое в том же духе. Потешили свое воображение мы в те дни на славу. Серега Краснов подал идею собрать все приколы в одну тетрадку и преподнести ее Сапогу в день выхода того из больницы. Сборнику решили дать название «Как Сапог смерти искал», а тот же Серега придумал эпиграф: «Жил по приколу и умер по приколу».
Родители нас не понимали.
– Как можно смеяться над чужим несчастьем? – возмущенно спрашивали они.
– Да он нам спасибо скажет! – отмахивались мы, продолжая сочинять все новые приколы: то советуя переименовать город в честь Сапога, то предлагая установить на площади стелу в форме сапога с примятым голенищем.
Неделю спустя после аварии Чип отправился навестить друга в больнице. Накануне, как следовало из больничного журнала, состояние больного сменилось с «умеренно-тяжелого» на «удовлетворительное».
Обменяв в гардеробе куртку на белый халат, Чип поднялся на третий этаж и прошел к Сапогу в палату. Тот уже настолько окреп, что ему выдали костыли и разрешили передвигаться до туалета и обратно.
– Курить принес? – встретил Сапог друга, едва тот переступил порог.
– Принес! – подмигнул Чип.
– А то помру я здесь без курева, – заявил Сапог. – По сравнению с этим перелом – ерунда! Спасибо, хирург пару раз выручил... Человек!
Похоже было, что и в больнице Сапог очаровал всех своей неотразимой улыбкой. Чип присел на край кровати и начал рассказывать другу последние новости, среди которых на первом месте была история самого Сапога. Слушая байки, рассказываемые Чипом, Сапог хохотал так, что начинал кашлять.
Медсестра несколько раз делала ему замечание:
– Тебе нельзя так сильно смеяться! Успокойся, а то я твоего друга выгоню.
Сапог покорно кивал, но тут же снова заливался смехом.
– Ладно, Чип, давай сигареты, – шепнул он наконец так, чтобы сестра его не слышала.
Чип хлопнул себя по карманам.
– Эх, черт!.. Я же их в куртке оставил, в гардеробе.
– Давай беги! А то скажете потом, что не успел Сапог покурить перед смертью.
Чип рванул вниз. Осторожно, чтоб гардеробщица не заметила, он вытянул две пачки из кармана и побежал назад.
Возле палаты он наткнулся на медсестру.
– Туда нельзя! – сказала она, преграждая собой путь.
– Да я к Сапожкову! Я только на минуту вышел... – Чип едва не брякнул: «за сигаретами».
– Умер Сапожков, – оборвала его сестра, стараясь не глядеть в глаза.
– Какая-то закупорка там произошла, – объяснял нам позже Чип. – Моментальная остановка сердца.
– Жил по приколу и умер по приколу, – как-то бесстрастно заметил Серега Краснов.
– Так и не покурил перед смертью, – кивнул Чип.
Почти два десятилетия прошло с того дня. Все изменилось в этом подлунном мире. Изменилась страна, стали другими люди, в том числе и я... Не изменилось, похоже, только отделение милиции, в котором так часто бывал Сапожков и в котором мы побывали вместе в тот памятный день. Недавно в результате недоразумения я посетил это заведение еще раз. Та же комната, те же стены, тот же стол. И те же погоны на плечах дежурного старшего лейтенанта. Мне даже на миг показалось, что и сам дежурный – тот же самый... Исчез только стенд с членами политбюро. Вернее – не исчез. Просто на нем теперь действительно красовались лица тех, кого разыскивает милиция.
Недоразумение скоро прояснилось, мне вернули документы и, принеся извинения, освободили.
– Скажите, пожалуйста, – спросил я милиционеров, прежде чем уйти, – знакомо кому-нибудь из вас имя Александра Сапожкова?
– А что случилось? – насторожился один из них.
– По каким делам проходил? – спросил второй.
– Когда-то его хорошо знали в вашем ведомстве, – пояснил я.
Милиционеры переглянулись. Дежурный пожал плечами.
Я открыл дверь и вышел на улицу.
Никто в этом мире Сапога больше не помнил.