"Бежит душа от суеты..." Алексей Громыхин, Арбен Кардаш, Владимир Волковец

 

 Алексей ГРОМЫХИН

 

* * *

Утешение себя...

Это мудро или глупо?

Раздается радость скупо,

Как счастливая судьба...

 

Вот сказать себе: зачем

Суетишься бесконечно?

Даже мысль, увы, не вечна

И не познана никем!..

 

Вот сказать себе: увы,

Поспешил и ты родиться...

Вздор! Ты будешь суетиться

В клетке века и молвы...

* * *

Не себе ли уроком это всё?

Все ль к своим истокам возвратятся?

Благодать,

Покой российских сел

В чем-то, может быть, и возродятся...

Может быть...

Но почему так больно?..

Русь моя, тебе ль самой болеть?

Потерпи...

Тебе поможет поле

И колоколов седая медь...

Неспроста же их отлили предки.

И сплотив тем звоном русский дух,

Снятся нам в печальных снах нередко

И лелеют наш славянский слух!

 

* * *

Звезда –

Это всего лишь

Маленькая точка,

Поставленная мною

Во Вселенной

 

В ДЕНЬ СОТВОРЕНИЯ

Крохотного верлибра...

 

* * *

Ослепительное мгновение,

Длиною в жизнь,

Пришло ко мне...

 

* * *

Вновь на себя немного зол –

Полжизни грустно прожито...

И ты ушла за горизонт,

Ушла, моя хорошая...

О, сердце! Чуть угомонись!

Мне в лучшее не верится...

Идти за нею мне всю жизнь

И никогда не встретиться...

* * *

Чертовски хорошо

Бродить среди берез

И чувствовать себя

И молодым, и вещим,

И принимать слова

Своей души всерьез,

И вспоминать

Давно ушедших женщин...

Идти по тропкам тем,

Которыми ходил

И начинать всю жизнь

Опять сначала...

И паруса не рвать,

Не остужать свой пыл,

Но помнить,

Помнить прежние причалы!

* * *

Усталый закат...

День

Ушел ночевать

Во Вселенную...

* * *

Улетающие лебеди...

Смотрю и кажется:

Жизнь на исходе!..

* * *

Продолжится жизнь...

Но, увы, в измереньях других.

Продолжится жизнь!!!

Ведь должна же она продолжаться!

Но только не знаю, кем стану я в эрах благих?

Но снится Гораций!

Не ради оваций мне снится Гораций...

Продолжится жизнь...

Жизнь, по линии нимба идя,

Лучась, пропадает.

И вновь возникает, как ангел...

Но хочется, хочется мне побродить

Снова после дождя...

И снова писать в три строки

О тебе

ЛУНОЛИКИЕ САГИ...

Я знаю, я знаю: продолжится жизнь,

Если ты их поймешь

И если грибной поэтический дождь

За околицей будет...

Такой настоящий!

И ты на свиданье придешь.

Вся жизнь – Ожиданье!

А все остальное –

Зачем-то придумали скучные серые люди...

 

 

 

 

* * *

Вот и всё... Всё прошло,

Хоть еще ничего, ничего не прошло.

Но с начала уже ничего, ничего не начать...

Наше солнце ночное зашло...

Тяжело...

Только разве я стану тебя умолять?!

Через тысячи лет,

Может, снова ты вспомнишь меня.

Грустно скажешь, что солнце ночное зашло...

У другого огня...

У – иного огня...

Тяжело! Все прошло...

Хоть еще ничего-ничего – ничего не прошло...

* * *

Хранит душа всю глубь веков,

А может быть, тысячелетий.

И в этом – русское бессмертье.

И вечность пушкинских стихов!

Пока есть память – мы сильны!

Крепись, божественная сила!

У нас у всех в душе – Россия!

И – голос дедовской струны!..

 

 

* * *

Бездарные люди иудят.

Хорошие люди – светлеют...

А чаще, наверное, люди болеют...

Они же не боги, а – люди...

 

 

* * *

Жизнь превращается в песок!

А свет на звездах остается...

И, как звезда на дне колодца,

Ты холоден и одинок!..

 

ТЮЛЬПАН

Одинокий тюльпан

                         увядает в стареющей банке...

Одинокий тюльпан –

              Сгусток солнца, нежнейший костер...

Одинокий тюльпан, ты мечтаешь,

                                     скажи, о тюльпанке?

И к тюльпанке ли ты лепестки распростер?

Я представил: вдвоем в этой банке

                                               вы нежно стоите...

Два цветка...

Два костра...

И подумалось мне,

Что стоите на собственной вы панихиде...

Нет Любви!

Лишь тоска догорает в тюльпанном огне...

 

* * *

Эти странные слова!

Эта жизнь, почти седая...

Эта жуткая молва...

А поэты тихо тают...

Угасают, как цветы,

Несравненно, безнадежно

На Голгофе красоты,

Как и прежде, как и прежде...

 

* * *

Бежит душа от суеты

И жаждет новизны и света...

Но за окном – зима...

А лето

Приходит только лишь в мечты...

Мне долго-долго зимовать

И горевать, конечно ж, долго...

И мир ужасный презирать,

И ждать прощения у Бога...

 

* * *

Нахлынет грусть, нахлынет боль...

И станет очень сиротливо...

И рассмеешься над собой,

И вновь казнишь себя уныло...

Не так, не так...

Не то, не то...

И все же был мне

Смысл отпущен

Как, между прочим, всем живущим

И обреченным на позор...


Арбен КАРДАШ

* * *

Заплачь, моя ива,

У края обрыва –

У края лезгинской земли.

Пусть ветры нагрянут,

И рано увянут

Зеленые пряди твои.

Заплачь, моя ива,

У края обрыва

Слезами впадай в забытье...

Рыдай, моя ива,

Шепча терпеливо

Далекое имя мое.

Заплачь, моя ива!

Застынь у обрыва,

Как память моя! Все равно

Тоске твоей вдовьей

И доле сыновьей

Иного в ночи не дано...

Перевод с лезгинского

В.Бармичева


* * *

Ночь. Крепчает мороз.

Снег глубокий.

Тени редких берез.

Одиноко. Одиноко.

Путь заснеженный – ни следа –

Озадачил.

Путь заблудшего сквозь года

Неудачен. Неудачен.

Жду, когда упадет звезда

В снег глубокий.

И с надеждой пойду туда

До сгорающей и далекой.

Перевод автора

 

* * *

Умчался конь мой, сбросив седока.

Израненный, среди дороги пыльной

Лежу, не зная, голос мой бессильный

Дойдет ли до людей издалека.

Ночь одеялом стала для меня,

Над головой угрюмо совы плачут,

Но вольный конь мой в лунном поле скачет,

Блестя седлом, уздечкою звеня.

Перевод Н.Акушкиной

 

 

 

Зимняя элегия


Над Москвой кружится снег.

 

Над Москвою ночи бег.

Никого со мною нет.

В окнах свет. Дрожащий свет.

Лютый ветер, злой мороз

Довели меня до слез.

Дома нет, куда б я мог

Заглянуть на огонек.

Зашаталась тень во тьме,

С песней двинулась ко мне.

Да чему ты рад, бедняк?

Черный мрак, сиротский мрак!

Может, ты такой, как я:

Крова нет, вдали семья...

Песня – поводырь слепой?

Честь твоя? Позор ли твой?

Над Москвой бушует снег.

Над Москвою века бег.

Никого со мною нет.

Гаснет в окнах, гаснет свет.

Перевод В.Лапшина

 

Пирамидальный тополь


Пирамидальный тополь засох за моим окном,

С ветром играть желанья больше не видно в нем.

Высокого неба своды пусты для него давно,

Земля для корней – могила, где выморочно и темно.

Кто ныне его посмеет тополем называть?

Это сама погибель, фигура ее и стать.

Кто выстоит против смерти, будь молод он или стар?

В окно я свое недаром поглядывать перестал.

Сроки прошли, годы умчали за ними вслед,

Исчезло за счастьем счастье, печали за ними вслед.

Однажды себя спросил я средь сутолоки суеты:

«Думаешь, смерть забыла, что существуешь ты?»

Сказал я себе: «Готовься мужественно к концу,

Чтобы сойтись со смертью достойно: лицом к лицу».

На пирамидальный тополь я посмотрел в упор,

Чтоб совесть разящий душу не бросила мне укор.

И на бугристом комле побеги увидел я –

Дыхание жизни в смерти победно увидел я!

Ствол мертвый побеги силой жизненной наделил!

Творец, вновь своею тайной меня Ты ошеломил!

Неужто пирамидальный тополь и человек:

Ствол – бренное наше тело, живая душа – побег?

Перевод В.Лапшина

 

* * *

Закружится метель за окном,

Колыбельной утешит беззвучной

Мои мысли ночные, и сном

Ускользну от тревоги докучной.

Шепот снега услышу во сне:

«Пробил час, и ничем ты не скован:

Твой безудержный путь – в вышине,

И как счастье тебе он дарован».

Что отвечу завьюженной мгле, –

Словно мать, она слух усладила.

«Я не сын твой», – скажу ли земле,

Что любовно меня породила?

Не пущусь я назад, не сверну

С тропки сна беспредельной, метельной.

Встрепенусь и крылами всплесну –

Воспарю я вослед колыбельной.

Утром лаской разбудит жена,

Утомленная ночью бессонной.

В волосах моих снег заоконный,

Снег ночной вдруг увидит она.

Перевод В.Лапшина


Владимир ВОЛКОВЕЦ

* * *

Хвойный ветер на бугре

Шевелит вершинами.

Расщеперились в костре

Шишки георгинами,

Закипает котелок...

Иногда так хочется,

Убежать от суматох

В дебри одиночества,

Где ни зависти, ни зла,

Ни людского гомона,

Где иголками земля

Плотно заштрихована,

Где спасает от мошки

Дым надёжней полога.

Но измучась от тоски,

От сырого холода

И безмолвности своей,

Глянешь в душу вечеру –

И скорей, скорей, скорей

К слову человечьему.

* * *

Как от ложного истинный путь,

От паденья – парение духа

В непроглядной судьбе отличить,

Оступиться, но не отступить,

Обмануться, но не обмануть

Ни врага, ни, тем более, друга?

С волчьей стай согласно завыть

Не дает мне отсутствие слуха.

БОЛЬШЕВИК

Переломил газету пополам –

Страна в раздрае, мафиях и взятках.

И заходил по крашеным полам

В носках, едва заштопанным на пятках.

Над церквой, что бурьяном поросла,

Колокола послышались как будто...

И мысль на душу грешную легла

О новом беспощадном русском бунте...

Бессмысленном, припомнил... по углам

Пошарил взглядом в поисках чего-то.

И снова посмотрел на Божий храм,

Не восстановленный с 17-го года.

* * *

Нет у России друзей –

Стало с годами понятней.

Чем с должниками добрей,

Тем кредиторы нещадней.

В эту посмотришь и в ту

Сторону – прежнее братство

Более, чем нищету,

Нам не прощает богатства.

* * *

Может, случайно прохожий

Вынет из плотного мха

Камень, на сердце похожий,

И поразится слегка,

Что животворные корни

И капиллярная сеть

Нежной планеты упорно

Взялись его отогреть

И растворить в перелесье,

И рассосать под землей

Боль, обратившую сердце

В камень, оставленный мной.

 

* * *

Под знаком Рыбы в год Змеи,

За десять дней до смерти Сталина,

Отца из лагерной зимы

Окликнул я и смолк подавленно –

Мать грудью мне заткнула рот...

За августом с дождями долгими

Он по амнистии придет

И обожжет глазами горькими.

Вобьет под притолоку гвоздь,

Повесит колыбель плетеную

И раскачает между звезд

Мою планету полусонную.

Где странствовал? Куда взлетал?

Срывался в бездны неизвестные?

Но бас отцовский возвращал

Всегда в родное равновесие...

Заботы не могли избыть

В глазах его угрюмой горести.

Однажды перетерлась нить,

И я сполна хлебнул бездомности.

Да что я разумел, пацан,

Когда среди застолья тесного

Он запускал в окно стакан

И начиналось сумасшествие...

Мрачнела даль от воронья,

Друзья ножи лихие прятали...

И кочевала жизнь моя

Из рук отцовых в руки матери...