Моя жизнь, мой спидвей

Владимир КАРНЕЕВ

 

 

В солнечном Будапеште

 

Перед выездом наших спортсменов в Венгрию для участия в международном мотокроссе Центральный Автомотоклуб ДОСААФ СССР, находящийся в подмосковном городе Видное, организовал короткий сбор для наших спортсменов. Он был крайне необходим, так как прежде всего надо было подготовить мотоциклы.

Приехав из Ленинграда в Видное в качестве тренера, я был несказанно удивлен, когда увидел среди кроссовых ИЖей совершенно незнакомый мне новенький мотоцикл. Прибывший раньше меня из Ленинграда Евгений Гусев объяснил мне:

– Из Чехословакии пришел. Кроссовый, с четырехтактным 500-кубовым двигателем. Марка ЭСО. Есть распоряжение в Венгрию его взять, испытать там…

Выслушав Женю, я решил попробовать его сам. Облачившись в кожаный костюм, надел мотосапоги, шлем, перчатки и завел двигатель… Слушая его работу, я почувствовал, что волнуюсь – все-таки два года прошло, как я не вращал ручку газа. А тут еще и прокатиться на нем надо!

Благо, на обширной территории Автомотоклуба было много крутых спусков, подъемов – в общем, как на хорошей кроссовой дистанции… И я решил прокатиться «с ветерком»! Первое, что я почувствовал, это прекрасную динамику двигателя и… отвратительную устойчивость мотоцикла. Даже на прямых участках его надо было все время удерживать от падения, работая рулем и балансируя корпусом.

Я понимал, что давно не сидел за рулем, но за всю свою жизнь я не встречал такого неустойчивого мотоцикла!

Прокатившись на нем сам, я попросил рижанина Рейниса Решетникса тоже попробовать…

Через две-три минуты, прокатившись по «трассе», Рейнис остановился, заглушил двигатель и сказал:

– Это «самопад» какой-то! Все время падает. А динамика дикая…

Слушая Рейниса, я вспомнил, какой «автоматической» устойчивостью обладал мой кроссовый динамовский «Матчлес» и даже мой самодельный «ВИК». И у того и у другого мотоцикла угол наклона рулевой колонки был 59 градусов.

Мы сделали нужные замеры и определили, что у чехословацкого мотоцикла угол наклона почти на 5 градусов больше, чем у «Матчлеса».

– Женя! – предложил я.– Давай изменим угол, сделаем его как у «Матчлеса». Это несложно – вырежем кусочек верхней трубы рамы, подогреем автогеном, подтянем, чтобы вырез сошелся, и заварим!

Но Женя возразил:

– Сегодня автогена нет и не будет – сварщик уехал в Москву… А завтра уже погрузка мотоциклов в вагон. Не успеваем. А если это не сделать, зачем этот «самопад» в Венгрию везти – даже Решетникс сказал, что он неустойчив!

Но сообразив, что испытать его надо, я распорядился:

– Твое дело, Женя, его завтра загрузить в вагон вместе со всеми мотоциклами! А дальше – мое дело! Понял? А сейчас я побегу оформлять страховку! И заявку!

Женя непонимающе посмотрел на меня:

– Какую еще страховку? Зачем?

Мой ответ еще больше удивил его:

– А меня без страховки никто к международным соревнованиям не допустит! Испытать ЭСО ведь надо! И даже телеграмму в Будапешт дать – заявить меня! На всякий случай…

В купе вагона поезда, идущего в Будапешт, собрались почти все участники мотокросса: рижские гонщики Рейнис Решетникс, Эдвин Кирсис, москвич Анатолий Егоров, рязанский спортсмен Виктор Адоян, механик из Ленинграда Евгений Гусев и я. Разговор идет, конечно, на спортивные темы – обсуждаем возможных соперников в Будапеште. Я рассказываю ребятам о том, что будут участвовать спортсмены Болгарии, Венгрии, Румынии, Чехословакии и мы. Вспоминаем эпизоды мотокросса в Румынии, «Татранского рейда» в Польше… В этот момент в купе вошли наши спортсмены москвичка Галина Коновалова и чемпионка города Фрунзе Надежда Шарапова и спросили:

– Мальчики! А кто из вас будет выступать на ЭСО? Зачем мы его везем?

Наступило молчание. Почему-то никто из спортсменов не отвечал… Тогда я прервал эту паузу:

– Ну, Рейнис! Ты немного попробовал его… Отвечай нашим девушкам!

Всегда застенчивый Рейнис улыбнулся:

– Не знаю, что и сказать, мотор хороший, но сам мотоцикл все время падает… Не знаю… Лучше уж на Иже…

Пришлось мне разъяснить ситуацию:

– Конечно, лучше, если бы это сделали вы! Но принуждать не буду. Если не решитесь, тогда сам прокачу – испытать ведь надо!

Здесь в разговор вступила Надя Шарапова:

– Но вам ведь 43 года! Да и тренировок никаких…

– У ребят еще есть время подумать. Как решат, так и будет,– сказал я и добавил: – А испытать его необходимо!

После холодной дождливой погоды, которая была во время проведения мотокросса в Ленинграде, мы попали под палящее солнце и августовскую жару Будапешта. Прямо с поезда мы поспешили попасть на трассу, расположенную на склонах Будапештских гор. Это была трасса скоростного типа со множеством поворотов, неровностей и естественных трамплинов.

Понимая необходимость ознакомления с ней наших спортсменов, я «гонял» их по трассе, используя каждую минуту отведенного нам времени на тренировку.

Увлекшись тренерскими обязанностями, я вдруг вспомнил об ЭСО, о необходимости испытать его… Но было поздно – время тренировки истекло, трасса была закрыта… Да и сам мотоцикл мы не успели «реконструировать» для обретения им устойчивости. Проклиная себя за эту ошибку, я мучительно размышлял о том, как исправить положение.

Подошедший ко мне наш механик Женя Гусев спросил:

– По виду вижу, что чем-то расстроен. Что случилось?

Я объяснил ему ситуацию, но Женя тут же нашел выход из создавшегося положения:

– Не волнуйся! Вон видишь, стоит летучая мастерская на колесах – они обслуживают участников мотокросса. В ней есть сварка… А нам, кроме сварки, ножовки и ломика, ничего не нужно! Головы у нас есть… Сколько миллиметров верхней трубы вырезать? Ты ведь подсчитал, я знаю…

Обрадованный мудрым советом Жени, я подкатил мотоцикл к летучке, и мы энергично принялись за дело. Часа через два все было готово, и я, как был, в трусах, не утерпел и прокатился между палаток, в которых стояли мотоциклы участников. Проезжая мимо наблюдающего за мной Жени, я снял руки с руля и поднял их кверху. Мотоцикл продолжал движение – он обрел устойчивость!

На следующий день, несмотря на жару и припекающее солнце, переполненные автобусы и автомобили привозили толпы зрителей, которые располагались кругом трассы.

В иллюстрированной программе этого мотокросса, лежащей сейчас, когда я пишу эти строки, перед моими глазами, нет имени и фамилии чемпиона Болгарии Тодора Гигова. Организаторы мотокросса допустили его к участию в этом заезде на его «Триумфе-600» дополнительно.

С этим замечательным спортсменом я познакомился в Ленинграде, когда тот одержал трудную победу в шоссейно-кольцевых гонках на «невском кольце». Он был немало удивлен, увидев меня под стартовым номером 37, ведь в Ленинграде я был в роли тренера. Он спросил меня по-русски, указывая пальцем на мой кожаный костюм:

– Это что – маскарад?

– Нет, Тодор, – это эксперимент! – ответил я.

Когда выезжали на старт, я обратил внимание на мотоциклы моих соперников. Это были «Триумфы», «Нортоны», БМВ, ЯВЫ…

И мне пришла в голову мысль, что я единственный стартую на чехословацком экспериментальном мотоцикле и, может быть, я вообще первый, кто выступает на нем в мотокроссе…

И, конечно, я волновался – сознание того, что стартую в мотокроссе последний раз в моей жизни и одновременно первый раз в международных соревнованиях,– не могло способствовать спокойствию. К этому примешивалось и чувство ответственности, которую я, по существу, сам взвалил на свои плечи.

Помню отчетливо, что в последние секунды ожидания вспышки зеленого света старта почему-то громко произносил одно и то же слово: «авантюра! авантюра!», и в то же время мое сознание протестовало: «Нет, я не авантюрист – я серьезный человек!» И все это мелькало в моей голове с молниеносной быстротой!

Гонщики знают, как мучительно проходят эти секунды перед стартом.

Но вот вспыхнул зеленый свет! Старт!

Резко срываюсь с места, несусь по стартовой пыльной поляне в узкую горловину трассы и, попадая в облако пыли, соображаю, что его подняли те, кому удалось вырваться вперед! Но газ держу, хотя и не вижу, куда несет меня мой резвый ЭСО. Когда пыль рассеялась, включая следующую передачу и еще «добавляя жару» моему чехословацкому стальному коню, я увидел спины ведущих гонку. Еще больше открыв ручка газа, я резко приблизился к ним… И в этот момент где-то далеко внизу открылась панорама Будапешта… Сразу вспомнил, что здесь трасса «проваливается» резко вниз!.. Инстинктивно я уже приготовился к тому, что заднее колесо подсечет… но, о, чудо! Приземление произошло ровно, мягко на уже прямой поверхности склона. И я понял, что я пролетел дальше косого места! Значит, здесь можно и нужно держать газ!

Никакие тренировки не заменят участие в соревнованиях!

Этот закон я знал давно. Поэтому, участвуя в Венгерском кроссе, я быстро почувствовал особенности мотоцикла ЭСО. Но одновременно ощутил, что моя физическая подготовка к этому кроссу явно недостаточна. Однако знал, что «второе дыхание» придет. И когда мне на первых кругах показали, что иду шестым, седьмым, я не запаниковал и сам себе мысленно сказал: «Подожди еще три-четыре круга – придет это «второе дыхание», да и «потренируешься» в ходе гонки, вот тогда давай!»

И действительно, после того, как я прошел половину дистанции, почувствовал какую-то легкость в управлении мотоциклом и определенный «автоматизм» в движениях. Зато возникла обжигающая боль в больших пальцах рук, сжимающих руль. На всех неровностях трассы, при приземлениях после полета мотоцикла в воздухе, эта боль становилась все сильнее. Я быстро понял ее причину – новые шершавые резиновые ручки руля быстро протерли перчатки, а затем и кожу на основаниях больших пальцев. У гонщиков, постоянно выступающих в кроссах и тренировках, кожа на больших пальцах грубеет, становится толще… А у меня она была такой шесть лет назад! Вот и результат!..

Но человек привыкает ко всему. Я смирился с этой колющей болью и в азарте преследования соперников просто перестал на нее обращать внимание. К тому же уже начал полностью «открывать камфорки» и обходить соперников.

Когда же я увидел, что наши «отгонявшиеся» спортсмены, стоявшие рядом с трассой на одном из крутых поворотов, машут мне «вкруговую» снятыми с себя белыми рубашками, то помчался еще быстрее. А когда до финиша осталось два круга, то Анатолий Егоров показал мне стартовый номер, снятый со своего мотоцикла. Одну цифру на нем он закрыл рукой… И я отчетливо увидел цифру 3. Значит, я иду третьим! Это же призовое место! «Добавив» еще, я «достал» «Нортон» с номером 97. Это был венгерский чемпион Сандор. Но большего я сделать не успел… Клетчатый флаг судьи на финише, последний раз в моей жизни, мелькнул перед моими глазами…

В итоге болгарин Тодор Гигов на «Триумфе-600» занял первое место, венгр Мате Сандор на «Нортоне» – второе и русский Владимир Карнеев на ЭСО – третье.

После финиша меня окружили наши спортсмены, поздравляли, обнимали, дали пить… А я, не имея сил, продолжал сидеть на мотоцикле и только протянул им руки:

– Ребята! Снимите перчатки… и шлем.

Когда они увидели протертые рулем дыры в перчатках, а под ними запекшуюся кровь и стертую кожу больших пальцев, то все невольно замолчали…

Когда я вошел в санитарную палатку и протянул поврежденные руки врачу, он тут же поручил медсестре промыть и обработать мои пальцы. Мастерски работая ножницами, она обстригла лишние лохмотья кожи…

А в это время врач налил в какую-то толстую пробирку бесцветную жидкость и, протягивая ее мне, жестами другой руки показал, что я должен эту жидкость выпить… Я вопросительно посмотрел на него. Тогда он произнес:

– Профилактик, натурал, алкокол! Гоп!

Я всегда послушно выполнял указания врачей… И в этот раз тоже. Огненная жидкость, которую я всю жизнь ненавидел, проникнув в мой организм, как-то размягчила меня – я стал меньше ощущать боль в пальцах. А медсестра, делая свое дело, взяла широченные бинты… Увидев их, я запротестовал и стал объяснять, что, бинтуя большие пальцы, надо оставить незабинтованными их концы. Мои объяснения медики не понимали…

На мое счастье, в этот момент в палатку вошла наша переводчица Наталья. И я ее попросил:

– Наталья, объясни им: сегодня вечером, после мотокросса, будет банкет. И я знаю, что ребята меня попросят сыграть на рояле… Так часто бывает. Поэтому мне нужно, чтобы бинты не закрывали концы больших пальцев!

Когда Наталья все объяснила медикам, то они, улыбаясь, выполнили мою просьбу.

Не успел я поблагодарить врача и медсестру, как за мной прибежали – начинается награждение…

Никогда не забуду этого момента. Сознание того, что я первый и последний раз в своей жизни стою на пьедестале Почета международных соревнований, глубоко взволновало меня.

И что удивительно, мне, занявшему третье место, аплодировали не меньше, чем Тодору Гигову. Наверное, причиной этому были седые волосы, уже имевшиеся на моей голове.

 

Муж коровы и цыганская венгерка

 

Организаторы соревнований сделали все для того, чтобы у участников мотокросса остались самые хорошие воспоминания о нем.

Поэтому традиционный заключительный банкет проходил не в фешенебельном ресторане, в Будапеште, а в загородном Охотничьем доме.

В уютном зале на стенах висели шкуры медведей, волков, рога оленей, лосей, охотничьи ружья, рожки егерей… Горящий камин и свечи на столах создавали приятное восприятие всего…

На маленькой сцене были только три музыканта – пианист, скрипач и гитарист, но играли они изумительно… Их музыка не была назойливо громкой, надетая на скрипку сурдинка делала ее звуки особенно лиричными, а старинная гитара звучала особенно задушевно. Я обратил внимание на то, что ни у кого из музыкантов не было нот – все они играли по слуху…

Но вот официальные лица и организаторы заняли свои места. Когда закончились все формальные тосты, то было предложено «проявить должное внимание блюдам венгерской кухни». Здесь уговаривать никого не пришлось – у спортсменов после борьбы на гористой кроссовой трассе аппетит «накатался» отменный. К тому же из кухни доносились такие вкусные запахи… А мы знали, что по части приготовления мясных блюд венгры – непревзойденные мастера.

Наша переводчица Наталья – студентка института иностранных языков – во время нашего пребывания в Венгрии всегда очень быстро и правильно все нам переводила. Особенно легко ей давались разговоры на техническую тему. Но здесь, в охотничьем доме, она вызвала взрыв неудержимого смеха всех участников.

Произошло это при следующих забавных обстоятельствах, вспоминая которые я и сейчас улыбаюсь…

Одетые в национальную одежду официантки разнесли по столам какое-то горячее мясное блюдо, издававшее наиаппетитнейший запах… Попробовав его, мы ощутили его замечательный вкус и, конечно, задали вопрос нашей переводчице:

– Наталья! Как называется это замечательное блюдо?

И тут наша «молниеносная» переводчица почему-то начала стучать себя пальцем по лбу и невнятно пролепетала:

– Ну как это? Как это? Извините, забыла… Дайте меню!

Мы видели по складкам, возникшим на лбу ее симпатичного лица, что она, смотря в меню, мучительно думает… Все взоры были устремлены на нее…

И вдруг, резко встав, она торжественно объявила:

– Знаю! Вспомнила! Это блюдо – муж коровы!

Что тут было – описать невозможно… Сначала хохотали мы, потом к нашему хохоту присоединились болгары, чехи… Потом из-за «солидарности» и другие. Наталья, сначала не поняв в чем дело, застеснялась, а затем тоже начала смеяться…

Вечер продолжался в непринужденной обстановке. Тосты следовали один за другим, и мы оценили вкус «Токайского»…

Постепенно музыканты перешли на танцы. Среди танцующих оказались и наши гонщицы – Галя и Надя. Их пригласили на «Чардаш» венгерские спортсмены…

Оставшиеся за столом увлеченно обсуждали эпизоды мотокросса. Когда же ведущий вечера предложил всем пройти на веранду и посмотреть на вечерний Будапешт, то мы были очень благодарны ему за это. Ночной город, раскинувшийся на двух берегах Дуная, был в великолепии.

Когда вернулись в зал и продолжили ужин, то пригласили и музыкантов подкрепиться вместе с нами.

Вдруг наша переводчица встала и произнесла на венгерском языке какую-то речь, содержание которой я не понимал, но когда все стали аплодировать, я из вежливости сделал то же самое… Но когда Наталья на русском языке объяснила мне, что рассказала всем, почему в санитарной палатке я просил не бинтовать кончики пальцев, то понял, что мое пребывание за столом кончилось и что у меня один выход – на сцену…

Взяв за руку нашу переводчицу, я потянул ее туда же. Поднимаясь на сцену, я успел ей сказать:

– Провокаторша! Я за это с тобой разделаюсь!

Без секундного промедления она сказала:

– Когда?

На что я моментально «выпалил»:

– Сейчас! – и, повернувшись к сидящим за столами, объявил: – Я исполняю «Цыганскую венгерку». Танцует Наталья! Прошу перевести дословно!

Наталья начала переводить, но по шуму в зале и по возникшим аплодисментам я определил, что все поняли мое объявление…

Вот здесь Наталья в свою очередь поразила меня – гневно, но без злости она сверкнула глазами в мою сторону и, приняв гордую осанку, отошла в глубину сцены и сказала:

– Начинаем!

В наступившей тишине, прежде чем взять первые аккорды вступления, я отчетливо услышал, как зашуршало ее кринолиновое платье…

И в эти короткие секунды, так же как перед стартом кросса, я опять почему-то мысленно произнес те же слова: «авантюра, авантюра»… и взял первые аккорды. Дальше все пошло удивительно легко – сыграв вступление, постепенно убыстряя ритм танца, я услышал постукивание ее туфель о пол сцены. Значит, все в порядке – можно побыстрее…

Вместе с последним аккордом грянули аплодисменты, и я подумал: «И эта авантюра удалась…»

Дальнейший «концерт» я продолжил уже один. Аккомпанируя себе, спел романсы «Дорогой длинною» и «Очи черные». Последний романс пришлось повторить еще раз.

Когда мы возвращались к столу, Наталья спросила:

– Владимир, кто вам сказал, что до института я занималась в балетной школе?

– Я первый раз сейчас об этом слышу! – ответил я.

Когда по ночному Будапешту венгерский автобус отвозил участников ужина в гостиницу, я сидел и думал: «Мне повезло сегодня в двух авантюрах – стал призером международного мотокросса без подготовки на незнакомом мотоцикле и с успехом провел банкетный концерт, не зная даже, на что способна наша переводчица Наталья… Дважды повезло!»

Организаторы мотокросса прекрасно продумали так называемую «культурную программу» для участников.

На следующий день нас пригласили посмотреть традиционную шоссейно-кольцевую гонку, проводимую прямо по центральным улицам Будапешта. А перед нашим отъездом домой организовали выезд на красивейшее озеро Балатон, где на чудесном песчаном пляже мы вволю покупались. И это в конце августа!

Вернувшись в Москву, я написал подробный отчет о технических достоинствах и недостатках кроссового мотоцикла ЭСО-500.

Когда же снова переступил порог Ленинградского автомотоклуба, то с головой окунулся в проблемы затянувшегося строительства мототрека.

Работы, производившиеся хозяйственным способом, шли значительно медленнее, чем если бы они производились мощным подрядчиком. Он все же появился, но значительно позднее. Меня обрадовало то, что к строительным работам подключился замечательный организатор Бюллер.

Несмотря на все трудности, в 1957 году территорию мототрека опоясал бетоны забор.

И все-таки от дел на Ленинградском треке меня все чаще отрывали мои обязанности тренера сборно команды страны. Практически мне приходилось «крутиться» в нескольких видах мотоспорта – в шоссейно-кольцевых гонках, в мотокроссах и даже в многодневке. А меня тянуло к тому, что было моей мечтой,– к спидвею.

В один прекрасный день меня вызвал к себе на совещание начальник Управления военно-технической подготовки и спорта ЦК ДОСААФ СССР Борис Федорович Трамм.

Когда совещание закончилось и все стали покидать кабинет, я умышленно задержался. Видя это, Трамм снова сел за стол и спросил:

– Вижу, что хочешь мне что-то сообщить… или спросить?

– Борис Федоровч! Не успеваю я многого, да и специализация требуется… и у гонщиков, и у тренеров. Надо бы хотя бы многодневку с меня снять, да и шоссейно-кольцевые… Я о спидвее все думаю…

Здесь Трамм прервал меня:

– А кого поставить? Кого порекомендуешь?

Предвидя этот вопрос, я сказал:

– Виктора Дробицкого, Юру Христофорова, Павла Разживина…

Наступило молчание. Борис Федорович наконец сказал:

– Хорошо! Я подумаю, посоветуюсь… А вообще тебе надо перебираться в Москву – в Центральный автомотоклуб… Но от кросса пока тебя не освобожу.

 

Поездка во Францию

 

Обещание свое Трамм выполнил. Вскоре и Дробицкий и Христофоров включились в работу. Привлекался к ней и Разживин. Но кросс пока оставался за мной. Здесь я решительно внедрял короткие круги трасс. Особенно после того, как осенью 1957 года, побывав с Виктором Пылаевым и Андреем Дежиновым в маленьком городе Лягели на юге Франции, мы все получили урок того, какой должна быть современная кроссовая трасса.

Руководителем нашей спортивной делегации был сотрудник международного отдела ЦК ДОСААФ Михаил Старостин. Он прекрасно знал французский язык и не раз бывал в этой красивой стране. Я лично был очень доволен тем, что именно он был нашим руководителем в этой поездке. Во-первых, он был добрый интеллигентный человек без всяких «заносов». Во-вторых, мои познания во французском языке были более чем скромные – я знал всего четыре слова: «ле-ша» – кошка, «лекок» – петух, «лянкриер» – чернильница и «мадмуазель» – мадмуазель…

В Лягели мы приехали в субботу во второй половине дня. Устроившись в уютной гостинице и разместив в ее гараже мотоциклы, спросили хозяйку, как пройти в Автомотоклуб. Оказалось, что он совсем рядом – буквально в ста метрах. И находится клуб в кафе с таким же названием в доме, за стеной которого по долине протекает горная речка.

Шагая по направлению к клубу, я сказал Старостину:

– Хорошо, что руководство прислало нас сюда за неделю до кросса – вдоволь потренируемся! И попросите в клубе автомобиль – съездить посмотреть трассу.

Старостин, согласившись со мной, кивнул головой.

Президент клуба принял нас очень радушно. Оказалось, что он неплохо говорит по-русски.

Когда мы попросили у него автомобиль, чтобы поехать посмотреть трассу, то на лице его увидели крайнее недоумение. Он воскликнул:

– Какой автомобиль? Зачем он? Мы с вами от трассы находимся в трех метрах! – и, взяв нас за руки, вывел из двери клуба на асфальт и произнес:

– Вот она, трасса – пойдемте со мной, я вам покажу ее всю! Это займет 15 минут! Сейчас мы с вами на линии старта!

Изумленные, мы увидели, что стоим на белой линии, пересекающей улицу. Пройдя за ним несколько метров, мы обнаружили, что асфальта под ногами у нас уже нет, и что идем мы по поднимающемуся кверху щебенчатому неровному проезду между штакетниками домиков. Затем трасса резко свернула налево – в проезд – и дальше по почти отвесному грунтовому спуску вышла в каменистую долину речки. Далее, описав плавный правый полукруг, она привела нас к почти отвесному короткому подъему, куда мы с трудом забрались. Дальше идти не было необходимости – с этой высокой точки трасса была видна как на ладони. Сделав две петли вдоль реки, она опять по крутому подъему выходила на короткий кусочек асфальта перед входом в кафе-клуб. Все! Практически кафе-клуб, как мы его называли, оказался в центре трассы. А сама она находилась в центре города.

Пораженные увиденным, мы вместе с Президентом возвратились в клуб, где он нас угостил прекрасным кофе. Здесь я решился обратиться к нашему гостеприимному хозяину с просьбой:

– Можно ли нам дня четыре потренироваться на вашей, непривычной для нас, трассе? Ведь кросс через неделю!

Глаза Президента сделались удивленно круглыми, и он воскликнул:

– Какие четыре дня? Кросс завтра! Если хотите – тренируйтесь сейчас – хоть дотемна! – и указал пальцем на афишу, которую мы просто не заметили…

Как ужаленный, я побежал в гостиницу и начал тормошить уснувших ребят:

– Андрей! Виктор! Вставайте. Надевайте спортформу! Немедленно надо на тренировку! Кросс завтра! А не через неделю!

Пока они одевались, я стал объяснять, что произошло какое-то недоразумение – кто-то перепутал сроки… Потом все выясним…

Здесь Андрей задал вопрос:

– Владимир Иванович! А где трасса вы знаете? И на чем мотоциклы везти – автомобиль нужен!

Я подошел к окну и указал пальцем:

– Вот бензоколонка, заправитесь… Никакой грузовик не нужен. До трассы доедете сами! Всего 100 метров!

Более удивленных лиц у Андрея и Виктора я никогда больше не видел…

Через несколько минут они уже начали тренировку, которая для Дежинова оказалась очень короткой – стал переливать бензин в поплавковой камере карбюратора. Надо запаивать дырочку на поплавке. А чем? И где?

Со Старостиным бежим в гостиницу, объясняем ее хозяйке, что случилось… Нет ли паяльника, олова, кислоты? Она говорит:

– Мужа сейчас нет – он в отъезде, но, может быть, у него в гараже это есть? Пусть механик пройдет со мной, поищем…

Иду с хозяйкой в гаражик гостиницы, начинаем поиски. И… Ура! Все находим! Теперь задача – где нагреть паяльник? Жестами объясняю… И как ни странно, она меня поняла и, тоже жестами, пригласила идти за ней… Не совсем понимая, что она хочет, спускаюсь за ней по крутым ступенькам в подвал, и все для меня становится ясным! Мы в кочегарке парового отопления! За дверцей печи раскаленные угли и пылает огонь – кладу туда паяльник… Теперь нужен стакан с горячей водой – опустить туда поплавок, чтобы по пузырькам воздуха найти дырочку и удалить бензин. К счастью, на столе котельной находим электрический чайник и даже стакан! Все! Все есть, что надо, – теперь остается только моя работа!

Включаю чайник и жестами пытаюсь объяснить хозяйке, что ее помощь больше не нужна – все сделаю один. Там, наверху, наверное, не могут понять, куда мы пропали? Но она, протерев концом своего передника стакан, протягивает его мне… В этот момент по ступенькам котельной спускается ее муж, но она что-то говорит ему, чего я не понимаю, и он поворачивается и уходит.

Я же наконец приступаю к работе. Найдя в поплавке микроскопическую дырочку и удалив из него бензин, одним прикосновением паяльника запаиваю ее. Все! Теперь я улыбаюсь и, в знак благодарности целуя мою помощницу в щеку, слышу шаги и вижу спускающегося по лестнице ее мужа…

Откровенно говоря, я испугался, подумав, что он неправильно поймет ситуацию, но он, широко улыбнувшись, поставил на стол котельной бутылку французского «Каберне»… И тут меня осенило – вот зачем он уходил!

По его жестам я понял, что мы ее должны выпить. Эту «операцию» мы и проделали втроем. Допивая стакан, я подумал: «Чего не сделаешь ради дела!»

Через полчаса мы уже завели мотоцикл Дежинова и убедились, что все в порядке.

На другой день мы были приятно удивлены тем, как преобразилось место соревнований. Трасса на всем протяжении была четко обозначена разноцветными ленточками. Флаги стран участвующих спортсменов развевались на флагштоках в районе старта и финиша. Играл духовой оркестр… А зрители расположились не только вокруг трассы, но и заполнили балконы и окна близкорасположенных к ней домов.

Полуфинальные заезды отсеяли более слабых гонщиков и определили сильнейших, вошедших в финал.

В число финалистов вошли и Дежинов, и Пылаев, стартовавшие в разных полуфиналах.

Наблюдая за ходом гонки, я почувствовал, что и Андрею, и Виктору тяжело вести борьбу на непривычной трассе. А ведь оба они были в числе лучших спортсменов страны! Думая об этом, я почувствовал еще большую неприязнь к нашим консерваторам-организаторам кроссов, не понимающим необходимость перехода на «общемировой стандарт». И еще больше загорелся желанием сделать у нас еще лучшие трассы и написать об этом в журналах, газетах.

В финале и Дежинов, и Пылаев сделали все возможное, чтобы выступить возможно лучше. И хотя они и не попали в число призеров, но от меня и от нашего руководителя Михаила Старостина услышали только добрые слова. Их хмурые лица окончательно расплылись в улыбках, когда хозяйка нашей гостиницы и ее муж преподнесли им цветочки.

Но Старостина и меня уже терзала другая проблема – целую неделю мы должны были «доживать» во Франции до установленного срока обратного пересечения границы.

Мы решили поговорить на эту тему с радушным Президентом клуба Лягели. Выслушав нас, он воскликнул:

– Какая проблема? Здесь есть спортивный комиссар Федерации мотоспорта Франции. Я сейчас с ним переговорю. Момент!

Через несколько минут он возвратился с изысканно одетым господином, который, представившись, сразу же стал разговаривать по-французски со Старостиным.

Я не понимал, о чем они говорят, но, судя по утвердительному киванию головой нашего руководителя и улыбкам на лицах говоривших, я понял, что проблема решена.

Когда, улыбнувшись нам, спорткомиссар удалился, то Старостин, посмотрев на всех нас, произнес:

– Андрей и Витя! Грузите мотоциклы и ящик с инструментом и запчастями вот в тот светлый грузовой фургон. Потом пойдем в гостиницу, приведем себя в порядок, поужинаем… Он через пару часов на своей лягушке – «Ситроене» – едет домой, в Париж. Забирает и нас. До отъезда будем жить в Париже, в центре города – в отеле «Понт-Ройяль» на берегу Сены. Расходы берет на себя французский Автомотоклуб. Вопросы есть?.. Действуйте!

Когда мы и наши гостеприимные симпатичные хозяева гостиницы сидели за «прощальным» ужином, то за столом ощущалась какая-то домашняя и вместе с тем грустная обстановка. Отношение этих добрых людей к нам было такое, как будто они знают нас не два дня, а давным-давно. Не верилось даже, что через несколько минут мы встанем из-за этого стола, попрощаемся и никогда в жизни больше не увидим друг друга…

На прощанье мы подарили им значки Центрального автомотоклуба и, конечно, русские матрешки, а также расписные деревянные ложки. Затем, написав хороший отзыв, оставили свои подписи в книге гостей.

Когда, сев в низкий «Ситроен», отъезжали от гостиницы, то на прощанье долго махали руками…

 

О, Париж! О, Париж!

 

Ночь. Лимонный свет фар «Ситроена» ярко освещает горную дорогу. Мы мчимся в Париж с такой скоростью на горных крутых поворотах, что, как говорится, «дух захватывает». А наш любезный спортивный комиссар виртуозно крутит руль своего фантастически устойчивого «Ситроена» и беспрерывно поет французские песенки! Его пение не прекращается даже тогда, когда на круты поворотах горной дороги из-за скалы вдруг выскакивает встречная машина и слепит нас светом своих фар. В эти моменты я инстинктивно давлю пол ногами, но терплю эту бешеную езду и молчу. Кстати, неизвестно почему, но когда мы уезжали из Лягели, то меня посадили на переднее сиденье. Дежинов, Пылаев и Старостин устроились на заднем.

Известно, что все впечатления от скоростной езды на автомобиле сидящим впереди человеком воспринимаются острее, чем находящимися на заднем сиденье. Поэтому. Улучив момент, когда мы мчались по прямому участку, я спросил у нашего темпераментного шофера:

– Месье чемпион? – И тут же получил ответ:

– Ветеран чемпион!

Больше я вопросов не задавал и, когда дорога вышла из горного района и стала более спокойной, незаметно для себя уснул.

Бывает так, что спящий человек просыпается от внезапно наступившей тишины. Так было и с нами, когда «Ситроен», на котором мы мчались в Париж, въехал в этот чудесный город и остановился около отеля «Понт-Ройяль». Возникшая тишина разбудила всех нас.

Осмотревшись, мы увидели слева решетку набережной Сены, а справа старинное здание отеля.

Мы горячо поблагодарили спорткомиссара за то, что он так быстро доставил нас в Париж. В разговоре выяснилось, что в свое время он был чемпионом Франции по автомобильному спорту. Вот почему мы так быстро домчались до столицы Франции!

Видимо, заранее оповещенный о нашем прибытии администратор отеля молниеносно разместил нас по номерам. Привыкшие к обычным номерам наших гостиниц, мы были поражены той роскошью, в которую попали.

Например, в спальне моего двухкомнатного номера постель была такой ширины, что на ней спокойно могли бы поместиться четыре-пять человек. Торшер и столик с журналами у изголовья постели, ковры на полу, картины на стенах, написанные масляными красками,– все это радовало глаз и создавало приятное настроение.

Подойдя к окну и раздвинув занавески, с высоты третьего этажа я увидел летний сад отеля с разместившимся в нем кафе. Между столиков с плетеными стульями ходили официанты во фраках, готовящиеся к приему посетителей…

Пока я рассматривал из окна этот пейзаж, в номер вошли Старостин, Дежинов и Пылаев.

– Ребята! – сказал наш руководитель.– Давайте наметим план действий. Грех, если мы не примем ванны в наших комнатах, затем перекусим внизу в кафе, а потом побродим по городу. Поверьте мне, в нем есть что посмотреть – я в Париже бывал… Руководство Автомотоклуба предлагало нам автомобиль, но на сегодня я отказался. Потом… Ну как? Одобряете мой план?

Мы единодушно согласились. Да и как мы могли не одобрить? Мы знали, что наш руководитель неоднократно бывал в Париже. Знает не только город и его достопримечательности, но, являясь высокоэрудированным человеком, многое нам покажет и расскажет. Лучшего «гида» для нас не могло и быть. К тому же, будучи в высшей степени образованным, интеллигентным и добрым человеком, он умел легко приспосабливаться к любой обстановке и соответствующим образом себя держать. Было приятно и то, что он не кичился своим высоким положением руководителя в Международном отделе ЦК ДОСААФ – он запросто, по-житейски относился к спортсменам. В общем, с руководителем нам крупно повезло.

Когда вечером, вдоволь побродив по Парижу, мы возвратились в отель, то ноги у нас просто гудели… Но, побарахтавшись в ваннах, мы собрались за ужином и стали обсуждать завтрашнюю «программу».

Наш замечательный руководитель предложил:

– Сегодня мы были на Елисейских полях, поднимались на Эйфелеву башню, успели побродить по Александровскому мосту… А завтра я предлагаю сходить в Лувр – посмотреть картины… Как?

Мы, конечно, дружно согласились, но я все же сказал:

– Хорошо бы осмотреть еще Собор Парижской Богоматери. В кино эту картину видели, а Собор в натуре посмотреть хочется… А потом надо бы попросить автомотоклубовцев показать нам парижскую трассу мотокросса – она же где-то в городе.

Выслушав меня, Старостин сказал:

– Давайте завтра посмотрим то, что решили, а заодно еще и Собор, где Квазимодо хозяйничал,– он здесь недалеко. А на послезавтра они предлагают машину – хотят показать вечером мост Эйфеля, а перед этим – днем съездим посмотрим трассу. Годится?

Его предложение всем понравилось.

Трудно назвать это жадностью, но нам хотелось посмотреть в Париже очень многое. И несмотря на то, что мы уходили из отеля рано утром, а возвращались поздно вечером предельно усталые, нам все больше хотелось удовлетворить наше любопытство. Такой счастливый случай, какой выпал нам, мог быть единственным в нашей жизни!

Гостеприимные хозяева автомотоклуба, узнав о нашем желании посмотреть трассу мотокросса, с удовольствием это сделали.

Автомобиль, на котором нас везли, недолго петлял по пригородным улицам, и мы остановились перед спуском в огромный котлован карьера, Ге ранее добывался грунт.

Мы вышли из машины и руководитель спортивного отдела клуба, показывая рукой, говорил:

– Зрители находятся на склонах этого котлована. Старт и финиш на его плоском дне, затем трасса делает петли по склонам, то поднимаясь, то опускаясь. Есть естественные и искусственные трамплины. Кругом располагаются кассы, буфеты. Вот вышка для судей и комментатора. Длина круга полтора километра…

Нам было все понятно, потому что показывал трассу и рассказывал о ней спортивный специалист.

Слушая его, я подумал о том, что даже на территории Центрального автомотоклуба СССР можно «накрутить» подобную трассу. Там ведь есть крутой длинный подъем к главному зданию, а внизу – большая поляна для старта…

Вернувшись в центр города, мы продолжили наш осмотр его достопримечательностей. Под вечер же за нами заехал на своем низком «Ситроене» ветеран автоспорта, лихо домчавший нас из Лягели в Париж.

По великолепной асфальтовой дороге мы выехали за город и через полчаса остановились перед въездом на неровную каменистую дорогу, идущую между гор по долине речки. Посмотрев на эту «кроссовую» дорогу, я решил, что дальше мы пойдем пешком – расстояние от асфальта дороги до «пуза» низкого «Ситроена» было никак не больше десяти сантиметров… Но когда я, желая показать пример своим друзьям, стал открывать дверь, то услышал голос хозяина машины:

– Но! Но! Момент! Момент!

Он нажал кнопку и – о чудо! Наш «Ситроен» начал подниматься! И гидравлическая система превратила его в «вездеход», которому не страшны были неровности нашего пути.

Через пять-шесть минут мы подъехали к деревенскому ресторанчику, на открытой веранде которого мы и сели за деревянный стол. Уже наступали сумерки…

Наш гостеприимный шофер поднял руку и, указывая, начал говорить, а Старостин переводить:

– Смотрите – над нами однопролетная арка железнодорожного моста Эйфеля! Через 15 минут по нему пройдет экспресс Лион – Париж. А пока предлагаю выпить по бокалу «Каберне»!

За разговором эти 15 минут пролетели незаметно. Задрав головы, мы смотрели на силуэт моста, четко вырисовывающегося на фоне неба, освещенного заревом огней Парижа, и прислушивались…

Наш гид смотрел на часы. Вот он поднял руку! Мы услышали шум, похожий на нарастающий вой… И по мосту за считанные секунды с ревом и ярким электрическим светом окон промелькнул этот экспресс! Именно промелькнул! Другого выражения не подберешь. В тот момент я подумал: «Какая же у него была скорость на этой гигантской арке моста Эйфеля?»

Довольные увиденным, мы возвратились в ночной Париж, встретивший нас разноцветными огнями реклам. А декоративные крылья мельницы, окаймленные множеством лампочек, медленно вращались над входом в ресторан «Мулен-Руж». Мы ехали по ночному Парижу и удивлялись количеству маленьких кафе, расположивших свои столики не только внутри, но и прямо на широких тротуарах. Несмотря на поздний час, они не были пусты…

Один из оставшихся в нашем распоряжении дней мы посвятили «походу» на холм Монмартра. Этот район, возвышающийся над городом,– царство парижских художников, жизнь которых и работа происходит, по моему впечатлению, прямо на улицах у порогов дверей своих жилищ.

Попав в этот мир живописного искусства, мы, как зачарованные, смотрели на работу этих чародеев… А работы у них хватало – многие туристы позировали художникам и удивительно быстро получали свое изображение. Меня удивляло прекрасное качество этих портретов, несмотря на кратковременность их исполнения. Среди готовых картин мы видели великолепно написанные пейзажи, натюрморты…

Бросалось нам в глаза и то, что многие из этих художников ели, практически не отрываясь от своей творческой деятельности,– прямо у своих мольбертов, запивая пищу популярным сухим вином «Каберне».

Долго мы бродили по Монмартру и, понимая необходимость приобрести какие-нибудь сувениры на память в Париже, забрели в район расположения мелких лавочек, в которых было невообразимое разнообразие продаваемых товаров.

Помню, что все мы обзавелись миниатюрными эйфелевыми башнями, отлитыми из какого-то легкого металла. Для дочки я приобрел какой-то необычайно тонкий «воздушный» платок с изображением парижских достопримечательных зданий, а себе – галстук с необычайно яркой расцветкой. Приобретая все эти сувениры, мы, конечно, советовались друг с другом, и когда я показал галстук Дежинову, Андрей сказал:

– Владимир Иванович! Я могу смотреть на него только зажмурив глаза – уж очень он яркий, надо было бы взять с более скромной, блеклой расцветкой…

Но Виктор Пылаев возразил:

– Нет, Андрей! Не согласен я с тобой – блеклых галстуков даже в Москве – море! А по этому сразу будет видно, что наш тренер был в Париже!..

Выслушав тираду Пылаева, все рассмеялись…

При знакомстве со столицей Франции нас удивило то, что в этом городе было заметное число русских. А многие французы легко понимали русский язык и даже сами могли что-то объяснить на нем.

Из-за этого мы несколько раз попадали в неловкое, забавное положение. Как в тот раз, когда зашли в маленький магазин дамского нижнего белья с целью приобрести кое-что модное для жен Андрея и Виктора. Эта задача для нас – мужчин, прекрасно разбирающихся в «железках», оказалась довольно трудной. В магазинчике кроме нас и хорошенькой продавщицы никого не было. Особенно не стесняясь в выражениях и шутках, споря друг с другом о размерах, Андрей и Виктор, стоя перед прилавком, задумались… И здесь в наступившей тишине продавщица на чисто русском языке произнесла:

– Мальчики, что же вы сразу не объяснили мне, что нужно? Я в этом деле все понимаю. И русский язык тоже!

Я и Старостин чуть не схватились за животы от смеха… А вот выражение лиц Андрея и Виктора надо было бы сфотографировать…

Подобный, но приятный случай произошел с нами в этот же день, когда мы зашли в маленькое кафе выпить по чашке кофе с булочкой. Пожилая хозяйка этого кафе, услышав, что мы говорим по-русски, подошла к нам:

– Вы русские? Как приятно встретить соотечественников! Вы из Москвы?

Здесь свое слово вставил Андрей:

– Они из Москвы, а я из Ленинграда.

Улыбнувшись, она продолжила:

– Как мне повезло, как приятно. А я тоже русская, жила в Петербурге… недалеко от Невского. Извините, но я хочу вас познакомить со своей внучкой… она здесь в Париже учится в русской школе. Я сейчас ее позову…

Через минуту она возвратилась с маленькой девочкой, которая, подходя к нам, поздоровалась и сделала реверанс. А хозяйка, продолжая улыбаться, произнесла:

– Это наши гости из России, а это – Марина! Посмотрите, какие у нее отметки в школьном дневнике – одни пятерки и четверки! А по русскому только пятерки!

По всему чувствовалось, что эта симпатичная хозяйка кафе искренне обрадована встрече с нами. Нам это тоже было приятно.

Сообразив, что нужно что-то оставить ей на память, я начал нащупывать рукой в кармане пиджака значки Центрального автомотоклуба СССР. И, о счастье! Нашел целых два! А тут еще Старостин вручил ей открытку с изображением Московского кремля! Рассматривая значки, она воскликнула:

– Так, значит вы мотогонщики! Русские мотогонщики! Мне никто не поверит, что вы были у меня! Я прошу вас, напишите несколько слов и распишитесь в книге отзывов посетителей!..

Когда мы уходили и вынули деньги для того, чтобы рассчитаться за кофе и булочки она категорически отказалась их взять и сказала:

– Я с друзей деньги не возьму… Будете в Париже еще – обязательно заходите! Обязательно!

Попрощавшись с гостеприимной хозяйкой кафе и ее внучкой, мы отправились дальше – ведь завтра мы уезжаем в Москву, и сегодня был последний день наших «экскурсий». Вконец утомившись, мы наконец решили посидеть на одной из двухсторонних лавочек, стоящих на широком тротуаре многолюдной улицы. Эти лавочки с общей спинкой, как правило, стоят на краю тротуара. Мы, интересующиеся марками автомобилей, сели на стороне лавочки, обращенной к проезжей части. Был теплый августовский день, отдыхая, мы с интересом рассматривали медленно проезжающие автомобили и не подозревали, что судьба еще раз подшутит над нами по поводу владения нашим родным русским языком…

Но, видимо, поговорка «Бог троицу любит» существует не зря.

Стоящий у тротуара напротив нас автомобиль стал отъезжать, и на его место сейчас же припарковался шикарный двухместный спортивный автомобиль с открытым верхом. За рулем сидел мужчина в светло-сером костюме и шляпе. Его галстук был еще ярче, чем тот, который «забраковал» Дежинов.

А вот правее мужчины сидела необычайной красоты женщина. На ней тоже был шикарный светлый костюм и украшенная белыми перьями широкополая светлая шляпа. Светлые лайковые перчатки дополняли этот «ансамбль»… Когда она начала открывать широкую дверь автомобиля, мы невольно подобрали под себя наши уставшие ноги… В этот момент Виктор Пылаев толкнул меня локтем в бок и, стараясь перекрыть шум улицы, громко сказал:

– Владимир Иванович! Вы не отказались бы провести с такой женщиной вечер? Вот что значит француженка!

Глядя на нее в эти секунды, я увидел, что глаза ее расширились, брови приподнялись, а рука ее даже перестала открывать дверь… Но в следующую секунду она вышла из машины и, глядя на нас в упор, на чисто русском языке громко сказала:

– Я вас прощаю!

Хорошо, что мы сидели на лавочке, а не стояли…

Не обращая внимания на наше ошарашенное состояние, она продолжала.

– Леша! – крикнула она сидящему за рулем мужчине.– Иди сюда, я тебя познакомлю с нашими…– И уже обращаясь к нам, продолжила говорить:

– Как хорошо, что вы русские! Мы тоже живем в Москве на Преображенской площади, а здесь в длительной командировке, работаем… Мой муж – инженер, строитель, я тоже устроилась работать… Домой уже хочется – третий год уже здесь. Скоро возвратимся… А вы чего здесь делаете?

Мы рассказали новым знакомым причины нашего нахождения во Франции и, пожалев, что наша встреча не произошла раньше, попрощались…

На другой день утренний поезд увозил нас в Москву.

Мы молча стояли у окна, мысленно прощаясь с Парижем…

И домой очень хотелось…

 

Фантастика возникновения спидвея

 

Так что же это за чудо такое – спидвей? И почему люди, которые его увидели в первый раз, навсегда становятся его горячими поклонниками? И есть ли в других видах спорта столько остроты, красоты, смелости, искусства и рыцарства?

Среди читающих мою книгу могут оказаться люди, не видевшие спидвей и не представляющие себе его захватывающую силу. Поэтому я обязан ответить на эти вопросы, хотя понимаю, что описать это невозможно – спидвей надо увидеть!

Все начинается с парада участников и их представления публике. А вы сидите на трибуне стадиона и полностью видите кольцо дорожки, на которой будут происходить гонки. С наружной стороны дорожка окружена деревянным барьером или металлической сеткой с тем, чтобы в случае падения гонщика мотоцикл не мог вылететь за ее пределы. Зимой дорожка окружается снежным валом или тюками с мягкой «начинкой». Перед главной трибуной поперек дорожки нанесена линия старта и финиша. Все! Теперь внимательно смотрите – на дорожку выезжают в красивых цветных комбинезонах гонщики. Поверх комбинезонов на них надеты спортивные жилеты со стартовыми номерами на спине и эмблемами клуба на груди. Гоночные цветные шлемы на голове, полностью закрывающие их лица, прозрачная защита для глаз… Поверх обуви левой ноги – стальной башмак с гладкой подошвой (а зимой – наколенник).

Но вот четверо гонщиков выезжают из предстартового парка на дорожку и, медленно подъехав к линии старта, останавливаются. Вы слышите, что комментатор объявляет их имена, фамилии и стартовые номера. Здесь вы обращаете внимание на то, что поперек дорожки перед колесами мотоциклов протянуты ленты «стартовой машины». Но вот загорелся зеленый свет светофора, гонщики приготовились стартовать, и ленты взлетели вверх!

Рев моторов, мотоциклы рванулись вперед! И вот уже первый поворот дорожки, и гонщики, пользуясь левой ногой как дополнительной точкой опоры, «бросают» свой мотоцикл в занос с пробуксовкой заднего колеса, из-под которого назад летит «шприц» грунта!

А гонщики мчатся совсем близко друг к другу, и никто не хочет закрывать ручку газа! И так четыре круга с фантастической скоростью! И все же кто-то выигрывает, кто-то проигрывает… За победу в заезде гонщику начисляется 3 очка, за второе место – 2, за третье – 1 и за четвертое – 0. Всего за гонку проводится 20 заездов. Но их таблица построена так, что каждый спортсмен стартует в пяти заездах, чтобы обязательно по одному разу в них встретиться с каждым из соперников. Результат определяется по наибольшей сумме очков, завоеванных гонщиками в заездах.

Затем награждение победителей призами… Шампанское на пьедестале Почета…

Для того, чтобы охарактеризовать спидвей, что в переводе означает «быстрый путь», я познакомлю читателей с некоторыми страницами его возникновения.

Начну с биографии Джона Хоскинса, которого считают «отцом» спидвея. Он родился в маленькой деревушке в Новой Зеландии, затем перебрался в Австралию в маленький город Вест-Майтлэнд, где устроился на работу в сельскохозяйственное товарищество. Через некоторое время он приобрел мотоцикл и, почувствовав себя гонщиком, решил помериться силой с другими мотоциклистами.

Как нельзя лучше для этой цели подошел ипподром, принадлежащий этому сельскохозяйственному товариществу. Джон Хоскинс и провел здесь первые пробные соревнования. Изумленные увиденным, члены правления товарищества предложили Хоскинсу организовать и провести 15 декабря 1923 года мотогонки. В этот день проходил праздничный карнавал, посвященный завершению работ по электрификации города.

В афишах о карнавале сообщение о мотогонках было напечатано мелким шрифтом. Несмотря на это, они вызвали большой интерес и стали «гвоздем программы». Примечательно, что в этих первых гонках приняли участие более шестидесяти мотоциклистов! Джон Хоскинс был одним из них.

Гонщики сняли со своих мотоциклов все лишнее – крылья, фары, щитки, глушители… По условиям соревнований, шлемы, очки, перчатки были необязательны. Единственным условием соревнований было запрещение гонщикам снимать ноги с подножек. Об этом сейчас можно говорить только с улыбкой, но тогда и не предполагали, к каким последствиям это приведет…

В первом же заезде, на первом же повороте произошло массовое падение! И причина была одна – при наклоне мотоциклов левые подножки воткнулись в грунт, и мотоциклы перевернулись! Всем – и организаторам, и гонщикам – стало ясно, что левые подножки надо снять.

Очень быстро участники гонок освоили, что преодолевать повороты гораздо легче, если левая нога скользит по грунту. Вскоре на сапогах появились стальные башмаки… Но это было потом – на следующих гонках, которые состоялись по просьбе зрителей в следующее же воскресенье.

Итак, 1923-й год стал официальной датой рождения спидвея.

Начали проводиться соревнования в Сиднее, Аделаиде и Перте.

Совершенствовалось и искусство гонщиков в управлении мотоциклом. Стальная подошва башмака обуви левой ноги легко скользила по грунту дорожки. А заднее колесо мотоцикла заносило, и оно выполняло сразу две функции – создавало усилие, необходимое мотоциклу для движения вперед и, буксуя, боролось с центробежной силой.

Уже в 1928-м году группа австралийских гонщиков под руководством Джона Хоскинса провела серию показательных соревнований по спидвею на Британских островах.

Первая гонка в Англии прошла 19 февраля 1928 года в Хай Биче в окрестностях Эппинга.

Спортивная пресса очень широко осветила и эти соревнования, и те, что последовали за ними. Результаты этого «просвещения» дали прекрасный результат – уже через год в Англии насчитывалось более 60 треков, и дальше число их неуклонно росло.

Особую любовь у англичан приобрели гонки на первенство клубных команд. Однако, по инициативе английской газеты «Стар», в 1929-м году уже прошли соревнования на личное первенство. В них разыгрывалось звание лучшего гонщика Британских островов по спидвею.

Безусловно, основная роль в популяризации спидвея на Британских островах принадлежит Джонсу Хоскинсу. Кстати, его здоровье помогло ему легко преодолеть 90-летний рубеж и далее продолжить свою деятельность в английских «спидвейных» кругах.

Популярность спидвея была настолько велика, что он с фантастической быстротой появился в Австрии, США, Болгарии, Венгрии, Голландии, германии, Дании, Новой Зеландии, Италии, Норвегии, Польше, Финляндии, Чехословакии, Швеции…

В 1936-м году был проведен первый официальный чемпионат мира, в котором стартовали 63 гонщика. После отборочных соревнований 10-го сентября прошел финал на знаменитом Лондонском стадионе «Уэмбли». В него прорвались девять англичан, четыре австралийца, два американца и один датчанин.

Первым чемпионом мира стал австралиец Лионель Ван Прааг. Второе место завоевал гонщик Великобритании Эрик Ленгтон и третье – австралиец Блюю Уилкинсон.

Присутствие на спидвее на стадионе «Уэмбли» 75-ти тысяч зрителей, бурно выражавших свой восторг, навсегда развеяло сомнения организаторов о правильности принятого ими решения о проведении гонок.

Характерно, что число зрителей на финалах чемпионата мира на стадионе «Уэмбли» неуклонно росло: в 1937 году их было 85 тысяч, в 1938 году – 95 тысяч.

Вторая мировая война прервала проведение чемпионатов мира по многим видам спорта, в том числе и по спидвею. И когда в 1949 году на стадионе «Уэмбли» возобновились соревнования по спидвею, 22-го сентября был проведен финал пятого чемпионата мира, он привлек на трибуны 93 тысячи любителей спорта смелых.

Интересно, что и в других странах, где проходили соревнования по спидвею, недостатка в зрителях не было.

Например, в Польше в 1973 году на финальных соревнованиях чемпионата мира в Катовицах было продано 100 тысяч билетов.

Всевозрастающий интерес к спидвею привел к тому, что заводы начали выпускать специальные модели мотоциклов, предназначенных только для этих соревнований. Все они имели четырехтактные одноцилиндровые двигатели с рабочим объемом 500 кубических сантиметров. На них отсутствовали тормоза и коробка передач.

Первые мотоциклы для спидвея были выпущены английской фирмой «ЖАП», затем по их образцу польские заводы выпустили «ФИС». Чехословацкий завод в Девишове стал делать для спидвея мотоцикл своей конструкции «ЭСО», в дальнейшем называвшийся «ЯВА».

Мощность двигателей этих специальных мотоциклов в первое время была около сорока лошадиных сил, но с каждым годом она увеличивалась и значительно превысила 60.

По инициативе Польского Моторного Союза и журнала «Мотор» этой же страны, начиная с 1960-го года регулярно проводится командный чемпионат мира, вызывающий особый спортивный интерес.

Кроме официальных личных и командных чемпионатов мира, проводятся различные международные традиционные соревнования. Такие гонки, как «Золотой Шлем Чехословакии», каждый раз привлекают к себе особое внимание потому, что в них участвуют сильнейшие гонщики мира. И каждый спортсмен, получивший приглашение в них участвовать, считает, что организаторы соревнований оказали ему большую честь.

 

Разновидности кольца скорости

 

Разновидностью классического спидвея являются гонки на «длинном треке». Если в обычном спидвее длина дорожки должна быть в пределах от 285 до 400 метров, то на «длинном треке» – от 450 до 1300 метров.

Еще одной разновидностью спидвея являются гонки на травяном треке, которые проводятся на ровном травяном поле, огражденном тюками с амортизирующим материалом – соломой, поролоном.

По этим соревнованиям – длинному и травяному треку – также разыгрывается чемпионат мира на личное первенство.

Теперь поговорим и о зимнем спидвее.

Я уверен – многие знают, что спидвей существует и зимой, но для тех, кто знакомится со спидвеем, читая мою книгу, сообщу, что мотогонки на ледяной дорожке стадиона со стальными шипами на шинах колес мотоциклов называются «спидвей на льду». За границей они имеют идентичное название – «айс спидвей» – ледяной спидвей. И в этом эмоциональном виде спидвея тоже проводится и личный, и командный чемпионат мира. Примечательно, что все виды соревнований по спидвею проводятся по одним и тем же правилам. В их основе заложен принцип создания возможной безопасности для гонщиков и максимального зрительного эффекта для публики, заполняющей трибуны стадионов.

С каждым годом увеличивается число стран, проводящих соревнования по спидвею на льду как на естественных ледяных дорожках, та и на искусственных.

В истории возникновения мотогонок по льду имеется много неясностей. Вряд ли возможно определить точную дату, когда впервые в мире мотоцикл с шипами на шинах промчался по ледяной поверхности. Так же трудно определить, кто из энтузиастов мотоспорта был первым конструктором и создателем стальных шипов и кто установил их на шипах мотоциклетных колес.

Из отрывочных данных известно, что с 1924-го года имели место попытки приспособить мотоцикл для скоростной езды по льду. Естественно, что это произошло в странах с наиболее подходящими климатическими условиями. Такими странами оказались Норвегия, Финляндия, Швеция, где стали проводиться отдельные, даже международные соревнования на мотоциклах.

Интересно, что в числе первых пионеров гонок по льду был спортсмен из Германии Зепп Гигенбах. Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежит фотография 1933-го года, подаренная мне Гигенбахом, когда он уже в должности спортивного Комиссара Международной мотоциклетной Федерации был в числе официальных лиц финала 10-го личного чемпионата мира по спидвею на льду. Этот финал прошел в Москве 22-го и 23-го февраля 1975 года на переполненном Центральном стадионе «Динамо».

Так вот, на этой фотографии молодой Зепп Гигенбах в кожаном костюме сидит на своем мотоцикле «Рудж», гоночный шлем покоится на руле, а на шинах колес отчетливо видны стальные шипы. В зеркальной поверхности замерзшего озера Эльбзее отражаются колеса «Руджа»…

В те далекие времена не было еще специальных мотоциклов для зимнего спидвея. Поэтому для соревнований приспосабливались мотоциклы самых различных марок и типов. Наиболее подходящими для этой цели оказались мотоциклы для спидвея с двигателями 500 кубических сантиметров. Но для гонок на шипах рамы этих мотоциклов не обеспечивали их должностную устойчивость на прямых участках дорожки и на ее поворотах. Появились специальные рамы индивидуальной конструкции и изготовления.

Несмотря на то, что возникший в скандинавских странах спидвей на льду быстро завоевал популярность, а спортсмены Норвегии, Финляндии, Швеции ежегодно встречались между собой в товарищеских международных матчах, эти соревнования не носили официального характера и не входили в международный календарь Международной мотоциклетной Федерации. Правда, в 1948-м году на севере Финляндии создается спортивный мотоклуб, который стал проводить международные соревнования по спидвею на льду.

В Советском Союзе 1938-й год можно считать началом возникновения мотогонок на льду. Я уже писал, что мастер спорта Сергей Бучин в марте этого года промчался на мотоцикле по зеркальной ледяной дорожке Московского центрального стадиона «Динамо» в перерыве между таймами хоккейного матча. Шины колес его мотоцикла имели шипы конструкции Николая Закревского. Газета «Красный спорт» не только подробно описала этот «ледяной рейс», но и поместила на своих страницах чертеж шипов Закревского.

13-го марта 1939 года на ледяной дорожке Московского ипподрома были проведены первые официальные гонки по льду. Затем они стали распространяться с удивительной быстротой во многих городах нашей огромной страны.

Первый чемпионат СССР был проведен в Москве в 1959-м году на большой спортивной арене Центрального стадиона имени В.И. Ленина.

Первые международные соревнования по спидвею на льду с участием наших и чехословацких гонщиков прошли там же в марте 1960-го года. А в 1961-м году по инициативе Федерации мотоспорта СССР в Уфе и в Москве прошли официальные соревнования на Кубок Дружбы с участием гонщиков Финляндии, Чехословакии, Швеции и Советского Союза.

Главный приз этих официальных соревнований – Кубок Дружбы – увез в свою страну опытный шведский спортсмен Бьерн Кнутссон. Второе место занял его коллега – 43-летний Билли Андерссен. Оба выступали на мотоциклах с двигателями ЖАП, а их рамы были собственного индивидуального изготовления. Несмотря на самоотверженную езду, только третье место занял уфимец Фарит Шайнуров. Это поражение не явилось для меня неожиданностью, так как, несмотря на скудность сведений о мотоциклах гонщиков скандинавских стран, я знал, что они все же имеют специальную конструкцию рам для гонок по льду.

Наши гонщики выступали на чехословацких мотоциклах «ЭСО», созданных для летнего спидвея. Их рамы не обеспечивали должной устойчивости мотоцикла в условиях гонок по льду. В этом   и была основная причина успеха шведов в «Кубке Дружбы».

 

Продолжение следует.



* Продолжение. Начало см. «Странник», № 4, 5 – 6, 1997, № 1, 1998.