Природа и человек в ХХI веке – актуальные мысли

В ходе подготовки традиционного обзора периодики мы познакомились с одним необычным изданием – научно-популярным журналом «Природа и человек. ХХI век».

Этот журнал заинтересовал нас тем, что помимо вопросов экологии, здоровья, религии в нём рассматриваются и вопросы нравственности, ответственности за свою родину, за свою душу; ярко показана взаимосвязь и цельность мира духовного и земного.

Ограничиться цитированием лишь пары абзацев показалось нам недостаточным, поэтому наш сегодняшний обзор целиком посвящён этому изданию.

Итак, приступим...

 

«Человек не может оставаться только человеком. Он должен или подняться над собой, или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя», – размышлял философ и мистик Трубецкой.

Свобода внутреннего поиска, которую дарит уникальное, практически безграничное пространство русского языка, дышит не только ветром новизны и полёта. Чем точнее, глубже порождаемые образы, тем сильнее их воздействие на реальность.

(«Размышления о русском языке», Л.Григорьева )

 

«...В Гоголе-человеке многое удивляет и поражает.

Последнее его десятилетие проходит под знаком всё усиливающейся тяги к земному претворению христианского идеала. Не давая публично важнейших обетов монашества – целомудрия и нестяжания, он воплощает их в своём образе жизни.

Врач А.Т.Тарасенков полагает, что, взяв себе за образец и в наставление сочинения Иоанна Лествичника, Гоголь своими религиозными убеждениями старался достичь высших духовных ступеней. Читая сочинения богослова, он открыл в себе такие недостатки, от которых ужаснулся. Писатель не пожелал идти с последним томом «Мёртвых душ» на суд Божий. Достоверно известно, что Гоголь без истерики, сознательно отправлял в огонь страницы своего труда, медленно перебирая их, чтобы случайно не сжечь писем.

В.А.Жуковский неоднократно высказывал мнение о том, что настоящим призванием Гоголя было монашество. Трагизм Гоголя, его противоречивость во многом вытекают из двойственности его натуры: монашеский склад то выходил на 
первый план, то далеко оттеснялся ярким даром художника и проповедника, пытавшегося влиять на людей».

(«Великий меланхолик», Н.Коструба)

 

«...Тем, кто никогда не читал о военном духовенстве, сразу же следует отбросить представление о войсковом священнике как о штабном или тыловике. Благословляющий солдат перед атакой, перевязывающий раненых, причащающий умирающих, идущий в первых рядах во время штурма – таким его запомнили современники.

Пал Измаил...

Взлелеянный веками великан,

Что вырвал с корнем грозный ураган... –

писал Байрон.

«Ураган» – хороший комплимент русской армии, но справедливо будет напомнить: в этом «урагане» были и войсковые батюшки – в первых рядах.

Один из них – Трофим Куцинский, служащий в Приморском гренадёрском полку. Когда отец Трофим увидел, что в Полоцком полку убит командир и солдаты дрогнули, он, встав перед ними, поднял крест, закричав: «Стой, ребята! Вот ваш командир!» – и повёл солдат на приступ. За этот подвиг отец Трофим, первым из военных священников получил наперсный крест на Георгиевской ленте.

11 марта 1854 года (это была Крымская кампания) Могилёвский пехотный полк устремился в атаку. В первых рядах был полковой священник Иоанн Матвеевич Пятибоков. Бросившись в атаку, он воззвал к солдатам: «С нами Бог! И расточатся врази Его! Родимые, не посрамим себя! Сослужим службу во славу святой Веры, в честь Государя и на утешение нашей матушке-России! Ура!!! За мной, ребята!»

Пятибоков оказался одним из первых, кто взобрался на укрепления врага и оттуда под градом пуль осенял святым крестом все стороны света. Всё же пули-дуры и картечь врага достали отца Иоанна Пятибокова – он получил две контузии в грудь, осколки раскололи и погнули его наперсный крест. Император Николай I пожаловал отцу Иоанну Пятибокову орден Св.Георгия IV степени.

(«Вера и храбрость», Сергей Коршунов)

 

«...Не только ортодоксальный христианин, но и самый за-
коренелый атеист может оглянуться на два последних десяти-
летия и сопоставить развитие литературного процесса с тем, 
что происходило в эти самые годы в российской финансово-экономической системе. А там не происходило почти ничего, кроме спекуляций банковскими бумагами, бесконечной перепродажи многократно заложенных векселей и долговых обязательств, операций с деривативами, представляющими собой, по сути, закладные бумаги на взятые под невыполнимые обязательства кредиты.

В банковской системе произошло то же самое, что и в литературе, которая двадцать лет выпускала фактически одни лишь красивые обложки, а когда ей сказали: «А ну-ка, перескажи идею хотя бы одного романа, написанного в послеперестроечные годы», – она и онемела. Потому что деидеологизированная, асоциальная и аполитичная литература не принесла читателю за эти годы ничего, кроме филологических игр и свободных от жизненной правды развлекательных сюжетов, которые при малейшем прикосновении к ним скальпеля серьёзной мысли тут же рассыпаются на пустые и ничего не значащие слова.

Кризис – явление управляемое, и если нам не удалось избежать его сегодня, то это вовсе не потому, что его наступление было неотвратимым, а единственно по той причине, что никто не интересуется метафизикой совершающихся вокруг нас процессов и не видит глубинной связи между духовной жизнью общества и уровнем его финансового благополучия. Хотя такая связь очевидна. Имеются прочные ценности в литературе и в культуре – значит, они имеются и в жизни. А если жизнь общества опирается на надёжные ценности, то и его финансовая система будет характеризоваться высокой стабильностью и устойчивостью. Если же наоборот – то мы и через пятнадцать лет будем иметь то, что имеем сегодня.

А потому, чтобы вернуть стране стабильность и надёжность существования, надо вливать деньги не в лопающиеся, будто волдыри на теле сифилитика, банки, а в литературу – чтобы народ на метафизическом уровне впитывал в себя ценности здоровой жизни и вырабатывал иммунитет против пустоты и фальши. Только это поможет нам впредь не позволить никаким подделкам заполонять собой ни нашу культуру, ни нашу финансовую систему».

(«Кризис – категория управляемая», Н.Переяслов)

 

«...Главным доказательством геноцида в России является быстрое вымирание её народа. Превышение смертности над рождаемостью в последние годы колеблется в нашей стране от 0,8 миллиона человек в год до одного миллиона. Это суммарные цифры, а если развернуть их национальную структуру, то видно, что главный удар наносится по русскому народу. Ежегодно умирает около двух миллионов русских, а рождается в два-три раза меньше. Государствообразующий этнос подменяется кавказским и среднеазиатским элементами. А они несут с собой другую структуру менталитета, который нередко имеет криминальную окраску. Судьба России для них не так дорога, как для русской нации.

К чему это ведёт? Учитывая высокую рождаемость в кавказских и среднеазиатских семьях и низкую, искусственно подавляемую рождаемость в русских семьях, нетрудно увидеть, что через два-три десятилетия Москва станет новым Вавилоном, скопищем представителей кавказских и среднеазиатских народов среди гигантской вымирающей России. Подобное перерождение ожидает и другие города. Это уже будут не центры регионов и не столица России, а города, которые имеют иной менталитет и совершенно не ценят нашу страну, её историю и культуру. И ясно, что это приведёт к гибели России и распаду государства».

(«Почему мы вымираем?», Б.Искаков)

 

«...Сообразительные люди давно поняли, что массовая экологизация – золотое дно, приносящее быстрые и огромные доходы с полным отсутствием ответственности за её результаты. Расцвели экологический рэкет и экологический терроризм, никто уже и не пытается понять, что такое экология: гипноз слова непреодолим. Самые умные уже сделали деньги или политический имидж, другие ещё не теряют надежду их получить.

Удивительно, до чего прост механизм этих афёр, взятых на вооружение политиками-«экологами». Человека сначала надо сильно напугать, потом за определённую мзду пообещать избавить его от источника испуга. Разношёрстные, разномастные и разноцветные движения собираются вокруг нового вождя, который начинает свои речи словами: «Нет!», «Долой!», обеспечивая себе первые ступеньки карьеры. Некогда неплохой специалист, скажем, в области промышленной геохимии демонстрирует общественности карту района города, в котором концентрации свинца, кадмия, железа, цинка таковы, что население давно должно было вымереть. Испуганные и благодарные жители готовы на всё ради поддержки их экологического благодетеля, не интересуясь ни причинами, ни реальными последствиями жизни в неблагоприятных условиях. Никто никогда не удивляется, как живут люди на Северном Кавказе, где содержание всех этих опасных элементов превышает все ПДК в тысячи раз (например, в районе месторождений названных металлов). Главное – испугать и на страхе заработать. Формула «страх-стресс-смерть» вполне материальна, и если каждый день в СМИ вещать о том, что человек должен умереть, – человек умирает задолго до отпущенного ему срока».

(«Дубинка экофобии», Сергей Голубчиков)

 

«...Экран – это духовно-стратегическое оружие государства, а государство это оружие выпустило.

Его подхватили дельцы от кинематографа. Они построили по всей стране кинотеатры с удобными креслами и попкорном, с долби-стерео, – всё это для того, чтобы легче было трамбовать сознание эффектной пустотой.

Когда апологет рыночной культуры Даниил Дондурей с упоением рассказывает, что уже построено полторы тысячи кинотеатров и через три года их будет три тысячи, я задаю вопрос: на чьи деньги они построены и что там показывают. В основном, на американские деньги, и показывают там низкопробную американскую эффектную пустоту.

То есть, то, что может дать русский кинематограф, и то, что он давал через лучшие фильмы наших классиков – а это целый пласт кинокартин Тарковского, Бондарчука, Шукшина, Кулиджанова, Ростоцкого, Чухрая и многих других, – всё это отсекли от нас, а взамен заполнили экран чужебесием, и на этом чужебесии вырастает новое поколение».

(«Кино – духовно-стратегическое оружие государства», Н.Бурляев)

 

Журнал читала

Ю. Артамонова