Дарья Метельницкая
* * *
Точек невозврата уже не счесть,
выжжена до пыли «святая месть»!
Выжжена до горечи, до черты...
Догорает боль, остаётся дым.
Сколько скинуть лет в пелену времён,
чтобы не шута возвели на трон?
Чтобы чад пожарищ в душе иссяк?
Чтоб не падал оземь кровавый мак?
Точек невозврата стальной горох –
совести мотор навсегда заглох...
Видно, и в себе не найти черты!
И возврата нет – сожжены мосты.
* * *
Есть города два, как два полюса правды...
Мы в разных... Далёкие два континента.
Хоть вой, а хоть плачь – не спасает crescendo!
В своём показном безразличии прав ты.
А мне бы нос к носу с тобою столкнуться
в том сквере, где ждут фонари и озябли...
Я – хилый продрогший потерянный зяблик,
ты – явь, а я – навь, что ж... дано разминуться.
Приснился... Всё тот же чудной мальчуган...
А сердцу так чужд этот Путь Середины...
Манила несчётных рутин паутина,
Заря стёрла месяца серп-ятаган.
Минутное колебание
I look at you all see the love there that's sleeping
While my guitar gently weeps...*
«The Beatles»
Почему-то гитара осени ноет фальшиво,
стонет фальшиво.
Почему-то все призраки прошлого снова живы –
как кровь по жилам!
Мне казалось всегда, что ноябрь без солнца и неба:
что был – что не был;
И все люди вокруг от меня словно требуют требы –
зрелищ и хлеба!
Почему-то душа наизнанку и нараспашку,
как плащ, нараспашку...
А кто-то гудит ерихонской трубой: «Мне не страшно!»,
а мне вот – страшно.
В танце жизни сомкнулись руки – картина Матисса,
картина Матисса...
Впопыхах все забыли, судьба – это просто крыса:
ни чести, ни смысла.
Истерически плачет ребёнок внутри... и бессилье,
слёзы бессилья.
Осень жизни и осень природы всегда бесили –
они – всесильны.
Евгений Топорков
Спутник
«Мне было десять лет, – рассказывал Стивен Кинг, – я находился в кинотеатре... В самый интригующий момент экран погас. Кинотеатр был битком набит детьми, но, как ни странно, все вели себя тихо. На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины. Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм, но тут он заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас. «Я хочу сообщить вам, – начал он, – что русские вывели на орбиту вокруг Земли космический сателлит. Они назвали его... «спутник». Помню очень отчетливо: страшное, мёртвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким выкриком; голос был полон слёз и испуганной злости: «Давай показывай кино, врун!»
Мир молчал.
Мир восторгался.
Кто-то верить не хотел...
По пустынной глади неба
спутник маленький летел...
Незатейлив
и негромок.
Но его «агу» слышны...
Этот первенец-ребёнок
своей матери-страны...
Мир молчал.
Мир восторгался.
Кто-то силился понять.
И догнать его пытался.
Понимая... Не догнать.
Кот вернулся
Надоел. Возьмём другого.
И решили отвезти...
Чтоб найти не смог до дома
он короткого пути...
Всю обратную дорогу
было стыдно мне и зло...
Было лето на пороге.
Так что зверю повезло...
Он найдёт чем поживиться,
в поле или вот в лесу...
Убаюкивал я совесть,
замораживал слезу...
Время шло. Уснула совесть.
Мысли новые нашлись...
И с котом, где цвета помесь,
наши судьбы разошлись...
Но однажды, возле дома,
постаревший, но живой...
Кот в глаза смотрел с укором:
«Я ведь шёл к себе домой»...
Осенних месяцев канва
Впредь дней похожесть не пугает,
когда, проснувшись на заре,
мой взор рассветный час впитает
в последних числах, в сентябре.
И встану, взглядом безмятежен,
ещё остаткам сна подвержен,
и выйду росною тропой
куда-нибудь с самим собой...
Брожу, рассветом наслаждаясь.
Ищу созвучия строке...
В лугах ближайших и в реке,
судьбою впредь не обольщаясь.
Но ей довольствуясь вполне
в провинциальной стороне.
* * *
Ноябрь безлистен и угрюм.
Земли застылой гулкий шум.
И ожиданий больше нет,
и обесцвечен целый свет...
Такая участь ноября.
Зиме он двери растворяя,
приносит в жертву лишь себя...
Приход морозов предваряя...
Ссора
Я один, и ты одна.
В доме властвует вина.
В грустном сумраке гардин
ты одна, и я один...
Тишь беззвучная средь нас,
избегаем встречных глаз.
Первый шаг как превозмочь?
Смотрит в окна сводня-ночь...
О грусти
О, грусти благодатный миг!
Как плодороден всплеск случайный,
что в день вольётся музыкой печальной
или строкой, скорбящей изначально
о том, чего достиг иль не достиг...
О, грусти нежной благодатный миг!
На рыбалке
Туман осядет, взгляд узреет
озёрный берег предо мной,
и хор лягушачий согреет
своею нотною игрой.
Я брошу жертвенной наживкой,
чуть сожалея, червяка.
И, может, дрогнет в глади зыбкой
недвижный остов поплавка...
А рядом всё неслышно живо,
вот-вот проснётся стрекоза.
Через траву глядят пугливо
зелёных ящериц глаза.
Среди кувшинок, горделиво
держа головку над собой,
скользя в ритмическом изгибе,
плывёт ужонок молодой...
Карась, увы, сегодня снулый,
и дремлет горе-рыболов.
Лягушки квакают понуро,
заглохли... Что же за улов?
А мой улов не спрятать в сумку,
его руками не объять.
А мой улов в вечерних думках.
И в снах до зорьки кочевать...
* * *
У кого-то ныне прибыль,
у кого-то день не впрок...
Ну, а я так вместо рыбы
вам привёз с десяток строк...
