Константин СМОРОДИН
ПОЛУОСТРОВ, ПОХОЖИЙ НА СЕРДЦЕ
Заметки
Одни любят море, другие – степи, третьи отдают предпочтение горам, а я люблю – Крым. Целиком и полностью, во всех его проявлениях. Да, может быть, потому что все вышеперечисленное он в себя вмещает и, более того, к этому богатству щедро прибавляет особый флер культуры.
Стоишь где-нибудь в Гурзуфе на высоченном обрывистом берегу и думаешь: вот так же и сам Пушкин любовался на набегающие волны, размышляя о вечном, непреходящем и неисчезающем. Бродишь по улочкам Ялты, прячешься от ослепительного зноя в уютной кофейне, наблюдаешь за веселыми летними женщинами. А не здесь ли хаживали Чехов, Коровин, Куприн, Бунин, Шаляпин? Не здесь ли совсем недавно любил посидеть Иосиф Бродский? Не в бухте ли Феодосии ветер раздувал алые паруса Грина? Не ожившие ли картины Айвазовского открываются перед глазами? А удивительный, неповторимый природный феномен – профиль истинно крымского жителя и поэта Максимилиана Волошина, изваянный ветром, солнцем и морем неизвестно сколько столетий или тысячелетий тому назад в вулканических складках величественного Кара-дага. Слияние природы и культуры. Драгоценные камни, которые хранит в себе гора – не созданные ли природой стихи?..
Пушкин, проплывая мимо Золотых ворот, посмотрел на своего не родившегося еще в то время, но уже увековеченного собрата. И мог ли он представить, что там, где едва виднеются белые домики болгарского поселка с красивым названием Коктебель (Синие камушки) будут отдыхать и творить практически все писатели советского периода его переименованной страны? Что развалится Российская империя? Что Крым, неповторимый Крым, с его культурой, историей, жителями, легендарным Севастополем один лысый политик подарит новообразовавшемуся государству – Украине? Это все равно, что Петербург подарить финнам или эстонцам. Можно ли с этим смириться?
Кто только не претендовал на Таврию, Тавриду – старое название Крыма. Задолго до начала нашей эры греки обжили эти берега. До сих пор сохранились развалины античных городов в Керчи, Севастополе и других местах. И греки сохранились, правда, в основном на берегу Азовского моря в Донецкой области. А вот куда делись скифы, аланы, тавры? Керченский выступ входил в свое время в одно из княжеств древней Руси. Заглядывали сюда воинственные гунны, половцы. Строили крепости и занимались торговлей генуэзцы. Чудом сохранились немногочисленные потомки некогда могущественного Хазарского каганата – караимы. Во времена Чингисхана пришли сюда монголо-татары, и оставшаяся здесь часть тюрков и монголов образовала Крымское ханство, а потомки завоевателей стали называться крымскими татарами. Тяжелая пора настала для христиан: церкви вырубались в скалах, создавались пещерные поселения и монастыри. Менялись времена. В свою очередь Крымское ханство попало в вассальную зависимость от Османской империи, приславшей в важнейшие бухты свой флот, а в восстановленные крепости гарнизоны. Турция на южных рубежах угрожала окрепшей России, и более двухсот лет тому назад князь Потемкин присоединил Крым к Российскому государству. Вскоре появился мощный Севастополь – город-порт, город-крепость. По-прежнему муэдзины скликали верных на молитву, в Бахчисарае струился фонтан слез... Но рядом с татарами стали селиться русские и малороссы, бежавшие от турецкого угнетения болгары, армяне, греки.
Пережив тяжелую Крымскую войну и первую осаду Севастополя, Крым стал преобразовываться. Русские богачи и аристократы начали покупать участки на побережье. Строились дворцы и особняки, первые курорты, винные заводы, закладывались виноградники, сады, парки, высаживался знаменитый впоследствии ботанический сад. Крым становился благодатным краем.
Революция все смешала. Сталин устроил новое переселение народов. Хрущев в ознаменование присоединения Украины к России («навеки вместе») или во искупление собственных грехов подарил Крым союзному «младшему брату», и теперь украинский профессор в радиопередаче «Незалежность» заявляет следующее: «Мы не завоевали ни метра крымской земли, поэтому Крым наш». Убойная логика. Если бы не слышал собственными ушами, не поверил бы.
Многими уже подзабыты лозунги, с которыми подавляющее большинство населения Украины проголосовало за свою «незалежность»: через пять лет жизнь в свободной Украине сравняется по уровню обеспеченности населения с французким и т. д., и т. п. Бессовестно облапошили. Но и тогда в Крыму против «незалежности» проголосовало около 63 %, в то время как в целом по Украине всего 20 %.
Вернулись по горбачевской милости крымские татары, почему-то все еще во всех своих бедах винящие русских, а не грузина Сталина, и иже с ним весьма интернациональную советскую верхушку. Загадка истории – почему завоевавшие полуостров татары претендуют на звание «коренных» жителей и вытекающие отсюда права и льготы (квоту в парламенте и т. д.), а завоевавшие тот же полуостров русские как всегда оказываются оккупантами? Если же заглянуть в глубь веков: дескать, татары пришли вон аж когда, то мало-мальски знающий историю человек вспомнит, что тьму-тараканское русское княжество включало Керченский полуостров задолго до прихода монголо-татар, и просуществовало оно достаточно долго. А если обиды считать да выяснять, кто, когда навредил, то можно о том, чья здесь доля перевешивает спорить и спорить. Переиначивая пословицу на новый лад: если крымского татарина поскрести, то русским окажется, — не далеко уйдем от истины. Но... «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Так чей же Крым?
И вообще, почему, если Украина имеет право на независимость, то Крым на нее не имеет права? Мне скажут: а Чечня? И Чечня. Пусть бы там провели референдум, как это сделали в Крыму, и поступили согласно воле народа. Воевать из-за полуострова с Украиной? Нет, ни в коем случае. Но и приветствовать украинизацию полуострова, вытеснение и притеснения русских тоже нельзя.
Хорошо известно – политика дело сложное и грязное, но имеет же все какие-то пределы, нельзя же торговать родиной и народом. И не пора ли наконец задуматься, почему нас, русских, нас, россиян, так (что уж греха таить, не посмотреть правде в глаза) не уважают, не любят? Не потому ли, что мы предали своих же граждан, своих друзей? Моя хата с краю, ничего не знаю. А кому-то просто приятно ткнуть облапошенного, ослабшего силача. По моему разумению прав бывший генерал Лебедь, говорящий, что нам не нужно ни с кем воевать, но армия должна быть настоящей, это уже сам по себе важный психологический фактор. Не в величине ведь дело, а в боеспособности. Вспомним, как поступила Российская империя после поражения в Крымской (!) войне. Она вышла практически из всех политических и экономических игр Европы и мира. Самоизолировалась (благо ресурсы и пространства позволяли). Провела реформы (отмена крепостного права, судебная и т. д.), и подготовила тот гигантский рывок в своем развитии, который, если бы не война 14-го года и не Октябрьская революция, инициированная и профинансированная западным капиталом, мог бы вывести нашу страну в одну из самых, самых... Короче, занять не только по масштабам, но и по уровню жизни населения одно из первых мест в мире. Интеллектуальный, научный, культурный потенциал, оплодотворивший и способствовавший во многом развитию Запада, был в наличии и мог сработать здесь.
Право, что теперь вспоминать да тужить? Бессмысленное занятие. Возродится ли наша страна в славе и богатстве для счастья всех народов, населяющих ее? Отнюдь не гарантированно. Может быть, прав писатель Виктор Астафьев, полагая, что нынешние русские совсем не те, что были прежде, формируется новая нация, с другим национальным характером. Что от нее ждать? А так как русские, несмотря на все потери и испытания, все еще остаются становым хребтом России, будущее страны во многом зависит от их внутреннего состояния. И крымский вопрос, и приднестровский, и многие другие – этому показатели.
Я не политик, многая информация мне недоступна, и, возможно, разбираюсь в происходящем не очень-то глубоко, но промолчать, не высказать свое мнение (моя хата с краю, ничего не знаю) тоже уже нельзя. И мне кажется, что многие сограждане так же считают: воевать ни с кем не нужно, но и отворачиваться, предавать нельзя.
Во время своего первого посещения Крыма, осенью 1986 года, я написал стихотворение, где есть такая строчка: «И сердцем бьется в груди – Таврида...» Посмотрите на карту – очертания Крымского полуострова похожи на сердце.
крымский цикл
** ** **
Спокойно ласковое море,
молочно-синяя вода.
И на гряде, м на предгорье
заката тихая страда.
Как одиноко в мире этом
столь непонятной красоты,
где Крым перед тобой отсветом
иной любви, иной мечты.
Где Крым перед тобой дельфином,
тем, что покажет на волне
свою серебряную спину
и снова канет в глубине.
1986
АХИЛЛЕС
Почти золотые сухие травы,
колючий шиповник в плодах кровавых,
а ниже – море, а выше – горы,
и сероватых дорог узоры.
Гряда кипарисов спускается в море,
пустые пляжи купаются в сини.
Невольно думаешь здесь о герое,
неукротимом, красивом, сильном.
И он выходит из складок горних
иль возвращается из Аида,
в глазах просторно синеет море,
и сердцем бьется в груди – Таврида!..
1986
** ** **
«Гречанка верная, не плачь!» –
Босфор скрывается за гранью
иного бытия, с геранью
на подоконнике и дождиком в окне,
с размытой осенью – то желтой, то багряной,
бредущей тротуаром деревянным,
скрипучим, черным, жалким… Но во мне
он вызывает не воспоминанья
о милой сердцу дряхлой старине,
а мысль об относительности расстояний.
1991
** ** **
Фиолетовые ночи
и малиновые дни,
не заметишь среди прочих,
как обманчивы они.
Не заметишь, не узнаешь,
а узнаешь – не поймешь,
что живешь не как мечтаешь,
а мечтаешь – как живешь.
И когда нахлынут волны
светлой пеной изойдя,
твое сердце будет полным
тихим светом сентября.
Тихим светом, белым светом
и немного золотым,
словно шествующий в Лету,
лета зачерпнувший, Крым.
1991
** ** **
Тогда казалось странным это мне –
за ясным и знакомым очертаньем
какое-то далекое, вполне
далекое мерцание страданья.
Как будто, выйдя утром на причал,
заметишь, что вчера не замечал,
предвестье непогоды в глади нежной –
скопление медуз у побережья.
Что призраки из льда или стекла,
кто синей опоясан окаемкой,
они спешат вобрать в себя тепла,
как в лампу свет, чтоб дальше жить в потемках.
1991
КОКТЕБЕЛЬ
Гляжу на россыпи вечерних самоцветов
и вспоминаются авангардисты:
Малевич, его бабы со снопами,
Красный квадрат, в котором мрак рубина,
ну, а рубины – это кровь богов
в песке у Ганга. Там и только там.
А в бабах явная декоративность.
Да что Малевич, и Кандинский, и Филонов?
От них до примитива шаг один,
или точнее – до примитивистов шаг.
Шагал иль Пиросмани…
Шагал шагал по пирсу с мани-мани,
а Пиросмани шаг – и снова – ал –
всего лишь радио врывается чужое
Так что же?
на метле иль на ветле
и где-то над домами, под звездами,
то в лунном холоде, то в солнечном тепле.
Как мушка в янтаре иль жилка в сердолике?
От сердца – сердолик, янтарь же – от слезы.
Какие блики отблески еще светло
дорожка лунная уводит в море
Что это значит? Как вы думаете? Что?
смарагд пироп и лал
А дальше – Коктебель,
край камешков, обломков Кара-дага
и каре-рыже-золотых холмов.
Край плавных линий от примитивистов
и правильных мазков авангардистов
до передвижников
и…
1993
