Сегодня на страницах журнала мы публикуем беседу с благочинным саранских церквей, митрофорным протоиереем Георгием Саковичем.

Отец Георгий, стаж священнического служения которого более сорока лет, и его соратница на церковном и семейном поприще матушка Лариса – люди известные и уважаемые не только в среде духовенства.

Батюшка славится как опытный, дорожащий каждой деталью церковного бытия, пастырь. Он – выходец из священнического рода. Такие люди, укоренённые в Православии и по-настоящему живущие Церковью, поистине уникальны. Общение с ними драгоценно. Публикуемая беседа приурочена к 70-летию о.Георгия.

КОРР: Дорогой отец Георгий, Вы являетесь одним из старейших и уважаемых священнослужителей Мордовской епархии. Широко известен факт, что Вы потомственный священник. Не могли бы Вы нам рассказать подробнее о Вашем славном роде и о Вашем жизненном пути?

О.ГЕОРГИЙ: Да, родом я из семьи, которая в течение нескольких столетий была связана с Церковью. Я – сын, внук, правнук, праправнук и так далее священников, выросший и духовно сложившийся в церковном быту. Я не знал «порывов юности мятежной», мне не нужно было искать и находить веру, я впитал ее, можно сказать, с молоком матери. Для меня Церковь всегда была Отеческим домом, всегда важнее всего было перво-
родство духовного, став священником, я вступил в свое, исконное, врожденное.

Род Саковичей жил и служил на Западной Украине. Прадед мой, отец Захарий, имел шестнадцать сыновей, и все они стали священниками. Дед мой,
протоиерей Александр, служил в Баеве. Впоследствии этот приход занял его сын, иерей Сергий, мой отец. Второй сын отца Александра, отец Макарий, служил в Белоруссии, в Бресте, младший сын Николай учился в Кременецкой семинарии, дочь Ирина была замужем за отцом Владимиром Душуком, который служил в Кареличах в Белоруссии. Только один сын, Семен, не пошел по стопам отцов-дедов своих, стал инженером. Одним словом, типичная духовная семья.

Служить на Западной Украине и в те времена было непросто, так как вокруг много было католиков и униатов. Но Саковичи всегда были православными. Дед преподавал в воскресной школе, был любим своими прихожанами за глубокую веру и кроткий нрав. Отец мой, наверное, так бы до самой смерти прослужил на своем первом приходе, но Бог судил иначе. В 1939 году Западная Украина была присоединена к СССР. Начались аресты и высылка «неблагонадежных элементов», к каковым причислили моего деда, протоирея Александра, его матушку Юлию (она была из старинного священнического рода Шеприкевичей), моего отца, мою маму матушку Лидию с грудным моим братиком Александром и моего дядю Николая. Всех их в 24 часа выслали из родных краев и отправили в вагонах, в которых ранее перевозили скот, в трудный и опасный путь, в  неизвестность. Слава Богу, никто в пути не умер, а вообще-то половина спецпереселенцев так и осталась лежать в безымянных могилах по пути следования поезда.

Странствие окончилось в степи неподалеку от аула Майкаин Баян-Аульского района Павлодарской области республики (союзной в то время) Казахстан. Здесь высланным велели построить барак для себя и дом для охраны. Вот в этом бараке 8 июня 1941 года я и появился на свет. Увидев меня, бабушка Юлия заплакала и сказала: «Непотреб» – ненужный, на мучения родившийся ребенок... Забегая вперед, скажу: когда я с отцом приехал навестить отца Макария, его семью и мою старенькую бабушку, она, увидев меня подросшего, сказала: «О, це непотреб!» Потом взяла стул, пододвинула его к углу, где стояли иконы, сняла образ Спасителя, благословила меня им и сказала: «Быть тебе священником!»

Отец, работавший кочегаром на электростанции, конечно, окрестил меня сразу после рождения. Уезжая, дед и отец захватили с собой всё самое необходимое для богослужения и немного мира в маленьком пузырьке. Так появился в роду Саковичей новый раб Божий Георгий. За то, что отец крестил меня, а Николай помогал ему в этом, их обоих посадили в тюрьму. Ну как же, они же страшные преступники – мало того, что молились Богу, так еще и совершили Таинство Крещения, что означало «участие в антисоветской организации и антисоветскую агитацию»! Нашелся «добрый» человек, настрочил донос... «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – сказал поэт. Отцу моему «слово» бдительного человека отозвалось десятью годами заключения в исправительно-трудовом лагере, а дяде Николаю, веселому семинаристу, стоило жизни:
16 августа 1943 года он умер в лагере и был захоронен в общей могиле. Не знаю, облегчил ли этот донос земную участь доносчика, а вот вечность его, если не раскаялся и не принес плодов, достойных покаяния, страшна.

Отец Александр, дед мой, не выдержал ссылки. Он умер на шестьдесят первом году жизни и был похоронен «во широкой степи» на кладбище, где хоронили «врагов народа». Над его могилой высился одинокий крест. Как-то, когда отца моего уже выпустили на свободу, мы с ним приезжали поклониться могиле деда, поставили крест железный и оградку, отслужили панихиду.

Мама моя осталась с двумя детьми и матерью мужа в многонаселенном бараке в глухой степи, посреди войны, голода, холода и неизвестности. Сколько ей всего пришлось вынести! Только вера в благость Божию, надежда на Его милосердие да великая любовь к мужу и детям помогли ей выжить в нечеловеческих условиях, сохранить детей и свекровь.

С самого раннего детства я слышал от матери: «Молитесь, дети! Молитесь за папу своего, безвинного страдальца, детские молитвы доходчивы». И молились мы все со слезами и твердым упованием, что Господь не оставит нас.

Когда мы читаем жития святых, то ощущаем и временную дистанцию, и собственное несовершенство: и ленивы мы, и нерадивы по сравнению с ними. А тут перед глазами моими проходит жизнь моих близких. Обычные люди в обычных усло-
виях. Ничего от них власти не требовали: напиши только «отрекаюсь от Христа, снимаю с себя сан». Вот этого-то они и не могли сделать! И, что удивительно, не было в них фанатизма, исступленности, надрыва, отчаяния, уныния, только вера в то, что Христос тот же, что и две тысячи лет назад. И Церковь Его, по существу, та же, и всякий истинный христианин всегда мученик («Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3, 12)), жаждущий и алчущий правды, и есть в душе его то, что выше сиюминутных обстоятельств, что-то более сильное, чем власть эпохи и общества, то, что стремится ко Христу, к Его правде, к Его любви. Нам, людям смутного времени, важно знать, как жили и умирали люди в эпоху гонений на Церковь. В нехристианскую эпоху они жили и умирали как христиане. Легко сейчас геройствовать, бить себя в грудь кулаком, кого-то обличать, кого-то укорять, почитая себя истинно православными. Как сказал архиепископ Ульяновский и Мелекесский Прокл, легко бросаться на амбразуру, твердо зная, что пулеметная очередь оттуда не прострочит грудь, не пробьет сердца.

В 1946 году маме с нами, детьми, и матушкой Юлией было выдано разрешение покинуть Майкаин и переехать в Кареличи, к сестре мужа, где и ожидать окончания срока его заключения. Здесь мы вначале жили у отца Владимира и матушки Ирины, а потом перебрались в сторожку при храме. Мама пела в церкви, шила всё, что заказывали, и ждала мужа. Отец, отбыв срок, в 1951 году был отправлен на поселение в Акмолинск. Мама сразу же собралась, и мы поехали к нему. Жили в бараке, отец Сергий вначале работал плотником, а потом стал служить священником в Елено-Константиновской церкви. Затем мы из Акмолинска перебрались в Караганду, где отец Сергий стал служить в кладбищенской церкви. Потом из Караганды переехали в Златоуст. Как раз начались хрущевские гонения. Храм в Златоусте был разрушен, отец Сергий едва
успел вынести из него антиминс и кое-какую богослужебную утварь. Далее мой отец служил в Бугуруслане, в селе Вичуге Ивановской области, в кафедральном соборе Иваново, где скоропостижно скончался 11 декабря 1968 года. Смерть человека – это внутренне завершение жизненного пути. Отец Сергий был широко образованным человеком, в служении своем требователен и строг, в личной же жизни прост и смиренен, и при этом он умел сохранять чувство юмора и к себе, и к окру-
жающим. Гонителей своих он искренне простил и никогда не отзывался ни о ком со злобой: все люди, все со слабостями. О годах заключения не любил говорить. Никаких земных богатств он не нажил, оставив мне свой священнический крест, богослужебную и духовную литературу, да еще наказ – любить Бога, всё отдавать Богу и во всём уповать на Его милость.

КОРР: Наверное, на протяжении такого сложного жизненного пути приходилось не раз отстаивать свою свободу вероисповедания?

О.ГЕОРГИЙ: Нам с братом, как детям священнослужителя, пришлось с раннего детства отстаивать свою веру. И в Акмолинске, и в Караганде в школе учителя настаивали на том, чтобы мы не носили крестики, приходилось даже драться с одноклассниками, которые пытались сорвать наши нательные крестики. Когда я подрос, то пошел после семи классов работать на спасательную станцию, а оттуда – в водолазное училище в Ленинграде. И где бы я ни был, всегда молился, всегда ходил в церковь. Это было потребностью души. После того, как я отслужил в армии, отец как-то предложил мне идти учиться в семинарию. Я с радостью согласился, только было одно сомнение: достоин ли я стоять у престола? Но я сказал себе: да будет воля Твоя, не как я хочу, а как Ты, Господи. Я долго молился, и Господь послал мне знамение: как-то спускался я под воду и вылетел у меня изо рта загубник, через который подавался воздух. Я успел вознести молитву Господу о спасении своем. Словно кадры кинохроники промелькнула вся жизнь перед моими глазами. Когда меня подняли на поверхность, оказали первую помощь, и я пришел в себя, то понял, что это знак. Сразу же я подал прошение о поступлении в Ленинградскую духовную семинарию. И закрутилось, и завертелось! Как только власть предержащие меня не уговаривали и не отговаривали, чего только не сулили! Даже в больницу хотели поместить на обследование, но я сбежал из нее. Не слушая уговоров и угроз, я твердо стоял на своем. И мечта моя сбылась: сдав экзамены, я поступил в ЛДС. Сразу же стал петь в правом хоре. Так мне всё нравилось, так радостно было быть среди единомышленников! Я не мог без слёз находиться на службе, и только благодарил Господа и Его Пречистую Матерь за оказанную мне честь. Всего этого не выразить словами... С этого начался мой путь трудного и долгого собирания «всего, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала» (Филип.4,8).

КОРР: Одному идти по такой стезе сложно. Расскажите о Вашей спутнице, с кем связал Вас Господь, с кем Вы разделили жизнь?

О.ГЕОРГИЙ: 18 февраля 1968 года я был повенчан в Иоанно-Богословской церкви ЛДА инспектором, а впоследствии ректором, архимандритом Германом (ныне митрополитом Волгоградским и Камышинским), с моей супругой Ларисой Германовной, с которой мы вот уже сорок два года вместе в радостях и горестях земной жизни. Она поистине моя вторая половина, моя помощница. А так важно для священника иметь жену-помощницу! Матушка Лариса всегда несла послушание псаломщика или певчей во всех храмах, где мне приходилось служить. Восемнадцать лет она была единственной сотрудницей журнала «Саранские епархиальные ведомости», редактором которых благословил меня быть в то время еще епископ Саранский и Мордовский Варсонофий. Восемнадцать лет читала лекции на православных катехизаторских курсах. Открыла первую в Мордовии воскресную школу. Первой же в нашей епархии стала организовывать паломнические поездки: возила не только прихожан церквей Макаровского погоста, но и всех желающих, в Дивеево, в котором тогда только начал организовываться женский монастырь, в Киев, Оптину пустынь, к святыням Петербурга, Москвы, в Троице-Сергиеву Лавру, во Владимирскую епархию. Теперь по нездоровью оставила все эти нелегкие труды, но по-прежнему поет в храме, а по благословению митрополита Варсонофия возглавляет женский комитет при епархии.

КОРР: И как дальше развивались события?

О.ГЕОРГИЙ: 6 марта 1968 года Митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом) в кафедральном Никольском соборе Ленинграда я был рукоположен во диакона, и то, что меня рукоположили в этом соборе, тоже не случайно.
В жизни вообще нет ничего случайного, во всем Божия воля, а человек или становится исполнителем Его воли, иногда понятной нам, иногда нет, но всегда благой, или противником, богоборцем. Так вот, Никольский собор еще называется Морским: Николай Чудотворец – покровитель моряков. Моя жизнь до поступления в семинарию была связана с морем, и святителю Николаю я всегда усердно молился перед спуском под воду. Так что я считаю Николая Чудотворца своим покровителем и на пути служения Богу.

Первым местом моего диаконского служения был храм во имя Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище Ленинграда, где была часовенка тогда еще не причисленной к лику святых, но прославленной народом и горячо любимой не только ленинградцами Ксении Блаженной. Так что сразу же Божия Матерь стала моей Путеводительницей (Смоленская икона Божией Матери именуется Одигитрия, что значит Путеводительница), а Ксения Блаженная – моей благой наставницей.

Отец Сергий приезжал к нам в гости, присутствовал на Литургии, когда я служил диаконом. Радости его не было предела! «Я не бесплодная смоковница, – сказал он мне тогда и добавил: – Пока я жив, служи диаконом, а после моей кончины принимай священнический сан». 11 декабря 1968 года мой отец, протоиерей Сергий, отошел в мир иной. И, согласно его словам, я переехал в Иваново.
17 марта 1969 года архиепископом Ивановским и Кинешемским Феодосием я был рукоположен во священнический сан и стал служить вместо отца в кафедральном соборе. Вскоре мама моя, матушка Лидия, с младшими братом и сестрой переехала в Луцк, где был похоронен отец Сергий. А я продолжил служение под святительским омофором Владыки Феодосия.

В Иваново действующий храм был один – только кафедральный собор. Народу, как можно себе представить, была тьма. Когда приходила череда исполнять требы по городу, за день могло быть пять соборований и двадцать причастий на дому. Много было крестин, отпеваний, а вот венчать приходилось редко. А сколько было исповедников! Часами приходилось выслушивать истории человеческих скорбей и бед, падений и раскаяний. Я был молодым священником, многому приходилось учиться не только у более опытных сослужителей, но и у прихожан. Всё это были люди, прошедшие через горнило гонений, но оставшиеся твердыми в своей вере. Они служили примером терпения, умения любить, понимать и прощать. Многим я обязан и Владыке Феодосию, архипастырю, заботящемуся о священнослужителях, об их духовном росте. Вообще, священник должен постоянно учиться, постоянно пребывать в состоянии изумления, умиления, восторга, любви и благоговения перед Творцом. Учиться можно и у деревьев – их умению ждать, собирать соки, у цветов – их щедрости, у травы даже – ее поразительной стойкости: тоненькие слабые стебельки травы пробивают асфальт. А сколько уроков дают нам каждый день промыслительные встречи с людьми! Никогда ни при каких условиях нельзя относиться к человеку легкомысленно: кому-то посылаемся мы, кто-то посылается нам, так Господь совершает дело нашего спасения.

КОРР: Говорят, лучше всего пастырскому служению учатся на самостоятельном служении в селе. Это правда?

О.ГЕОРГИЙ: Правда... Как и многие священнослужители в те годы, и я подвергся искушению – власти предложили «сотрудничество», однако устоял и не пошел на компромисс, за что и был «сослан» в село Илья-Высоково Ивановской области. Но Бог устрояет всё во благое – именно там я почувствовал всю ответственность священниче-
ского служения, там произошло мое становление как пастыря. Там я оказался лицом к лицу с паствой, и с какой паствой! Это были истинно русские, глубоко верующие и удивительно тонкие люди. Практически приход состоял из женщин, многие из них были вдовами, мужья которых пали на поле битвы в Великую Отечественную войну, и на их плечи легло нелегкое бремя труда по содержанию не только своих семей – подчас много-
детных, – но и сражающейся, а потом восстанавливающей разрушенное хозяйство страны. Непосильный труд, голод, лишения и разруха не озлобили их. С истинно христианским смирением эти не всегда грамотные, но глубоко человечные люди встречали все невзгоды, сохранив милосердие и умение принимать к сердцу горести и тяготы других. Во всех моих трудах я встречал их истинную поддержку и понимание.

Помимо прочего, в Илья-Высоково я впервые как приходской священник и настоятель столкнулся с необходимостью ремонтировать и восстанавливать храм, имевший историческую ценность как памятник архитектуры. Сейчас трудно себе представить, через какие сложности и препоны бюрократизма, неприятия и откровенного противостояния приходилось буквально продираться, чтобы провести в храме отопление, сделать настенную роспись или просто покрасить крышу. Но сколько радости приносило несение этих трудов – не для славы, не ради богатства, а только во имя Божие. И низкий поклон моим помощникам и особенно приходской старосте Манефе Николаевне Якимовой, порядочнейшему и глубоко церковному человеку, мать которой, Евдокия Росаткина, в свое время отстояла сельский храм от закрытия (церковь Рождества Богородицы села Илья-Высоково была кладбищенской, зимней церковью, а летний красавец-храм не удалось спасти, он был взорван в 30-е годы). Сейчас сын Манефы Николаевны, отец Александр, служит священником в селе Ситское Нижегородской епархии.

Отслужив в Илья-Высокове 3 года, мы всей семьей переехали в Иркутск, где я стал служить в Знаменском кафедральном соборе. В то время управляющим Иркутской епархией был архиепископ Владимир (ныне митрополит Санкт-Петербургский) – прекрасный проповедник, тонко чувствующий красоту Богослужения. После двух лет служения в Восточной Сибири Владыку Владимира перевели на древнюю Владимирскую кафедру. Вместе с ним мы уехали из Иркутска, и я стал служить в Коврове Владимирской области. Ковровский приход всегда был трудным, священники там долго не задерживались. Основной причиной, наверное, служило то, что храм Рождества Христова стал камнем преткновения и средоточием интересов для самых разных групп населения: городские власти стремились его закрыть, прихожане – отстоять. Мне, однако, удалось продержаться там семь лет, поставив своего рода рекорд. Ковровский храм тоже был памятником архитектуры, но в каком запущенном состоянии он находился! Власти не позволяли ничего менять. Староста была человеком, мягко говоря, далеким от Церкви. Какие прекрасные священнические и диаконские облачения дореволюционной поры, шитые золотом и жемчугами, плесневели в сундуках! На колокольне были свалены в кучу иконы, сделавшие бы честь любому музею. На стенах храма – осыпающаяся роспись и паутина, и сами иконы, и их драгоценные оклады потемнели, трудно даже было различить, кто на них изображен. Богатейший приход нуждался во всем, зато староста отчисляла астрономические суммы в фонд мира. Такова была практика советского времени.
С этим нерадением старосты и ее приверженцев пришлось бороться. С Божией помощью удалось отремонтировать храм, промыть и подновить темперную роспись стен, отреставрировать иконы и развесить их в храме. Возымели действие проповеди и увещевания: люди стали говеть перед исповедью, не кричали уже и не ругались в храме. Понятно, народу было много, давка раздражала и озлобляла людей – вот отсюда крики и ругань. Но постепенно всё приходило в норму. Я уже начал благодушествовать: приход успокаивается, ремонтные и реставрационные работы идут, уполномоченный по делам религии при Владимирском обкоме вроде доволен: фонд мира не оскудел.

КОРР: Как Вас из древней Владимирской епархии занесло в такую далекую Мордовию?

О.ГЕОРГИЙ: «За активную деятельность» – а для священника в то время не было худшей характеристики – «и за конфликт с церковным советом», за то, что проявил нормальную пастырскую ревность о благолепии дома Божия, за духовное просветительство прихожан меня вынудили покинуть Владимирскую епархию. И тогда, по приглашению Владыки Пензенского и Мордовского Серафима, с которым был знаком еще со времени его служения секретарем Владыки Феодосия в Иванове, я приехал в Саранск. Я благодарен Владыке Серафиму (Царство ему Небесное) за то, что он имел смелость взять такого «активного священника» в свою епархию. Правда, уполномоченный по делам религии Владимирской области дал мне такую характеристику: «У отца Георгия был конфликт с церковным советом, но он вышел из него с честью». Однако «активный священник» в то время был головной болью властей и беспокойством для архиереев. Так я оказался в Мордовии и семь лет прослужил в Иоанно-Богословском соборе Саранска. После празднования тысячелетия Крещения Руси внутриполитическая обстановка в стране смягчилась, государство наконец повернулось к Церкви лицом и было вполне готово к диалогу, после долгих лет запустения и забвения закрытые, разграбленные храмы стали передаваться Церкви. Так, после более чем двадцатилетнего перерыва, вновь стали совершаться богослужения в Иоанно-Богословской церкви в селе Макаровка, где меня Владыка Серафим поставил настоятелем. Пять лет прошло в трудах по устроению храма Михаила Архангела в подклети Иоанно-Богословгой церкви (она была летней, не отапливаемой, вот и пришлось сооружать в подклети зимний храм) и восстановлению отданной позднее Знаменской церкви. Там же начала действовать первая в Мордовии приходская воскресная школа. За это время Пензенская и Мордовская епархия разделились. Первым епископом Саранским и Мордовским стал Владыка Варсонофий, рядом с которым мне Господь судил служить девятнадцать лет. Вскоре Владыкой Варсоно-
фием было принято мудрое решение открыть в Макаровском погосте монастырь, а я был переведен в переданный епархии бывший детский сад, а ныне храм Георгия Победоносца. Почему Георгия Победоносца? Уж поверьте, не в мою честь! Храм был открыт накануне празднования 50-летия Победы над фашистами, Георгий Победоносец был исстари покровителем русского воинства, имя этого святого носил маршал Победы Георгий Константинович Жуков, вот Владыка Варсонофий, посоветовавшись со мной, решил освятить новосозданный храм во имя Победоносного Всадника на белом коне. После двухтысячелетия Рождества Христова главный врач детской республиканской больницы №2 Солдатов О.М. задумал открыть при ней храм. Это и понятно: в больнице лежат дети, у которых различные формы гематологической болезни, часто не поддающиеся излечению. Для духовной поддержки таких детей и их родителей был создан храм во имя иконы Божией Матери «Целительница». Я помогал Олегу Михайловичу советами по его устроению, и когда в 2003 году храм был освящен, по благословению Владыки Варсонофия, я стал совершать в нем богослужения. Вот в этих храмах Господь наш и по сей день дает мне силы служить.

Большой отрадой для меня как для пастыря служит то, что в храме нашем складывается община, не просто прохожане-захожане, но люди, осознанно участвующие в богослужениях. Среди них не только жители соседних домов, но и люди из других районов Саранска. Есть среди них молодежь, есть целые семьи. А какая радость видеть причащающихся детей, которых с каждым годом становится всё больше и больше!

КОРР: Скажите, батюшка, какие виды социального служения Вам близки?

О.ГЕОРГИЙ: Священнику без социального служения и соприкосновения со светским миром нельзя: он призван Богом возвещать миру «во время и не во время» (2 Тим. 4,2) благую весть о спасении, неутомимо свидетельствовать о том, какую глубину, какую красоту, какую всеобъемлющую истину находит человек в Церкви. Служение священника всегда апологетично: оно направлено не только вовнутрь – к Церкви, но и вовне – к миру, который, по слову Господа, «во зле лежит» и этого зла часто не замечает, но тоскует по высшей правде. Церковь отделена от государства, но не от общества, и глас Церкви – глас совести этого общества. Поэтому любое благое дело, любая инициатива для поддержания и воспитания духовности Церковью приветствуется.
Я, например, духовник Морского собрания Республики Мордовия – как бывший подводник, а как благочинный церквей Саранска – член Комиссии по помилованию при Правительстве Республики Мордовия. Кому как не священнику «милость к падшим призывать»?

КОРР: О. Георгий, Вы тоже не «бесплодная смоковница», как и Ваш отец. Расскажите, кто Ваши наследники по духовной линии?

О.ГЕОРГИЙ: Да, я верил и уповал, что наш священнический род на мне не прервется, продолжится – и Бог не посрамил моего упования: он уже продолжился! Сын мой, протоиерей Сергий Сакович, после несения срочной службы в рядах Советской Армии поступил в Московскую Духовную семинарию, после окончания которой был рукоположен в сан диакона и сослужил мне в Иоанно-Богословской церкви в Макаровке, а после принятия священнического сана – в храме Георгия Победоносца. Ныне он настоятель храма Михаила Архангела в селе Ичалки и преподаватель Саранского духовного училища. Он заочно окончил Арзамасский педагогический институт для того, чтобы иметь возможность работать с детьми. При храме Михаила Архангела действует большая воскресная школа (более сорока человек учащихся), паломническая служба, кружок авиамоделирования. Авиамоделированием с ребятами занимается сам отец Сергий, а ведет занятия в воскресной школе, организует паломнические поездки его матушка, Ольга. У сына трое детей. Старшему внуку Георгию шестнадцать лет, он мой полный тезка, надеемся, и он в свое время последует по стопам отцов и дедов.

КОРР: Отец Георгий, Вас можно назвать счастливым человеком?

О.ГЕОРГИЙ: Что такое счастье? Быть частью чего-то важного, большого, что лежит вне человека. Я благодарен Господу, что Он сподобил меня быть членом Тела Христова – Святой Его Церкви. Благодарю, что, несмотря на мои слабости, падения и немощи, «Он признал меня верным, определив на служение»
(1 Тим. 1, 12). Я могу сказать словами святителя Григория Богослова: «Чем я не скот? Лишь тем, что знаю Господа! Когда б Твоим я не был, возмутился б я».

КОРР: Батюшка, благодарим и желаем Вам долгих и плодотворных лет пастырского служения!

Беседовала   

Мария Шатрова