Сколько в России православных?

Известный церковный публицист диакон Андрей Кураев утверждает, что в России истинных православных 3–4%. Подсчитывает он, как это было принято до революции, по числу причащающихся в Великий Четверг. Можно с ним согласиться – так оно. Однако можно ему и возразить, и в этом случае тоже будет сермяжная правда –  времена на дворе другие, давайте-ка лучше считать: сколько в процентном соотношении младенцев крещеных и некрещеных? к какому количеству покойников приглашают священника на отпевание? каково число родителей, желающих, чтобы их детей обучали «православной культуре»? и т.д. А таких «православных» наберется процентов семьдесят.

Диакон Андрей несомненно знает, что истинно верующих всегда было маловато, хотя и больше, чем теперь, а вот приверженных церкви (посещающих воскресные и праздничные службы и от случая к случаю причащающихся) значительно больше. Вычитал я в свое время в мемуарах такой факт: после отречения царя процентов восемьдесят солдат перестали молиться. Вот она, зависимость народа от своей «головы» – власти, интеллигенции. А теперь еще одна сила вмешалась, вернее, разрослась до вселенских масштабов: «информация» во главе с телевидением (к этому относятся и так называемая «массовая культура», и интернет). Знают ли нынешние власть и интеллигенция беды и заботы народные, угадывают ли чаянья – большой вопрос. А про телевидение и говорить нечего, ведь там сегодня не случайно боятся «русского фашизма», толкуя любое проявление не предполагавшейся ими силы как фашистское. А про сатанинские их, «отвязанные» прыжки и ужимки – кто уж только не писал.

 Трудно ныне веровать в Бога. И не одаренному духовно (семью талантами вместо одного), обыкновенному человеку трудно прийти в церковь. Многие тянулись в надежде, что Господь поможет с решением их личных житейских вопросов (вернуть мужа, направить неразумное великовозрастное дитятко и т.д.), но не получив желаемого, отходили от церкви. Как-то все это выглядело по-советски – пришел в партком и нажаловался... Эх, что говорить о других, и сам я топтался на пороге церкви, а если и вошел внутрь, то место мне далеко не в первых рядах. И не гордыня во мне говорит, а трезвое понимание, что еще от многих мирских болезней излечиться не смог, не сумел преобразиться из ветхого человека в нового. Но кое-что забрезжило впереди, и с неофитским дерзновением делюсь. Особенно тороплюсь поделиться открывшимся, когда есть на кого опереться. Вот и сейчас призываю в помощь светлый ум незабвенного Вадима Кожинова: «В свое время человек малым ребенком входил вместе со своей семьей и соседями в храм, вбирал в себя религиозность как органическую часть, как одну из сторон общего и своего собственного бытия, и ему даже не могло прийти в голову «отделить» от цельности бытия свое субъективное переживание религии и анализировать это переживание.

Ныне же такое «отделение» в той или иной мере неизбежно, что обусловлено, как уже говорилось, не большей, в сравнении с отцами и дедами, «образованностью» (именно этим нередко пытаются объяснить утрату религиозности), а существенным изменением самого строения душ (в первую очередь из-за влияния «информации». – Прим. авторов), для которых собственное сознание становится объектом осмысления и оценки. А осмысление и оценка основ религиозного сознания – это поистине труднейшая и сложнейшая задача...» (См. В. Кожинов. Россия. Век ХХ-й (1901–1939). М.: «Алгоритм», 2001. Стр.14–16.)

Далее В. Кожинов утверждает, что осмысление веры «под силу только богато одаренным и высокообразованным людям» и приводит в качестве примера всемирно известного философа М. Бахтина, которого хорошо знал. Пример, на мой взгляд, не самый удачный, потому что Михаил Михайлович и воспитан был в православных традициях, и духовно одарен (что видно уже по его ранним работам), и, конечно, мог «прийти» к вере в любых условиях (сам утверждал, что любой подлинно великий разум – религиозен). Не слишком ли высоко поднимает планку В.Кожинов, а вслед за ним и диакон А.Кураев для нынешнего «истинного» православного? Уже поговаривают, что православие превращается в секту высокообразованных интеллектуалов. Сам отец Андрей в передаче на канале «Культура» недвусмысленно подвел своих собеседников к этому выводу. И вообще, складывающаяся ситуация тревожит. С одной стороны, «хоругвеносец» Л.Симанович и иже с ним с провокационными идеями типа причисления к лику святых Ивана Грозного, а с другой – возникает «баррикада» – прибежище для интеллектуалов. Да, «кучкование» свойственно нашему времени и почти каждое такое объединение считает себя «могучей кучкой».

Так для кого же сегодняшнее Православие? Для интеллектуалов или для «люмпенов»? Ответ на поверхности – место среди апостолов нашлось и рыбаку, и мытарю... Вспомним, что учениками Христа были и сотник, и «чиновник» Никодим, и даже Мария Магдалина... Конечно, это прописные истины, но такое уж у нас странное время на дворе, что ничему не удивляешься, даже стиранию из памяти самых обычных вещей, которые приходится напоминать и которые воспринимаются часто в качестве совершенно новых.

 А проблема все та же: «жатвы много, а делателей мало». Я уверен, что все-таки не 3–4% «истинных» православных среди населения России, а больше. Верующие-то у нас практически все, только верят кто во что горазд, но существование «чего-то высшего» признает значительное большинство. Кто-то уже попался в тенета замаскированной бесовщины, кто-то на пути к тому. И все же у подавляющего числа обыкновенных нормальных людей жива еще надежда на спасение (пусть в самой глубине души-христианки) и потому крестят детей, и потому отпевают умерших близких. Перед лицом смерти частенько слетает пелена с глаз, и люди видят «истинную цену жизни». Каждому человеку дан талант (шанс) и не стоит зарывать его в землю, не стоит отказываться от великого дара ради сомнительных удовольствий. И не надо думать, что спасутся только «жаждущие правды», спасутся и «чистые сердцем», и «милостивые», и наделенные другими дарами.

Пришел к нам недавно батюшка со своим учеником – скорым выпускником духовного училища. Ученик грамотный, начитанный, интересно с ним беседовать, сетует, что пошлют на приход в деревню, на что, мол, жить, семью содержать, коли соберутся в церквушке пятнадцать старушек и два старичка. Какой с них доход? С одной стороны, верно, и священнику надо на что-то жить. Кое-кто из священников на иномарках по городу летает, а кому-то перебиваться с хлеба на квас приходится. Я – ему: для того, чтобы жить в достатке, поработать надо, паству взрастить. Он так скептически оглядывается по сторонам – сам, дескать, живешь неплохо, а другим не велишь. И тут же мне вспомнился еще один молодой человек, приходил, будучи еще студентом, о работе хлопотать. Давай, говорю, помогу тебе сторожем устроиться. «А чего это я почти с высшим образованием в сторожа пойду?» – отвечает. Из моего поколения многие подрабатывали в студенческие годы (каких-то двадцать лет назад). Кто сторожем, кто дворником, я – грузчиком...

Мой приятель, бывший военный летчик, комиссованный по здоровью, лет пять назад был рукоположен в священство. По своему желанию из богатого городского прихода переехал в захудалый райцентр с пятью тысячами жителей. Начал отстраивать храм, обживаться. Спрашивал у него года три тому: народ-то ходит в церковь? Понурился: мало. Недавно встречаемся на мероприятии. Отстроился, рассказывает: внутренней отделкой занимаюсь. Жаль, церковь маловата размером, надо было пошире затевать. Значит, спрашиваю, пошел народ-то? Пошел, рассказывает, пошел родимый, на праздники не протолкнуться. Мало, правда, что понимают еще из службы, главы, к примеру, оглашенные, говорю, преклоните. Они все и сгибаются пополам. Так ты бы им объяснил, что оглашенные – значит «некрещеные», я  – ему. А он мне: я им и объясняю. Человек пять уже головы не преклоняют...

О спасении России

Знакомая матушка приехала из Москвы, где побывала у своего духовного отца, известного старца. Подвижник этот весьма преклонных лет, болеет и принял ее буквально «на минуточку». Кроме прочего, передала матушка грустные слова старца: не воспрянет Россия, потому что народ не хочет.

Тема горячая и животрепещущая, и стали мы сразу об этом говорить. Как же так – не воспрянет?..  А  не воспрянет потому, сказала матушка, что никто себя спасать не желает, а желает обо всем мире плакать и переживать, и это получается намного легче. К ней на курсы в епархиальное управление по двести человек ежегодно записываются, садиться некуда. Потом ряды начинают редеть. Люди как будто чего-то иного ждут от Православия. Чтоб в церкви, как у экстрасенсов, «благоприятные» дни подсказывали, чтоб четкую «методику спасения» дали, чтоб гарантировали «безопасность и защиту»...  А все, оказывается, неопределенно: будешь созидать всю жизнь, а созиждешь ли... И кругом опасности: на духовный пригорок какой взберешься – так с него еще больней упасть можно. Молиться? Трудно ужасно. Ну, слова еще так-сяк произнесешь, а вот в сердце-то ее как поместить – молитву?.. Как сокровенному, внутреннему деланию научиться?.. Ведь все это требует долгих и трудных лет жизни, и скажем прямо, всей жизни вообще. А все мы, новоначальные, сразу результата жаждем. Чтоб сегодня – в церковь пошел, а завтра – уже свят и учить можно. Вот когда даже малое делание попробуешь не теоретически, а практически, то ощущаешь – сколько поистине гигантских усилий нужно приложить, чтоб просто читать утреннее и вечернее правило. И уже тут – такое тщеславие махровое расцветет, что все прочие плоды того и гляди – погубит. Лишь постепенно приучаешься видеть, что столь высоко ценимая тобою самим молитва – есть, за исключением редчайших мигов, голое фарисейство и сотрясение воздуха. А где ж покаяние тогда? И начало ему не положено... Зато гибельного самодовольства – в избытке.

А Россию очень жалко. И душа кровоточит глядеть на шипы и язвы, на бедность, воровство и растление, на слезно-трогательные остатки великодушия и веры... И никто не отнимает у нас возможности постоянного, твердого, осознанного труда с теми, кто за нее. Но нельзя бороться за любимую Родину, не борясь за себя самого. Как ни парадоксально – душа важней даже Родины, она – вечная, а этот мир – «прейдет». Не прейдет только то, что обожено, преображено светом святости, и такая Россия уже есть у Господа. Но очутиться в ней ветхим, не в брачной одежде, невозможно. А потому приходится браться за себя, во-первых, а за глобальные и благородные проекты – во-вторых. Прямо сегодня вечером открывать молитвенник и по этому церковному букварю учиться грамоте. И завтра утром тоже. А вечером – снова, и послезавтра – опять. Но завтра еще не наступило, и потому о завтра можно не думать. Есть только сегодня. И если ты не хочешь спасения для себя, то ничего не говори о спасении Родины.

Вера чревата крестом

По мере чтения книги, повествующей о мучениках и исповедниках только что завершившегося двадцатого века, зрело во мне некоторое недоумение, выразившееся в простом вопросе: почему? Почему одни сумели претерпеть воистину страшные лишения, муки, не дрогнули перед оскалом смерти, а другие – сломались, отреклись, пожелали избежать. Вот вроде одинаковые судьбы: сельские батюшки, примерно одного возраста и – поди ж ты! Один – освятился, другой – предал. Но как возможно было вынести муки? Ведь знали же, что за всякое слово поперек, да, впрочем, и без слова – будет расстрел.

Ну, положим, человек в здравом уме, всю жизнь на белое говорил «белое», а тут нужно сказать «черное». Очень многие люди не могли перед своей собственной совестью оказаться умалишенными. А другие смогли. Почему? Не постигаю. Каким таинственным путем дает Господь силы одним и отнимает у других? Своей-то силой, понятно, ничего не выдержишь. Вот – обыкновенный мирянин, что-то сказал против закрытия храма. Расстрелян. Вот батюшка из провинциальной глуши, многодетный. Дважды арестован (после ареста и выхода вновь служил), расстрелян. Не готовились они быть исповедниками! Не брали на себя ноши не по силам, не стремились к мученичеству. Вышло оно как бы само собой. Дошли до черты, а тут выбор: белое – это белое или черным его назовешь. Самые простые люди, на взгляд многих и многих умников даже косные и невежественные, а путь их оказался к святости. Целый слой людей лег, целый пласт! Крепких людей, церковных. Вижу только совершившийся факт, но не постигаю и близко: как Господь перековал их из обыкновенных в святые... Может, и в картишки игрывали, детишек баловали, помаленьку чревоугодничали, беседовали за чайком, огородики свои обихаживали, пчельники, и не правы бывали, и ближних обижали – наверняка ведь... Не по житию праведники, по смерти.

И вот когда обо всей этой массе людей помыслишь, приходит понимание: вера чревата крестом. Веруешь – готовься ко кресту. Поверх-
ностным твоим благочестием дело не обойдется. Нет! Сердце проверено будет. И более того, крест вообще является знаком истинности – и веры, и всякой любви. Чуть любовь настоящая, так и жертва, так и крест брезжит. Страшное это дело – любовь! Страшное это дело – вера!

Пишу эти размышления в мае. Только что отшумел День Победы. Давно думаю о том, почему так органично вписался в народную душу этот праздник. Конечно, никогда не бывало такой войны, никогда не гибло столько народу, никогда не совершалось столько подвигов, никогда еще не приносилась такая жертва. Но ведь прошло почти шестьдесят лет. Можно было б и подзабыть – в общем-то другое поколение населяет территорию в общем-то уже другой страны. Почему же Победа – это всегда такой апофеоз? Не знаю, верна ли моя мысль, но хочу ее предложить. Победа эта не столько прошлая, сколько – грядущая. И Победа эта имеет не частный, но абсолютный смысл. Народ наш, празднуя эту Победу, еще и еще раз присягает на верность Тому, чья она. Победа эта Христова. И в истории нашей так она промыслительно отразилась. Ведь любовь к Родине – это та самая, жертвенная любовь, когда надо «положить душу свою – за други своя»... Сколько мученичества принесено на алтарь Победы! За Родину, а значит –  за Христа.

Всей семьей смотрели в тот праздничный день фильм по повести Казакевича «Звезда». Дочка плакала, да и как не заплачешь? Юные солдаты погибли все, выполняя задание, ценой своей жизни добыв разведывательные сведения. Действительно – «гвозди бы делать из этих людей»! Как же крепки они были любовью и долгом перед Родиной, а значит и силой Христовой. Крест любви потребовал мученичества, и они – дали его, отдали себя.

И тут же – о себе: я-то как верую?.. И где мне?.. Измельчали мы и индивидуально, и как народ – в целом. Осудит нас даже не Господь, суда предков не выдержим... Потому что остался один, все подавляющий страх за себя. Но если повсюду страх – где же тогда вера? Где же тогда любовь?..

Слова на иконе 

Родительская дача – на самом берегу Днепра. Тут тебе и сосны, и песчаный берег, и веранда, увитая виноградом – отдыхай, утешайся теплом и изобилием плодов земных. Но – не до отдыха. В те самые, памятные августовские дни погибал атомоход «Курск». У соседа на флагштоке перед кирпичной «избушкой» – флаг военно-морского флота России. Это сын его на побывку приехал, теперь, правда, он в торговом флоте, но флаг – дело святое. Так и проводим отпуск – в центре «ридной неньки Украины», но под Андреевским стягом. С соседями делимся новостями, добытыми по транзистору, здесь, на даче, телевизора не имеется. И не естся, и не плавается, и не загорается... Все думы – там, в холодном море...

Много позже тех дней в кармане одного из погибших на «Курске» офицеров обнаружили записку, начинавшуюся словами: «Не надо отчаиваться!..» Удивительные эти, мужественные, отрадные слова прозвучали утешительно и светло на всю страну. Да, подводники получили укрепление душевное перед смертью. А от Кого оно исходило – очевидно.

Год спустя, тоже в августе, у нас, на территории Мордовии, в Санаксарском монастыре происходило прославление святого праведного Феодора Ушакова, легендарного адмирала, и отныне – покровителя моряков. Побывать в момент прославления в монастыре – не удалось. Лишь фотографии да телепередача рассказали о стечении народа, о пышном служении, о том, как покрыт был ковчег с мощами Андреевским стягом, как шли за ним моряки в высоких чинах и мальчики-юнги, как вдруг из-за облаков упал на ковчег солнечный луч...

Уже осенью в руки попала и с тех пор поселилась в доме небольшая бумажная иконка воина Феодора, с орденской лентой через плечо, с оружием и свитком, на котором – слова: «Не отчаивайтесь! Сии грозные бури обратятся к славе России».

«Не отчаивайтесь!», а через двести с лишним лет снова во всеуслышанье: «Не надо отчаиваться!» Все вздрогнуло, отозвалось в душе: так вот они, эти посмертные слова, повторенные почти буквально, теперь – увенчавшие икону. Нет напрасного мужества и напрасных жертв. Не будем отчаиваться – с нами Бог!

Снова о чудесах 

Недавно попала в руки книга митрополита Вениамина (Федченкова) о чудесах. Сколько невыдуманных историй собрал он за свою жизнь! Посвящена книга проявлениям потусторонних стихий преимущественно со светлой стороны. Почему я это оговариваю, прояснится чуть позже.

Не успел я эту замечательную книгу дочитать, как выдалась поездка в деревню, где предстояло встретиться с дальним родственником и его приятелем для совместной рыбалки.

Половили рыбу мы с относительным успехом, возвращаемся через вечереющий лес, уже залитый непроглядной тьмой. Лишь очертания бурелома вдоль дороги. На самой же дороге довольно светло. По обочине – то тут, то там мелькают фосфорно-зеленые точки светлячков.

– Страшновато, – признался или пошутил родственник, двухметровый и стодвадцатикилограммовый здоровяк.

– Первый раз светляков вижу, – сообщил его приятель. – Я думал, судя по учебникам, они на юге водятся. – Вот ему явно не было страшно. Да и что может напугать человека с профессией судмедэксперта? Всякого на работе насмотрелся.

– Ну, этот лес – ерунда, – включился в беседу я. – Что тут может быть страшного? Вот километрах в десяти отсюда, за железной дорогой, есть лесок, верней, старые посадки... Там страшно. Такой ужас однажды пережил, причем не ночью, а днем.

– Расскажи, – в два голоса запросили мои спутники.

– Нет уж. Еще убежите от меня... Придем домой и расскажу.

Мне действительно не хотелось воскрешать в памяти тот, мягко говоря, удивительный эпизод из моей жизни. Я его редко вспоминал и почти никому не рассказывал, хотя в одной из наших совместных с супругой повестей он отражен, в несколько ином контексте, конечно.

Дома (у нас в деревне дом-дача и там летом проживает моя мама) поужинали плотно, выпили простокваши и на боковую. Родственник с приятелем опять ко мне цепляются: расскажи да расскажи про случай в посадках.

– История, – начал я, – простая. Отправились мы всей семьей прогуляться: я, дочка и жена. До того леска минут сорок пехом. Там елки, березы кой-где вперемешку... Чуть ближе, по дороге, молодой березнячок с земляникой. Наклáнялись ягоде, решили в том леске грибов поискать и отдохнуть. Место подходящее, с полянками. Девчонки мои подстелили скатерку, уселись на бревнышке, стали снедь доставать, а я отправился по окрестностям в поисках грибов. Вдруг мои бегут. Бледные, испуганные. «Там, там!..» «Чего там?» – спрашиваю. «Дерево трясется!..» Даже вещи на месте оставили. «Может, запутался кто в ветвях? – говорю. – Или какой грибник озорует?» «Нет, трясется сильно!.. Без причины. Сам посмотри!» Ладно. Я – тесак наперевес и на поляну. Тихо там. Собрал вещички. Ничего, никого. Вдруг метрах в пяти от меня дерево молодое, осинка, кажется, трястись начинает. Да так сильно, как будто его лихорадит. А вокруг – тихо, спокойно. Ни ветерочка... Я – к дереву. Коза – думаю, – запуталась. Из деревни сбежала с веревкой оборвавшейся, а здесь запуталась. Подошел близко. Ствол вижу и вокруг – ничегошеньки. Дерево еще сильней дрожит. С таким неприятным шорохом. Стало мне тут жутко, отошел я. Ну, – думаю, – мало ли что, может, привязали неизвестные шутники веревку к макушке или леску... Не обследовал же! Но лучше уйти по добру, по здорову. Зову своих девчонок: пойдемте в другом месте посидим, отдохнем. Что тут, места мало? Отыскали еще одну подходящую полянку. Только вещи положили, метрах в пяти-семи дерево начинает дрожать... Березка!.. Вокруг тишина, а она трясется. Мы – ноги в руки и бегом на просеку. Уже на опушке оглядываюсь, опять неподалеку дерево начинает трястись... Вот так. Лет пять потом этот лес стороной обходили.

– Н-да... А чем это объяснить?

– Я лично ничем объяснить не могу, – отвечаю. – И никогда не слышал о чем-либо подобном. И рассказываю об этом редко. Неохота.

– Вот и я о своем почти не рассказываю, – сообщает судмедэксперт. – Не верят.

– Пока сам не столкнешься – не веришь. Расскажи.

Тут и выяснилось, что наш молодой еще совсем приятель с такой суровой профессией имел в личном запасе не одну сверхъестественную историю.

– Впервые, наверно, классе в шестом случилось. Мать – на работе. Я сижу на кухне, перекусываю и учебник читаю. Набегался после школы, а уроки, как всегда, на ходу. Слышу – в зале хрусталь звенит. Тоненько так. Что такое? Там у нас сервант, а в нем – посуда. Вхожу в комнату, сервант – не шелохнется, а хрусталь звенит. Жутко мне стало. Решил: пойду на улице погуляю до прихода матери. В коридор вышел, к вешалке, и вдруг мое пальто вместе с шарфом поднимается и передо мной на пол падает. Я одёжу схватил и за дверь, – он помолчал. – И такое творилось несколько дней подряд. Матери рассказываю, а она не верит. Неделю, наверно, продолжалось, пока перед самой матерью пальто не поднялось и на пол не рухнуло...

– Полтергейст. Священника надо приглашать, квартиру освящать.

– Вот мы и освятили. У нас же церковь в райцентре. И точно – сразу всё прекратилось. Через два года, правда, еще раз пришлось освящать. Болел я сильно. Температура поднималась и поднималась. Под сорок, наверно. Неделю лежу, ничего не помогает. И вот однажды то ли сплю, то ли дремлю. Вдруг чувствую: грудь сдавило – не продохнуть. И так давит, вот прям не могу... Нет дыхания! Тяжело! К счастью, надо мной бра висело. Дотянулся, свет включил. Сразу отпустило. И комок какой-то серый с груди моей под кровать юркнул. На следующий день священника пригласили. Опять квартиру освятили. И температура прошла. Доброхоты говорили, будто я домового обидел. Чем только? Не знаю...

– В церковь надо ходить, – вмешался я, – единственное лекарство от всех напастей.

– Ходил я в детстве, – сообщил судмедэксперт, – и мать тоже ходила после тех случаев. Да еще черта я видел...

– Это и я видел, и не одного, – подал голос из темноты родственник.

– Зеленых, небось? – предположил я. – Не инопланетян?

– Все это классика, и про чертей, и про домовых, – не унимался родственник. – Вот про деревья я ничего подобного не слышал.

– Классика!.. Думают – байки. И вовсе не зеленого... – обиделся судмедэксперт. – Но расскажу про другое... Чтоб уж ночью чертями не пугать. Служил я на Северном Урале. Часть стояла на холме. На двадцать семь километров с вышки видно. Труба здоровенной котельной в двадцати семи километрах была, поэтому расстояние знаю точно. Места сказочные. Красота!.. Глаз не отвести. Речка, лес, озера... В лесу грибы косой можно косить, буквально, без преувеличения. Каких только ягод нет. Природа, в общем... Вот и повадился я в самоволку. Люблю по лесу побродить. И однажды капитально заблудился. А у нас там бывали случаи – солдаты пропадали. Лес-то – тайга настоящая, вернее – урман (так местные называют), а тайга – это уже непроходимые дебри. Зверя много дикого. Болота. Ну, думаю, мне, похоже, каюк. Куда идти – не знаю. И тут взмолился я к Богу: выведи, помоги. И Божию Матерь вспомнил, молю: помоги, молодой, грехов на мне немного, помоги!.. И тут слышу – сирена. А у нас в части, когда полный сбор, учения там или ЧП – сирену врубают. Мощная, на двадцать километров слышно. Меня, значит, думаю, хватились. Не дадут пропасть. И пошел на звук. Иду, иду. Опять заплутался. Господи, помоги! – взмолился. Снова сирена завыла. Иду на звук. И так несколько раз сирену включали. Вышел в знакомые места, около части. Из последних сил бегом бегу. Сейчас солдатиков пошлют меня искать, лес прочесывать. Или уже послали? Никто мне, правда, не встретился и всё же беспокоюсь. Прихожу на территорию. Всё как обычно. Кому положено – делами занимаются, остальные отдыхают. «По какому случаю сирена была?» – спрашиваю. На меня смотрят непонимающе. «А не было никакой сирены, – говорят, – ты чё, белены объелся?» Вот так Бог меня и спас.

Уже на следующий день судмедэксперт попотчевал нас рассказом о том, как он черта видел:

– Наша трехэтажка на самой окраине поселка стояла, дальше – заболоченные пустыри, кое-где свалка. Там теперь улицу насыпали, домов настроили. В общем, понадобилось мне какой-то мусор крупный вынести, рухлядь какую-то. Еще школьником был. В девятом классе, наверно, учился... Была у меня дворняга, щенком подобрал, в хорошую собаку выросла. Идем по тропинке. Она впереди трусит. Вдруг начинает моя собака лаять и в сторону болота коситься, а шерсть у нее на спине дыбится. Я поначалу и внимания не обратил, топаю с грузом. А она всё пуще лает. Глянул, и душа в пятки ушла. Параллельно нам по болоту черт бежит. Лохматый такой, безобразный, как в книжках описывают – с хвостом, с копытами. Только не черный и не зеленый, а огненный... Всё бросил я и домой чуть не напролом понесся...

Вспомнился тогда и мне самому рассказ знакомого, которому тоже чертячью нечисть довелось видеть. Розового цвета. Жирная такая туша, лохматая. На плюшевую игрушку похож, только очень противный. Рожа глупо-безобразная... А еще вспомнилась фотография из журнала «Русский дом». Обыкновенные люди снимали крещение младенца, только когда снимки напечатали, заметили на одной фотографии красно-золотистое пятнышко. При увеличении снимка стал ясно различим ангел, сотканный из золотисто-алого света. Пожалуй, нет точных слов, чтобы описать его.

Конечно, этими случаями не исчерпываются известные мне лично моменты встреч с потусторонними силами. А если вам не доводилось сталкиваться с чем-либо подобным, то этому тоже есть своё объяснение.

Как-то беседовали мы с замечательным русским писателем Леонидом Б. и он вспомнил забавный эпизод из своей жизни. Сидел он по случаю за бутылочкой в компании суровых работяг-железнодорожников. И рассказывали они о разных ведьмаках, чертях, привидениях и прочих потусторонних персонажах и штуках. Кому с чем и в каких обстоятельствах пришлось столкнуться. Возьми наш писатель и спроси: почему им эти потусторонние силы являются, а ему – нет. Один из мужиков, не долго думая, ответил: «А чего тебе являться, ты и так ихий». К счастью, этот писатель не «ихий». Просто, видимо, у каждого в жизни свои знаки.

Многие могли бы, наверно, дополнить книгу митрополита Вениамина примерами из своей жизни и известными им чудесами. Кто со светлыми силами встречался, кто с темными сталкивался. Но беда людей нашего времени в том, что даже очевидные примеры проявления потусторонних сил они склонны не принимать всерьез. Почему? Потому, вероятно, что, не замечая и не воспринимая всерьез потустороннего мира, куда удобней жить. Можно устроиться и уютно, и рационально. Во грехе.