Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу –

А.С.Пушкин

Значение состоявшегося праздника заключено, как представляется, в следующем.

Самостоянье перед лицом животворящей святыни, по слову Пушкина, только и дающее нам возможность оставаться людьми, происходит ныне уже не в опосредованных формах «охраны культурного наследия», как это было еще 15-20 лет назад.

Наши святыни вернулись к нам прямо и непосредственно, в полный рост и в полный голос. Более того, к делу их возвращения, правда, по разным мотивам, желают быть причастными все больше людей самого разного положения.

И это – результат, который у нас так просто уже не отнять. Это – состоялось.

Но как именно происходит это возвращение? Насколько наши немощи стоят на пути животворящей силы святыни? Сегодня мы должны это увидеть и понять. Так что значение минувшего праздника состоит и в том, что произошедшие события и подготовка к ним позволяют заново поставить некоторые принципиальные вопросы взаимных отношений и взаимодействия Церкви, общества и государства.

Готовя праздник, Церковь и государство, точнее, церковные и государственные власти энергично устремились навстречу друг другу. И само по себе это вроде бы хорошо. Но ради чего они находятся в этом движении? Что они ищут в конце этого пути?

И что это за место, куда они так бурно устремились? Как его можно назвать? Как его можно описать? Как оно расположено среди своих исторических аналогов? Как это место расположено в системе координат современной жизни?

Мы что – восстанавливаем симфонию властей по византийскому образцу? Или по подобию Иоанна Грозного и святителя Филиппа? Или по подобию Алексея Михайловича и патриарха Никона? Или по подобию синодального управления при последних Государях? Или мы берем за мерку отношения Церкви и Сталина в годы Великой Отечественной войны?

Или мы делаем что-то новое, чего в нашей истории еще не было? Но тогда мы должны себе в этой новизне очень трезво честно дать отчет. И вслед за этим понять, что именно в этой ситуации нового и чем конкретно желаемые отношения между Церковью, светским обществом и государством отличаются от всех предыдущих типов таких отношений, которые имели место в нашей истории.

Пока на эти вопросы либо нет внятных ответов, либо эти ответы неутешительны, поскольку в рассматриваемых нами отношениях на переднем плане явственно высвечиваются такие предметы, как пиар, политика, деньги, карьера.

Это все – вещи почтенные, не хочу сказать о них совершенно ничего плохого, но – не имеющие исторического масштаба. А праздник, безусловно, был событием историческим.

Проблема, видимо, в том, что многие организаторы праздника, пусть движимые самыми хорошими намерениями, не смогли соответствовать историческому масштабу события и, похоже, не имели такой задачи.

История создается словом осмысления. Пространство же, где такое слово могло родиться, на минувшем празднике так и не было создано.

Не случайно таким бессодержательным было выступление Президента, который ничего не сумел ответить на энергичное слово Святейшего Патриарха. Слово, содержавшее мощнейший исторический заряд. Впервые в новейшей истории России к ее верховной власти (родословие которой в ХХ веке столь трагично изобилует столькими причинами для сомнений в ее легитимности) был обращен прямой и недвусмысленный призыв Церкви – принять наследие русских Государей. И в ответ – меньше чем ничего.

Для понимания того, что же не состоялось, а могло состояться, имеет смысл сравнить два праздника – прославление Федора Ушакова и саровские торжества.

Каждый участник и свидетель этих событий с очевидностью мог видеть – первое из них носило свободный, радостный и народный характер. Прибывшие в Санаксар высокие начальники, бывшие лишь ступенью ниже первых лиц государства и Церкви, оказались, без сомнения, вместе с собравшимся народом.

В Сарове было иначе. Отдельно – крестный ход под палящим солнцем, торжество всенародной любви к батюшке. Многочасовое ночное стояние жителей Сарова к прибывшим святым мощам. И отдельно, совершенно отдельно, за милицейскими кордонами и пустыми площадями – VIP-мероприятия. Великие по своему значению священнодействия, совершающиеся представителями всех поместных церквей мира – в неполном храме.

И близкая ситуация – двумя неделями раньше, при освящении Храма на Крови в Екатеринбурге.

Так для кого все это делалось?

Получилось так, что праздник стал разделенным. Народ праздновал отдельно, начальствующие – отдельно. Не случайно по отношению к церковному народу среди организаторов праздника в какой-то момент всплыл термин «потребители». Однако Церковь – не коммерческая организация «по оказанию религиозных услуг», и вряд ли результативным будет рассматривать события с ее участием в терминах цивилизации потребления.

Поставим вопрос иначе. Удалось ли в результате предпринятых усилий хоть сколько-нибудь приблизиться к выдвинутой президентом цели: «консолидации хотя бы вокруг базовых общенациональных ценностей и задач»*?

С моей точки зрения, реальная консолидация современного российского православного общества, которое медленно, тяжело, с трудностями и болезнями, но все же подрастает сегодня внутри дезориентированного и несчастного постсоветского народонаселения, в результате проведения праздника возросла. Возросло и понимание этим обществом реальных проблем и препятствий, стоящих у него на пути. И это – важные результаты, которые дорогого стоят.

Сумеет ли это общество сделать свои ценности подлинно общенациональными, причем не в возвышенных мечтах, а в социальной, культурной, политической, управленческой практике? Сумеет ли это современное православное российское общество внятно и громко сформулировать свои задачи и донести их до других людей, предложив им эти задачи в качестве общенациональных задач? И сумеет ли оно этим самым возвысить себя до общенационального уровня, принять полноправное и полноценное участие в формировании нации?

Скажу честно, ответы на эти вопросы по-прежнему остаются открытыми. Хорошо хоть, что сами вопросы стали немного отчетливее.

В результате подготовки и проведения праздника, безусловно, состоялась и упрочилась консолидация определенной части светских и церковных властей. Проблема лишь в том, что это еще далеко не означает консолидации власти и общества, консолидации Церкви и государства. Быть может, этот «союз верхов» в нынешнем своем виде способен даже в определенной мере затруднить идущие здесь процессы.

Учитывая нашу отечественную традицию, союз Церкви с властью уже есть некоторая проблема. Не только светлый образ Церкви освящает и «очищает» власть, но и репутация власти, какой бы эта репутация ни была, в полном объеме неизбежно проецируется на облик Церкви.

Иногда бывает полезно посмотреть на себя глазами противника – для трезвости. Приведу короткую выдержку из документа, относящегося к 1943 году. Это докладная записка отдела культурной политики германского министерства занятых восточных территорий рейхсминистру Розенбергу. В записке рассматриваются возможные варианты церковной политики оккупационных властей на Украине.

«...Существует решение Петра I – сделать Церковь инструментом политического руководства. История свидетельствует, что всегда найдется достаточно православных епископов, которые связываются с государственной властью на успех или на погибель. Но история также учит, что при петровской системе всегда возникает растущая пропасть между клиром и народом. Эта опасность лишь возрастает при иностранном руководстве с совершенно другими историческими и мировоззренческими основами».*

Не могу не напомнить в связи с последней фразой, что значительная часть населения России, в том числе большинство людей церковных, с очевидностью все еще воспринимает нынешнюю государственную власть (несмотря на все ее позитивные декларации и даже действия последних лет), как власть, которая... Соблюдая политкорректность, не буду говорить «управляется из-за рубежа». Скажу аккуратнее – подвержена зарубежным влияниям.

Добавлю еще цитату – из записок святителя Игнатия Брянчанинова.

«...Россия со времен Петра I часто и много принесла пожертвований в ущерб веры, в ущерб истины и Духа, для пустых и ложных соображений политиче-
ских... Все эти соображения, поколебав страшно Православную веру, оказались решительно вредными для государства и администрации»*.

Один мудрый человек и крупный руководитель говорил мне как-то:

«Боюсь, что Православие в наше время может стать религией начальства, которое будет хвалить друг друга, украшать храмы друг для друга, восседать на пышных трапезах, возглашая друг другу многолетия.

А народ будет смотреть на нас и – церковный – склоняться к унынию, нецерковный же – еще дальше отворачиваться от Церкви. И доверие народа по отношению и к Церкви, и к светской власти, то доверие, которое столь необходимо сейчас России, будет не умножаться, а разрушаться. А отчуждение – будет расти».

Кто мы, как пришедшие на церковный порог, так и переступившие его? Генералы, офицеры и сержанты в пиджаках и рясах? Или – Тело Христово? В свободе и любви собравшийся церковный народ? В вечности, «на небесех» ответ на этот вопрос нам известен. А как обстоит дело в реальной жизни сегодняшнего дня? В большом числе случаев – совсем иначе.

Представляется, что задача установления таких отношений Церкви, власти и народа, которые бы имели историческую перспективу, не может быть решена без определяющего участия общественности. Прежде всего – общественности церковной. И здесь пора сказать о тех слабостях и прямых ошибках нашей общественности и нашей власти, которые явственно проявились при подготовке к празднованию.

Общество, способное вывинуть сильные и плодотворные идеи, для их воплощения нуждается в партнерской работе с властью. При этом почему-то ни для кого не удивительно, когда власть бывает не готова к такой партнерской работе и, получив интересные и полезные для нее идеи, тут же включает всю свою мощь для того, чтобы реализовать их в меру своего сиюминутного понимания и наличной квалификации.

Приглядеться же, что при таком обращении происходит с полезными для нее идеями, у власти, как правило, не бывает времени, а часто и желания. Не бывает, как правило, времени и сил и прислушаться к мнению тех, кто не только обладает необходимыми пионерными компетенциями, но и свободен от служебной обязанности отчитаться за выполненную работу и в силу этого способен всматриваться, вслушиваться, понимать и размышлять.

Однако следует сказать со всей определенностью – общественность проявляет столь же значительную, если еще не бóльшую неготовность к совместной работе с властью.

То, что власть стремится использовать все окружающее как свой ресурс, не удивительно. Такова ее природа, пока она не преображена верой и культурой. Никуда не годится другое – то, что общественность позволяет это с собой делать, не удерживает дистанцию в своих отношениях с властью, не сохраняет столь необходимую автономию, зависает в крайних положениях маятника – либо сервильность, искательная готовность обслуживать все похотения власти, либо неконструктивная оппозиционность.

Важно и другое. Почти не используется общественностью и даже не осваивается ею тот операционный язык, на котором работают власть и бизнес. Бывает так, что общественности гораздо легче разработать серьезную концепцию, чем написать и продвинуть простую смету или проект приказа.

В заключение скажу следующее.

Большая заслуга церковной общественности состоит в том, что связанные с нашими святынями сюжеты прочно вошли в государственную повестку дня. За это пришлось побороться. Но в чем состоят задачи общественности сегодня, на следующем этапе, когда это вхождение уже состоялось?

Думается, если общественная повестка дня начнет отставать от государственной и не будет полно и трезво учитывать новых реалий, то ущерб потерпит не одна лишь общественность, но и государственная власть, и церковное дело. Так что заглядывать вперед лишь на один этап в настоящее время уже недостаточно. Наверное, опережающее формирование общественной повестки дня в церковном и околоцерковном пространстве должно стать предметом отдельной сосредоточенной работы.

И еще. Слишком сильна и длительна в нашем нынешнем государстве и нашем нынешнем светском обществе традиция отпадения от святыни, чтобы они вылечились без помощи Церкви. Но благодатной силе Церкви будет очень сложно прийти на помощь государству и светскому обществу, если сама Церковь, точнее, церковная иерархия, продолжит напитываться от государства его духом – духом власти от мира сего. Видимо, все должно быть совсем иначе.

Эти слова ни в коей мере не означают призыва к каким бы то ни было быстрым переменам в складывающейся практике взаимодействия государственных и церковных властей. Избави Бог...

Выздоровление может быть только постепенным. И только дух мирен, который завещал нам стяжать батюшка Серафим, способен помочь нашим общим немощам.

«Тяготы друг друга носите, и так исполните Закон Христов» (Гал, 6,2).

Но как найти в себе силы для исполнения этого апостольского завета...