* * *

Большая жёлтая луна

над миром сладостно повисла.

Что ей до нас? А нам до дна

её неведомого смысла.

Но всякий раз, в который раз, –

ах, повторений бесконечность, –

мы на неё (она на нас!)

глядим – и попадаем в вечность.

* * *

Страсти гложут человека,

никуда от них ни деться,

просто – как от чебурека

откусить. И дай наесться!

Страсти гложут. Мысли давят.

В сердце кровь стучит неровно.

Кто в бою себя прославит,

победив себя, родного?..

Кто поднимет эту ношу,

не боясь ни мглы, ни тягот, –

тот погладит, как порошу,

серебро небесных ягод...

* * *

Всё просто, проще нет, –

отдай свою мечту

за незнакомый след,

за слово на лету,

за мимолетный взгляд,

за сладострастный вскрик,

за самый сладкий яд,

за самый скользкий блик...

Аутотренинг

Ты спокоен?

Я спокоен.

Я спокойнее спокойных

и достойнее достойных...

Ты достойнее кого?..

Самого себя, конечно.

И успешнее успешных

и прекраснее всего...

* * *

«Спи, мое солнышко! Это хорошо.

Ночью спать положено нашим малышам...»

«Разве солнце маленькое?..»

«Стало малышом,

теплым одеяльцем, чтоб согреть тебя...»

* * *

Я просто устал и хочу отдохнуть,

хочу полежать на кровати чуть-чуть,

хочу помечтать о поездке в Карпаты,

где были с тобой мы, как в сказке, когда-то.

Лет двадцать прошло, а быть может, и больше.

Там горы всё те же. Идти только дольше...

* * *

Украина, дивная дивчина!

Где найти достойного мужчину?

Русский – пьянь, разбойник, не богатый...

Впрочем, у него покруче хата

да и виды есть на урожай.

Европеец – сноб, не засылает сватов,

ты ему на пробу честь отдай.

А американец – парень бравый,

так и норовит зажать в углу,

ничего, что черный и кудрявый,

но, глядишь, посадит на иглу.

Нет уж, дудки, – говорит дивчина, –

лучше выйду замуж за грузина...

* * *

Мы живем на севере,

в сумрачной стране,

где пейзажи серые

в снежной седине.

Северным сиянием

не осенены,

солнца подаяния

редко суждены.

До чего печальные

наши времена,

как слова прощальные,

как сама страна.

Поэту N

Ты разбил голову, пробивая стены лбом.

Окреп твой голос, обретая поэтическое имя.

Лучше умереть на кресте, чем жить рабом.

Мертвые сраму не имут.

А еще лучше по-православному жить,

одолеть ворога и добрым прослыть человеком...

Твои простые слова хочется повторить

многократным эхом.

* * *

Нет, ничем я не огорчён,

ни удавкой, ни калачом.

Как-нибудь всё перетолчём.

Остальное мне – нипочём.

Нет, никем я не обольщён,

ни халдеем, ни палачом.

Как-нибудь поживём ещё.

Как-нибудь всё перетолчём.

Даже если коса на камень –

и пускай!

Раззудись плечо!

Всё равно мне всё нипочём.

Нет, ничем я не огорчён.

* * *

Бесстыжая стужа по лужам прошла босиком,

и лужи застыли, покрылись окрепшим ледком,

слежавшийся снег захрустел, как стеклянная вата, –

апрель – не апрель, а без валенок холодновато.

Но всё же небес воссияло лазурное знамя,

как будто мечта ноября, наконец, воплотилась над нами.

И так хорошо, так светло, не смотря на сугробы и холод,

что хочется петь и смеяться, как будто ты заново молод,

как будто наивна душа, а кровь горяча и кипуча, –

и жизнь до того хороша, что снег не пугает скрипучий.