Валерий Левановский

Поспели вишни...

Поспели вишни в саду у дяди Вани Ёшкина. Огромные, как сам дядя Ваня. И круглые, как тетя Маня Ёшкина. А что толку? Багровые тучки нависли над каждым хозяйским двором городка: «Куды девать?»

День простояли на базаре, другой – только ведро за бесценок и продали.

А тут гости из Москвы нагрянули: брат дяди Вани – Павел с сыном Антоном. Не до базара стало – то за стол сесть, то могилки родных навестить, то на рыбалку...

Осталась при ведрах на базаре одна дочка дяди Вани и тети Мани – Антонина (назвали в честь двоюродного братишки, что на неделю раньше родился. Красиво получилось: Антон и Антонина). Да какой из нее купец? Совсем торговля замерла. И девчонку жалко – постой, попарься без толку на жаре...

А гости:

– Бог ты мой, какое богатство!

Как издеваются.

О том им и сказали.

– Торговать не умеете, – отпарировали гости. – Реклама нужна.

– Какая, к черту, реклама, – возмутился дядя Ваня, – если затоваривание! Мы ж не Москва...

– Не Москва, – согласились гости. – Но реклама, она и в Африке реклама.

– Тогда сами и торгуйте! – сказала тетя Маня.

– А что? – согласились гости. – Если доверяете...

– Доверяем! – в один голос сказали местные Ёшкины.

– Тогда торгуем, – ответили Ёшкина из Москвы. – Компьютер только нужен...

– Это еще зачем? – не поняли дядя Ваня, тетя Маня и Антонина.

– Так ведь век-то какой на дворе? – спросили москвичи и сами ответили: – Компьютерный! Без компьютера никак нельзя.

Нашли таковой у соседей. Попросили на день-другой. Те не отказали – уважили столичных гостей.

И что? Утром у ведер, всклень наполненных отборными ягодами, красовалась стойка с надписью: «АНТОН и АНТОНИНА. Районированная целебная вишня». Далее мелким шрифтом следовало описание всех мыслимых и немыслимых достоинств ягод со двора Ёшкиных. Рядом стояли сами Антон с Антониной в одинаковых ярко-зеленых бейсболках и белоснежных перчатках – жарковато, но игра свеч стоила.

– Это что, вроде антоновских яблок? – полюбопытствовал первый же покупатель – хитроватого вида старичок в очках и шляпе и с огромным ведром в руках.

– Лучше, – твердо ответил Антон. – Учтен опыт выведения районированных сортов ягод и фруктов со всеми вытекающими. Обращено особое внимание на целебность сорта. Здесь все написано, – и показал на стойку.

Старичок, поправив очки на носу, наклонился к стойке:

– И гипертонию лечит?

– Нормализует артериальное давление, – уточнил Антон. – Особенно в свежем виде.

– Ну-ну, – не очень уверенно сказал старичок. – И сколько это удовольствие стоит?

Антон назвал цену.

Старичок даже снял очки:

– Мил человек, да это же грабеж!

– Здоровье дороже, не мне вам объяснять. Лекарства тоже...

– Тут ты прав, сынок, – замялся старичок. – Но все же дорого... Рядом вон почти в два раза дешевле.

– Значит, покупайте рядом, если вас устраивает. А наша цена – это наша цена. Единственное, что могу предложить – десятипроцентную скидку как ветерану.

– Вот с этого и надо было начинать... Ведра только у вас мелковатые.

– Стандартные.

– У меня тоже.

– Но стандарт другой... Конский.

– Э-э, мил человек, – расплылся в улыбке дедок, – ты еще настоящего конского ведра не видел. Это ведро так ведро! Не то что нынешние... Вываливай.

Антон пересыпал ягоды в ведро дедка. Оно, конечно же, осталось далеко незаполненным. Антон нашелся и тут:

– И как первому покупателю добавляю вам от фирмы килограмм вишен, – и сыпанул в ведро деда три пригоршни ягод.

– А что за фирма такая? – опять полюбопытствовал старичок.

– Антон и Антонина. У нас всё фирменное...

– Это хорошо, – остался доволен покупатель. – Современно. Дорого только...

– Так ведь фирменное!

– И то верно... А точно лечит?

– Нормализует.

– Молодец. Правильно говоришь. Лечат лекарства, а это вроде бы как добавка... Поди, и компот целебный?

– Целебный. Но на зиму можно и заморозить. В морозилке. Другое рабочее название у сорта: зимняя вишня...

– Это я уже где-то слыхал... Заморозим. Слава Богу, морозилка у нас с бабкой есть. Ну, молодежь, пока...

Ушел, заметно припадая на одну ногу под тяжестью ведра.

Антонина тем временем уже объяснялась с другой покупательницей, повторяя слово в слово сказанное Антоном. Ей было неловко, отчего щеки ее то розовели, то бледнели, но это только украшало прелестно-юное лицо. Красивой девушкой была.

Видным парнем был и Антон – высоким, подтянутым, мускулистым. Верховой ездой занимался. Так что насчет конских ведер был осведомлен, как был осведомлен и во многом другом – москвич!

И смотрелись они рядом на загляденье. Похоже, не столько стойка с рекламой привлекала покупателей, сколько они сами. Приятно было пообщаться с бойким молодым человеком и его напарницей. Народ и общался.

– А кто он тебе будет? – тихонько спрашивали многочисленные знакомые, незаметно кивая в сторону Антона.

– Брат.

– Который из Москвы?

– Из Москвы.

– Красивый парень.

– Красивый...

Спрашивали и про вишню. Но уже как-то мимоходом... Даже завышенная цена не смущала. Ягоды у Ёшкиных действительно были крупными, ровными, налитыми. И часа не прошло, как разошлись. Кому не хватило – прикупили у ближайших соседей по прилавку. Так что сошла на нет и было возникшая зависть конкурентов...

– Тут главное что? – поучал брат, когда они шли с пустыми ведрами и стойкой обратно домой. – Пнем не торчать. Люди любят новое и яркое. А любят – возьмите...

– Но врать-то нехорошо... – отвечала Антонина.

– А кто врет? – не соглашался Антон. – Ваши ягоды и в самом деле целебные. Это мне еще отец говорил. И районированные. Из поместья Карамзина. Только выведутся они у вас скоро...

– Почему?

– Двор отростками зарос... Надо бы почистить.

– У папки руки не доходят. Двор-то у нас сам видишь – огромный...

– Сделаем.

– Что?

– Очистим.

– Как?

– Сама подумай...

Антонина подумала.

На следующее утро рядом с ведрами и рекламной стойкой зеленел рядок саженцев. Цена была божеская – был риск при ранней пересадке недобрать принявшиеся вишневые хлыстики.

– Лучше брать сразу с участка, – рекомендовал покупателям Антон и вручал отпечатанный на принтере адрес Ёшкиных. – Только поспешите. Спрос большой.

Большой не большой, но к концу недели двор Ёшкиных очистился от вишняка. Чуть было матерые кусты в расход не пошли. Но здесь дядя Ваня с тетей Маней грудью на защиту встали: все, мол, баста. Самим такая ягода нужна.

Дядя Павел заходился от смеха, наблюдая такую картину:

– Ёшкина-мать, что делает реклама, что делает!.. – и любовался сыном с племянницей, шустро добиравшими последние вишни с кустов – завтра отбывали в Москву. Наступала пора вступительных экзаменов в университет.

Денег должно было хватить.

С лихвой.

Борис Овсянников

Катапульта

Февралик наш – человек молчаливый, немногословный. У него голова постоянно занята изобретательским сумбуром, сумятицей и неразберихой. Но тут как-то он разговорился, вспомнил деда своего покойного и рассказал о нем историю занимательную, но вполне правдоподобную.

– У нас в роду тяга к изобретательству наследственная. И бабка была с божьей искрой: у нее в доме все работой были заняты: собаки и те посуду мыли. А дед, дай Бог царство небесное душе его, прирожденным изобретателем был: всякую свободную минуту или гвоздем, или долотом дыры в стенах да в полу вертел и проколачивал. Поэтому дом у них походил на большое решето. Звали его Никитой, и он прямо-таки помешался на изобретении и устройстве катапульт. Всякая мышь, вылезшая в проверченную дедом дыру, неожиданно взлетала к потолку, безжалостно вскинутая слепой силой согнутых лучинок. Свои куры в огород носа не показывали, а если, случалось, чужая проникала в запретную зону, то в самом скором времени с шумом выбрасывалась за изгородь замаскированной под кормушку катапультой. После подобной встряски соседские куры не только в дедов огород дорогу навеки забывали, но и в собственный курятник не всегда ее находили. Но самое значимое изобретение, по мнению деда, было сделано им в начале его творческого пути и имевшее годы спустя решающее значение в исходе Отечественной войны. Но приоритет изобретения, вольно или невольно, присвоило одно конструкторское бюро, связанное с танкостроением. Впрочем, мысли великих людей сходятся: не исключено, что озарение о скручивании упругого материала, способного воспринимать и гасить вертикальные колебания многотонной махины, пришло в головы самих работников бюро и получило название торсионной подвески, заменившей ненадежные и громоздкие танковые рессоры. Одно верно: дед стоял у истока изобретения, хотя он не гасил энергию скручиванием, а освобождал скрученную.

В те далекие годы страна жила с дерзновенным лозунгом: «Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех». И летали, но в то же время изможденные тяжкой работой и худым провиантом бабёнки в старых корытах кое-как вытаскивали с фермы навоз и сваливали тут же за стеной строения. А когда март месяц перевалил за половину, стало подтаивать, всё это безобразие поплыло назад, на скотный двор. Такая картина, со слов председателя, типичного демагога тех времен, являлась подспорьем недремлющему классовому врагу, поэтому навозные кучи следовало убрать в течение недели. Мало того, разгневанный руководитель объявил предстоящие работы правительственным заданием, а идти против правительства в те времена – дело заведомо гиблое. Вот в этот критический момент дед мой, он тогда молод был и звался Никиткой, вызвался единолично очистить территорию в указанный срок. Он, как умел, объяснил председателю задуманную машину. В сбивчивых, сумбурных технических обоснованиях основными его терминами являлись: «дрын, оглобля, слега, бревно, заусенция, шкворень». Руководителю идея приглянулась, и он предложил новатору, не мешкая, делать серию катапульт, наставить их чередой до самых полей и без проволочек кидать навоз до самых полей, где ему и место. Не имея понятия ни о баллистике, ни об аэродинамике, но интуитивно чувствуя правоту своих рассуждений, дед отверг амбициозные планы начальства.

– Этого нам не разрешат, – охладил пыл председателя изобретатель.

– Почему?

– А потому, что у каждой катапульты блиндаж для обслуживающего персонала строить надобно. Кто ж нам столько леса даст? То, что летит без крыльев, должно лететь быстро, иначе упадет раньше времени, а летящая со скоростью снаряда навозная куча не менее опасна, чем сам снаряд.

Через два дня состоялся торжественный пуск навозной катапульты. При стечении свободных от неотложных дел людей и вездесущей ребятни. На столь знаковое событие явился председатель, обутый в белые бурки и, как всегда, с портфелем под мышкой. Сопровождал председателя его подросток-сын, которому отец время от времени, как бы мимоходом, говаривал:

– Чем шляться без дела, сидел бы дома да учил историю партии...

Осмотрел председатель агрегат, готовый к действию. Как всё гениальное, он был прост, будто облупленное яйцо. Четырехугольная рама из бревен. На одном конце, поперек рамы, наглухо прилажен березовый, кривой, похожий на большую деревянную ручку дрын. Он-то и являлся главной деталью агрегата и был прообразом торсиона, позволяющего нынешним танкостроителям выпускать «летающие» танки. К этому кривому дрыну под прямым углом присобачены две оглобли, на концах коих сколочена площадка в виде примитивного банного ковша. Взводилась машина в боевое положение воротом, а роль спускового крючка играл дрын малого размера, просунутый в продолбленную в станине дыру.

По поводу ввода в действие необычной машины следовало сказать речь. А речи говорят не в навозной луже стоя, но с мест возвышенных. Председателю помогли подняться в ковш. С видом завоевателя он оглядел окрестность: прямо перед ним, метрах в десяти, фронтом к оратору, чернела куртина черемушника, далее, как раньше писали классики, на расстоянии полета стрелы, тянулся глубокий овраг, в который Никита обещал перекидывать своим изобретением, с глаз долой, навозные кучи.

В начале своей речи председатель, как и должно быть, заклеймил капиталистов:

– Эти капиталисты, будь они трижды прокляты, палец о палец не ударят для облегчения труда своих угнетенных рабочих. У нас, в свободной стране, всякому открыта дорога к творчеству, и доказательством тому служит вот эта катапульта, изобретенная и построенная малограмотным, но по уму сообразительнее любого капиталиста, простым колхозником Никиткой. Раскрепощенный
человек, раскрепостивший дремлющие в березовом бревне силы, способен достичь небывалых творческих высот, а отсюда вывод: самой историей нам суждено летать выше всех, быстрее всех и дальше всех!

Тут возле катапульты началась ребячья потасовка. Кто-то из детей, воспользовавшись толчеей, дал тычка председателеву сыну. Тот, желая отомстить обидчику, избрал оружием мщения дрын, торчащий сбоку агрегата. Выдернув чеку, малолетний знаток партийной истории одномоментно освободил массу энергии, затраченную на скручивание березовой загогулины. Раздался глухой щелчок, и оратор, мелькнув в весенней синеве белыми бурками, полетел в черемуховые заросли.

Конечно, деду повезло, что председатель оказался тяжелее допустимой для кидания навозной кучи. Да и стрельнул родителем собственный отпрыск, иначе идти бы деду по этапу. Но с другой стороны, трагическое происшествие отбило у него охоту к масштабным изобретениям. Машину его сломали, а ведь как знать, работай он дальше в этом направлении, может быть, и космонавтика пошла не по пути, указанному Циолковским, а лет на тридцать раньше стали бы космонавтов на орбиту закидывать катапультой деда Никиты.