В конце пути
Первые две стадии полета обошлись без происшествий. Всё случилось на третьей, завершающей, когда до Эвелины оставалась неделя пути.
Пока корабль глотал в гиперпространстве парсек за парсеком, Корнеев почти не покидал каюту, лишь пару раз заглянул в рубку. Но сразу по выходу из прыжка, когда на обзорном экране вновь заискрились звезды, решил размяться. Обошел по очереди коридоры внешнего контура, затем
спустился в трюм.
Здесь разместился целый городок с улочками, проулками и тупиками. Конечно, длинные разноцветные контейнеры высотой в полтора человеческих роста лишь отдаленно походили на домики, но худо-бедно с этой ролью справлялись. При погрузке их большей частью составили в три этажа – под самый потолок. Реже – в два.
«Охлажденное рыбное филе», – прочитал Корнеев на белом рифленом боку и попытался прикинуть, сколько бы он протянул, питаясь содержимым только этого контейнера. Навскидку выходило – лет семьдесят, не меньше.
И тут его, как когда-то, в менее спокойные времена, кольнуло предчувствие опасности.
Он напрягся и замедлил шаги. Глянул налево, направо, обернулся через плечо – никого, даже захудалой корабельной крысы. Запрокинул голову – с потолка струился мягкий рассеянный свет. Всё как обычно...
«Ерунда», – подумал Корнеев и дошел до края белой громадины. А дойдя, увидел такое, что инстинктивно шарахнулся вбок и врезался плечом в контейнер по другую сторону прохода.
За углом его поджидала жуткая, нелепая фигура. Не человек, не зверь – двуногое нечто, густо заросшее бурой шерстью. Сутулое, коренастое, с наклоненной вперед копной вместо головы, оно секунд пять не подавало признаков жизни. Потом копна шевельнулась и медленно-медленно, словно монстр выходил из оцепенения, начала подниматься.
Неуловимый момент – и сквозь спутанную шерсть проглянули два крошечных светящихся глаза. Они постепенно разгорались, как раздуваемые ветром угольки, и под этим огненным взглядом Корнеев дернулся, вжимаясь спиной в жесткий пластик.
Монстр не трогался с места, но его глаза всё расширялись. Теперь они напоминали отверстия в топке, из которых рвалось яростное белое пламя.
У Корнеева мелко и противно затряслись колени. Он ругнулся сквозь зубы и машинально схватился за пояс, где когда-то, в бытность первопроходцем, постоянно носил боевой излучатель. Разумеется, ничего не нащупав, снова выругался и начал по шажку, словно выбираясь из-под прицела этих страшных глаз, смещаться к ближайшему выходу. А потом сорвался с места и уже через полминуты топтал верхнюю палубу.
Согласно бог знает когда разработанной инструкции, даже на грузовозе полагалось иметь хотя бы один излучатель. Как говорили в старину, «на всякий пожарный». Кое-кто над этим пунктом подшучивал, но Корнееву сейчас было не до смеха. Влетев в каюту, он отыскал нужную ячейку, разблокировал, выхватил оружие, проверил заряд и метнулся обратно.
Мохнатого чудища на прежнем месте не оказалось.
«Вот же зараза, – озираясь, подумал Корнеев. – Ищи его теперь...»
Он включил коммуникатор, велел главному компьютеру, или попросту ГК, просканировать трюм и убедился, что никакими монстрами поблизости не пахнет. На всякий случай, выставив перед собой ствол излучателя, обошел все закоулки. Чисто! Задал ГК поиск посторонних во всех помещениях корабля. Тот же результат...
Вернувшись, он сделал самое логичное в этой идиотской ситуации – пошел в медотсек и проверился у бортового диагноста. Тот добросовестно обследовал его, но не нашел никаких отклонений в психике.
Корнеев начал размышлять, и чем сильнее напрягал извилины, тем больше они заплетались.
Грузовой звездолет «Мерак» шел по этому маршруту не впервые. Колония на Эвелине непрерывно разрасталась, но пока еще мало что производила. На сей раз предстояло доставить поселенцам строительные конструкции для закладки нового городка, горное и сельскохозяйственное оборудование, а также несколько контейнеров натуральных земных продуктов. Роскошь, конечно, однако в жизни поселенцев не так много радостей. Пусть потешат себя нормальной едой, а не осточертевшей синтетикой...
Напичканный автоматикой грузовоз фактически не нуждался в экипаже. На всех стадиях полета им управлял главный компьютер. И всё же послать корабль за полсотни парсеков совсем без команды было немыслимо – для контроля и страховки требовался хотя бы один человек. Честь именоваться командой выпала Леониду Корнееву – капитану, а заодно – пилоту и штурману, если эти умения вдруг понадобятся. Ну и откуда же на борту возьмутся страхолюдины с огненным взглядом?!
«Померещилось, – наконец решил Корнеев. – Со всяким может случиться. Завалюсь-ка я спать, а завтра эту волосатую хрень даже не вспомню».
Он ошибался.
* * *
Его мотало по разным планетам, но на такую еще не заносило. Грязно-желтое, в зеленоватых кляксах, небо, красно-бурая, пористая, как пемза, земля... Кругом высились странные деревья с шаровидными кронами и серыми морщинистыми стволами, похожими на слоновьи ноги.
– Лёня! – хлестнул его сзади отчаянный женский крик. Голос был знакомым до боли. Корнеев резко обернулся и увидел жену.
Она стояла, прижавшись к одному из деревьев. Вернее – билась, извивалась, пыталась вырваться, потому что ее удерживали две пары растущих прямо из ствола корявых рук. Черных, блестящих, словно покрытых чешуей, с длинными узловатыми пальцами, из которых торчали устрашающие когти.
– Марина! – заорал Корнеев.
Он бросился вперед, но по колено провалился в неожиданно размягчившуюся «пемзу». Теперь ему приходилось вытягивать каждую ногу из вязкой, как раскисшая глина, массы. На это уходила уйма времени и сил, а черные руки всё сжимались, вдавливая жертву в ствол.
– Лёня... – уже почти не сопротивляясь, всхлипнула Марина.
От этого всхлипа в Корнееве всё перевернулось. Он сделал невероятный рывок и буквально выволок себя на твердое место. Шатаясь от усталости, двинулся вперед, но через несколько шагов перед ним выросла решетка со сверкающими прутьями. Даже не выросла, а словно сгустилась из воздуха. Он схватился за нее, принялся остервенело трясти – и с криком отдернул руки, когда их словно вспороло ножами и с пальцев закапала кровь.
Губы Марины шевельнулись в последний раз – уже беззвучно. Затем ее лицо подалось назад и утонуло в «слоновьей ноге». Корнеев проводил его безумным взглядом – и проснулся.
Секунды две, еще ничего не соображая, он ворочался на липкой от пота простыне. Потом спустил ноги на пол и уставился на мерцающие под потолком зеленоватые цифры. 03:28 по корабельному времени...
«Всё хорошо, – внушал Корнеев сам себе, вслушиваясь в гулкие удары сердца. – Марина на Земле, в полной безопасности, Игорек – тоже. Если с кем и неладно, то только со мной. Но это наверняка лечится. Завтра проверюсь еще раз, а пока – спать».
Утром он наскоро умылся и сразу, не думая о завтраке, направился в медотсек. Там, поколдовав с настройками диагноста, выставил самый чувствительный режим. На этот раз корабельный эскулап жужжал и мигал индикаторами добрые полчаса. Помимо прочего, заставил пациента пройти длинный тест, а когда выдал результат, Корнееву стало не по себе. Диагност вновь не нашел у него психических отклонений, но выявил в мозгу какую-то аномалию, природу которой так и не смог разгадать. Он просто никогда ни с чем подобным не сталкивался.
«Ладно, – подумал Корнеев, – плохо, но не смертельно. Кораблем управляет ГК, маршрут знакомый, на Эвелине будем в срок. Медики там, слава богу, неплохие – приведут мою черепушку в порядок. А за оставшиеся дни ничего страшного не случится».
Он снова ошибся.
* * *
Следующей ночью ему приснилось, как мучается Игорек. Сына погребали под собой обжигающие пески пустыни, облепливали рои летучих мышей-кровососов, он то падал в бездонную пропасть, то сжимался в комочек посреди воющего бурана, то захлебывался черной маслянистой жидкостью в бешено крутящейся воронке. И всё время, надрываясь, звал на помощь папу. Папа рвался к нему, но каждый раз опаздывал на одну-две секунды...
За ночь Корнеев несколько раз вскакивал от собственного крика, вновь проваливался в сон, опять вскакивал. Утром, невыспавшийся, с раздерганными нервами, снова поплелся в медотсек. Прошел кучу процедур, ничего нового не узнал, а ближе к обеду оказался во власти нового кошмара.
Непостижимым образом его взгляд проник сквозь все слои обшивки и выхватил приближающуюся к кораблю каменную глыбу. Корнеев видел ее так четко, что мог пересчитать все выступы и впадины на бугристой поверхности. Метеорит мчался с огромной скоростью, и траектория его полета не оставляла «Мераку» шансов на спасение. Минут через десять они неминуемо встретятся, после чего на месте звездолета вспухнет облако разлетающихся обломков. Если только капитан ничего не предпримет...
Капитан предпринял.
Он спешил в рубку так, что сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и покатится по коридору. Добравшись до панели главного компьютера, ввел код доступа в его святая святых – сектор управления. И, едва ГК дал «добро», принялся лихорадочно менять курс корабля...
С чувством выполненного долга Корнеев вернулся в каюту, занялся какой-то ерундой, и лишь часа через два в мозгу оглушительно выстрелило: «О, дьявол, что же я натворил?!»
Новый курс вел никуда. Если дать ГК завершить маневр, «Мерак» пройдет мимо Эвелины, оставит ее солнце за кормой и навеки затеряется среди звезд. Корнеев представил, как однажды он, уже старый и дряхлый, спустится в трюм побродить среди контейнеров, свалится и больше не сможет подняться. А корабль так и будет продолжать свой бессмысленный полет...
«Черта с два! – подумал капитан, борясь с накатившим чувством дурноты. – А гиперустановка на что? Да и в обычном пространстве еще можно свернуть. Сейчас пойду и всё исправлю!»
Он выскочил в коридор и размашисто зашагал к рубке, но на полпути у него ни с того ни с сего заныли виски. Корнеев принялся их массировать, однако стало еще хуже – под теменем словно шевельнулся крошечный, но злобный зверек. Затем дорогу перегородили длинные кривляющиеся тени, сплелись в зловещий клубок, и из него повеяло первобытной жутью. Преодолеть ее было невозможно, и Корнеев понял, что к сектору управления ГК ему не пробраться – скорее от нарастающего с каждым шагом страха разорвется сердце.
Корчась от бессилия, он поплелся в каюту. Там какое-то время бесцельно ходил из угла в угол, потом сел, подпер руками подбородок и принялся размышлять.
«Если я не разберусь, что происходит, мне каюк. Значит, так. Диагност доказал, что я психически здоров, но нашел в мозгу аномалию. Получается, все беды – из-за этой дряни. Она не относится к моей психике, но как-то воздействует на нее, насылая ужасы. Причем сначала дрянь действовала бессистемно, лишь бы напугать, а потом – целенаправленно, заставляя сменить курс. Вопрос: зачем?»
Поняв, что самому ему до истины не докопаться, Корнеев вызвал на подмогу Знатока. Так называлась «бытовая» подпрограмма ГК, призванная главным образом скрашивать космонавту одиночество. Если для серьезных вещей вроде корректировки курса требовалось находиться в рубке, то Знаток откликался на призыв из любого уголка корабля. Капитан, правда, разговаривал с искином редко: тот был суховат, занудливо-логичен и совершенно лишен чувства юмора. Но сейчас выбирать не приходилось.
– Чем ты объяснишь аномалию? – спросил Корнеев, подробно описав свои мытарства.
Знаток раздумывал над ответом всего несколько секунд.
– Я, конечно, не медик, – сказал он. – Но у меня возникло предположение, что в вашем мозгу обосновался паразит.
Корнеев вздрогнул и машинально ощупал голову.
– Паразит? И кто он? Бактерия? Вирус? Комок слизи?
– Не думаю. Благодаря тонким настройкам диагност должен был обнаружить любой чужеродный организм. Но он его не выявил.
– А как же аномалия?..
– Диагност назвал этим термином изменение физических характеристик в одном из участков вашего мозга.
– Не понимаю. Что это за паразит, который меняет физические характеристики, а самого его обнаружить нельзя?
– Думаю, он – не биологический объект, а волновой. Некий энергетический сгусток.
Корнеев помотал головой.
– Бред... – сказал он. – Не верю.
– Я рассуждал логически. – Знаток не умел обижаться, и его голос остался ровным. – Перебирал разные вариан-
ты. Этот кажется вам неправдоподобным, но другие еще неправдоподобнее.
– Ну хорошо. Где же, по-твоему, я подцепил этот чертов сгусток?
– Продолжим рассуждать логически. Перед прыжком вы ни на что не жаловались. Аномалия впервые проявилась сразу после прыжка. Таким образом, заражение, скорее всего, произошло в гиперпространстве.
– Заражение... – скривился Корнеев. – Мерзость какая...
Но кривись не кривись, а выпутываться надо. Знаток подсказал, в какой стороне искать разгадку, и теперь можно попытаться дойти до остального своим умом.
Гиперпространство – загадочная штука. Им пользуются, но пока еще никто не смог разобраться в его свойствах до конца и составить исчерпывающие формулы. Ясно одно: никаких собственных паразитов там нет и быть не может.
А если не собственных? Допустим, где-то действительно существуют разумные энергетические сгустки, научившиеся путешествовать через гиперпространство. Каким образом? Ну, может, с помощью других сгустков, выполняющих роль ракет. И вот одна из этих «ракет» отказала. Путешественник завис в «гипере», не имея возможности никуда пристроиться, а потом учуял земной корабль и каким-то образом проник в мозг капитана...
«Ну и дичь, – горько усмехнулся Корнеев. – Сейчас Знаток разнесет меня в пух и прах».
Однако искин, выслушав его, отреагировал неожиданно.
– Вполне убедительная версия, – сказал он. – На первый взгляд, фантастическая, но многое объясняющая.
– Да? Но зачем ему, черт возьми, насылать на меня страхи?
– Это как раз понятно. Энергетический сгусток должен потреблять соответствующую пищу. Наверное, ему пришлись по вкусу излучения вашего мозга. И больше всего те, что вызываются чувством страха.
– Всё сходится... – пробормотал Корнеев. И вдруг отчетливо понял суть последнего эпизода – со сменой курса.
Сгусток замечательно устроился в его мозгу: возможно, у себя дома он мог только мечтать о такой изысканной еде. Беспокоило лишь одно: скоро «Мерак» прибудет в пункт назначения, а там найдутся умельцы, которые сковырнут паразита с насиженного места. Значит, надо сделать так, чтобы звездолет никуда не попал. На борту горы еды, с энергией порядок, так что капитан проживет в металлических стенах до глубокой старости. И всё это время, хочет он того или нет, ему придется потчевать случайного пассажира отборными лакомствами. Не жизнь, а сказка!
«Вот гадство, угораздило же... – подумал Корнеев. – Ладно, теперь я хотя бы знаю врага в лицо. Для начала надо его как-то назвать. Кажется, Деймос, спутник Марса, в переводе означает «ужас», а этот паразит как раз ужасами и кормится. Пусть тогда будет Дейм. А теперь – главное. Самому мне его из головы не выгнать. Значит, единственный выход – перехитрить и лечь на прежний курс. Только бы суметь...»
* * *
Прошло еще два дня.
Чем дольше Корнеев искал способ обмануть Дейма, тем сильнее его сковывало леденящее чувство безысходности. Будущее казалось беспросветно черным, как обзорный экран после прыжка в «гипер».
«Вздор, – пытался подбодрить себя капитан, когда накатывал очередной приступ отчаяния. – Любую проблему можно решить. Давай, котелок, работай! – Он стискивал руками голову, словно пытаясь пробудить дремлющие мысли. – Вари, черт бы тебя побрал!»
Котелок потихоньку булькал, но вместо поисков выхода развлекал хозяина всякой ерундистикой – будто хотел потешить напоследок. И однажды Корнееву ни с того ни с сего вспомнилась читанная когда-то история про древнеримского богача.
Этот патриций считал смыслом жизни ублажение собственного желудка и тратил огромные деньги на изысканные яства. Как-то раз он закатил пир, способный потрясти любого чревоугодника. Стол ломился от даров Средиземноморья, а посреди его красовалось блюдо с огромной жареной муреной. Отведав лакомство, хозяин пришел в такой восторг, что не остановился, пока не уплел всю рыбину, кроме головы. Этой нагрузки не выдержал даже его безразмерный желудок – вскоре богачу стало плохо, и он понял, что сейчас отдаст душу богам. Но, когда безутешные члены семьи захотели узнать последнее желание гурмана, тот слабеющим голосом сказал: «Дайте мне голову мурены – всё равно помирать, так наслажусь последний раз!»
«Тьфу ты! – разозлился Корнеев. – Ну конечно, сейчас самое время думать об обжорах, живших тысячи лет назад. Глупейшая смерть! Эх, жаль, что дрянь, засевшую у меня в голове, нельзя перекормить. Даже пытаться бесполезно. Хотя... А почему, собственно, нет?!»
Он на секунду ошалел от собственной идеи – восхитительно дерзкой и потому, возможно, имеющей шансы на успех. А затем, не давая Дейму опомниться, принялся скармливать ему любимые деликатесы.
Человек устроен так, что в любых обстоятельствах надеется на лучшее, а гадости старается не вспоминать. Ему нелегко открыть шлюзы, через которые из глубин памяти хлынет всё самое страшное, отталкивающее, мерзкое, чем доводилось когда-либо загружать свой мозг. Но Корнееву это удалось.
Образы наслаивались один на другой, и каждый был кошмарнее предыдущего.
Сначала из тайников сознания повылезали придуманные монстры – безумные маньяки, мертвенно-бледные вампиры, вечно голодные зомби, мутанты-людоеды, кровожадные пришельцы из других галактик... Потом всплыли картинки из реального прошлого – куда сильнее бьющие по нервам, чем рожденные сочинителями ужастиков. Орды кочевников, оставляющие после себя трупы и пепелища; курганы из отрубленных голов; зверства конкистадоров; предсмертные хрипы гибнущих в нацистских душегубках; дым, валящий из труб лагерных крематориев; живые факелы после напалмовых атак; боевики, перерезающие своим пленникам глотки под объективами телекамер... Затем перед глазами развернулись сценарии возможной гибели Земли. Здесь уже счет жертвам шел не на тысячи, не на миллионы, а на миллиарды. Континенты корчились в ядерном пламени, планету сотрясал удар огромного астероида, растаявшие полярные льды вызывали всемирный потоп, человечество косили под корень созданные в тайных лабораториях вирусы...
В какой-то момент Корнееву показалось, что его мозг вот-вот взорвется. Хотелось подойти к переборке и удариться головой, чтобы выбить переполняющую ее скверну. Вместо этого он, с трудом переставляя негнущиеся ноги, двинулся к рубке.
Стирая из памяти ГК новый курс и восстанавливая прежний, капитан каждую секунду ожидал, что у него заноют виски, предвещая следующий кошмар. Однако невидимый враг наконец-то затих.
Хотелось думать, что всемогущий Дейм сдох от несварения, «объевшись муреной», но в это мало верилось. Скорее, он просто был не готов, что его захлестнет водоворот отборных, восхитительных страхов, и сейчас, утратив волю, купался в эйфории. Вряд ли экстаз мог затянуться надолго, и при мысли, что не успеет сделать задуманное, Корнеев подгонял себя забористой руганью.
Он успел.
Проверив и перепроверив заданный маршрут, капитан приступил к завершающей фазе. Если паразит жив, он снова погонит хозяина в рубку, заставит ввести код доступа и всё равно добьется своего. Значит, требовалось исключить такую возможность в принципе.
– Изменить код доступа! – приказал Корнеев. И, задействовав генератор случайных чисел, ввел в память компьютера длинный-предлинный набор букв, цифр и математических символов. Затем с помощью того же генератора перемешал все знаки в произвольном порядке, и так – несколько раз.
Получилась полная абракадабра. Она засела в запоминающих ячейках ГК, но воспроизвести ее извне не смог бы даже первый умник во Вселенной. Поэтому корабль доберется до Эвелины без помех. А там капитаном займутся местные мозгоправы, и, надо думать, у них всё получится.
Рубка осталась позади. Уже подходя к каюте, Корнеев ощутил, как у него в голове, выплывая из эйфории, вяло трепыхнулся Дейм. Скоро он наберет прежнюю силу и, осознав, как мало у него осталось времени, примется лихорадочно нагонять на хозяина новую жуть. Но возродить главный страх – навсегда кануть в черную бездну – было уже не в его власти.
Второе «я»
Ромашин так и не избавился от укоренившейся с детства привычки оглядываться. Стволы деревьев за его спиной смыкались всё гуще, и он испытывал странное облегчение от того, что здание Базы-1, похожее на опрокинутую тарелку, до сих пор проступало сквозь них. Но вот контактер обернулся в очередной раз – и ничего не увидел. Тарелка исчезла, словно рассыпалась на сотни осколков, и они утонули в траве.
Теперь оставалось только пялиться в могучую спину Бривла. Даже придерживая шаг, фрумианин всё время оставался впереди, и время от времени его приходилось нагонять.
Деревья раскинули ветви, как руки с длинными растопыренными пальцами-листьями. Узкие иссиня-зеленые пластины трепетали, издавая непрерывный назойливый шорох.
– Ш-шхватим их! – чудилось Ромашину в этом шуршании.
– Не ш-шпеш-ши. Пуш-шть ш-шначала зайдут подальш-ше.
– Ш-школько мож-жно ж-ждать?..
Контактеры полагались компании «Эридан» по штату. Там были бы счастливы обходиться без них: готовить планеты к колонизации, создавать опорные площадки, возводить на них поселки и целые города, не заморачиваясь другими проблемами. Но в планы природы, как известно, не входит осыпать человека милостями. Миры с идеальной кислородной атмосферой встречались крайне редко, и на каждом таком шарике уже буйно цвела высокоразвитая жизнь. Или разумная, или хотя бы занявшая очередь в сапиенсы, и всё указывало на то, что с этого пути она уже не свернет.
Отыскать в глубинах Вселенной пригодную для людей планету и отказаться от нее было немыслимо, обречь на гибель проклюнувшийся там разум – преступно. Приходилось разруливать ситуацию в поисках консенсуса. Этим и занимались специалисты по контактам.
Ромашин не страдал излишней самоуверенностью, но считал, что ест свой хлеб по праву. Первым делом он изучил язык аборигенов Фрума, составил словарь и внес его в память компьютера. Параллельно выяснил, что туземцы признают только живое общение и не выносят, когда с ними пытаются разговаривать через приборы, даже сверхминиатюрные.
Радости, понятно, это открытие Ромашину не доставило. Речь фрумиан, по чьему-то меткому выражению, напоминала сипение простуженного белого медведя. Сколько ни бился контактер, ему не удавалось воспроизвести даже основные звуки. Тогда он подкинул эту задачку энтузиастам, но и они оказались бессильны.
Ситуация грозила зайти в тупик. К счастью, сами же аборигены ее и спасли, точнее – один из них. Статус Бривла в запутанной фрумианской иерархии был неясен: то ли советник вождя, то ли родственник, то ли и то, и другое. Как бы то ни было, именно ему удалось овладеть языком пришельцев.
Инструкции по контакту с инопланетянами всех типов не могло существовать в принципе, поэтому приходилось действовать методом проб и ошибок. Наконец Ромашин выяснил: лучше всего общаться не сидя за столом, а в ходе прогулок, вылазок, экскурсий. Только что он в очередной раз провел Бривла по помещениям Базы-1, теперь путь лежал в деревню фрумианина.
Деревья расступились, и открылась поляна, поросшая невысоким, по плечо человеку, кустарником. С узловатых скрюченных веток гроздьями свисали крупные фиолетовые ягоды.
«Ежевика-мутант», – привычно подумал Ромашин и, не удержавшись, сорвал одну ягоду. Она была упругая, будто из резины, а ее запах, терпкий, возбуждающий, так и провоцировал: «Попробуй!» Но биологи тоже не зря ели свой хлеб: они давно разобрались с «ежевикой» и пришли к выводу, что для людей она – отрава отравой. А вот для фрумиан, судя по всему, ровно наоборот. Почему же тогда?..
– У меня вопрос, – сказал Ромашин.
Бривл по инерции шагнул еще раз и остановился. Затем грузно повернулся и навис над землянином.
Никогда не видевший фрумианина человек, повстречав его лицом к лицу, мог перепугаться до полусмерти. Бривл вымахал под три метра, весил не меньше тонны и казался выходцем из лютого кошмара. Ноги – толстенные тумбы, кисти рук свисали ниже колен, над буграми плеч возвышалась уродливая голова. Голый массивный череп с двумя рядами шишкообразных наростов, приплюснутый нос, выдвинутая вперед квадратная нижняя челюсть, мутные глаза, словно запорошенные желтоватой пылью. И, конечно, плотная курчавая шерсть – темно-бурая, почти черная. Если бы не грубая одежда наподобие хламиды, можно принять такого красавца за йети-переростка или, напротив, измельчавшего Кинг-Конга...
Подобному монстру ничего не стоило сбить человека с ног, затоптать, разорвать пополам. Но страхи, к счастью, не оправдались. Люди не сразу поверили, что свирепые с виду фрумиане – безобидные вегетарианцы. Они высаживали деревья, дающие пузатые оранжевые плоды размером с тыкву, выращивали десятки видов овощей. А еще прочесывали лес и сдирали со стволов бороды сизого мха, который стремительно отрастал вновь.
При этом появление пришельцев аборигены встретили настороженно: им явно не хотелось делить планету с кем-то еще. Разногласия возникали регулярно, но дальше споров дело не шло. Поднять на землянина руку? Такое поедателям мха даже в голову прийти не могло!
– Мне стало интересно, – продолжил Ромашин. – Вы едите любые плоды, но только не шинки, хотя они встречаются повсюду. Почему?
– Есть шинки – да-нет, – ответил Бривл утробным голосом, от которого у землянина по телу пробежали мурашки. – Обычно – не есть. Не каждоденно...
– Не повседневно, – поправил Ромашин.
– Да. Редкий случай. Только когда надо.
– В праздник? Лакомство?
– Нет слов сказать.
– Ну ладно. – Ромашин покрутил в пальцах сорванную шинки и бросил под ноги. – Пойдем?
Но Бривл не тронулся с места.
– Я хотеть говорить.
– О чем? – напрягся Ромашин, которому чутье подсказало: о том самом...
Он не ошибся.
– Мы – дом, – начал Бривл. – Сегодня – дом, завтра – дом. Вы прийти – База. Сегодня – База, завтра – город. Завтра вы – много, а мы – нет дом.
«Опять двадцать пять, – тоскливо подумал Ромашин. – Когда до них дойдет, что всё уже решено, и по-прежнему больше никогда не будет?»
Фрум стал для «Эридана» ценной находкой. Землю распирало от многомиллиардного населения, уголков нетронутой природы почти не осталось, из недр выкачивали последние крохи былых богатств. Желающих начать жизнь с нуля на новом месте было хоть отбавляй. И тут подворачивается мир, о котором первопроходцы могли только мечтать...
Специалисты «Эридана» провели большую работу и наметили две опорные площадки. На одной из них они возвели Базу-1, которой со временем предстояло разрастись в город. Это местечко оказалось оптимальным с точки зрения климата, доступности воды (огромный подземный резер-
вуар!) и прочих ресурсов.
Вторую площадку выбрали в другом полушарии, на небольшом тропическом континенте. Туземцы то ли до него не добрались, то ли не сумели выжить из-за чрезмерной жары и влажности, а также обилия кровожадных тварей. Среди них попадались экземпляры, по сравнению с которыми даже трехметровые фрумиане выглядели карликами.
Людям, конечно, жить в этом аду тоже не улыбалось. Но континент оказался битком набит полезными ископаемыми, добывать которые решили с помощью заводов-автоматов. Первым шагом стало строительство Базы-2, чем сейчас и занималась часть землян, вооруженных до зубов для защиты от хищников.
– Послушай, Бривл, – сказал Ромашин, стараясь максимально смягчить интонацию, – я ведь тебе уже объяснял. Мы вам не враги. Да, нам нужно пространство, но его хватит всем. Вдобавок, мы научим вас тому, что умеем сами. Твои соплеменники получат железных помощников, смогут быстро передвигаться, летать по воздуху, у них будет во много раз больше еды, чем сейчас.
– Слова только, – совсем по-человечески покачал головой Бривл. – Красиво говорить, мало стоить. Завтра вы – много, себя любить, мы – забывать. Ваш дом – много, наш дом – нет.
«Черт, – подумал Ромашин, – а ведь он прав. Когда это в правлении «Эридана» заботились о чем-нибудь, кроме прибыли? Да, там будут скрипя зубами соблюдать закон, не позво-
ляющий превратить колонизацию в геноцид. Но не более того. Кто гарантирует всё, что я сейчас наобещал?»
Однако он сам был всего лишь винтиком в безупречно отлаженном механизме компании. Винтиком исполнительным и высокооплачиваемым. Может ли небольшая, но важная деталь выступить против конструкции, в которую встроена?
– Зря ты так, – сказал Ромашин. – Мне нужно верить. Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
– Мы предлагать последний раз, – отрезал фрумианин. – Больше говорить – нет. Если вы – нет, будет плохо.
В первый момент Ромашин не поверил своим ушам. Он оторопело уставился на Бривла, словно пытаясь убедить себя, что тот просто неудачно пошутил. Хотя до сих пор склонности к шуткам за туземцами не замечалось.
– Ты что, нам угрожаешь?!
– Я знать – будет плохо. – Бривл сцепил пальцы в замок, поднял ручищи и водрузил их на голову. Жест, символизирующий у фрумиан беду...
Если предыдущие слова собеседника Ромашин был готов объяснить оговоркой или даже временным помешательством, то теперь ему взаправду стало не по себе. Он даже отступил на шаг, словно опасаясь, что возвышающийся рядом живой холм придвинется, навалится и задавит.
На что намекал Бривл? Что опасного могли придумать эти травоядные, даже не знакомые с орудиями убийства? Собрать со всей округи колдунов и устроить пляски вокруг костра, призывая своих богов изгнать землян?
Он долго всматривался в лицо фрумианина. Бесполезно. Всё равно что пытаться угадать мысли изваяния...
– Слушай, – сказал Ромашин, – я кое-что вспомнил, и мне нужно вернуться. Извини.
– Я понимать. Мы сказать, вы – думать. – Бривл повернулся и двинулся напрямую сквозь заросли шинки. Притоптанные кусты как ни в чем не бывало вновь поднимались за его спиной, и даже фиолетовых гроздьев на них не становилось меньше.
Ромашин направился в противоположную сторону. На душе скребли кошки, через каждые несколько шагов выпуская когти чуть сильнее. Наконец он не выдержал и вызвал Клемана.
Руководитель миссии уже две недели пропадал на Базе-2. Там возникли серьезные проблемы, и он посчитал, что должен лично контролировать их устранение.
– Ну? – спросил Клеман, нетерпеливо оглядываясь через плечо. – Что стряслось?
– Извини, Жильбер, у меня только что был тяжелый разговор с Бривлом. Я решил поставить тебя в известность.
Выслушав его рассказ, Клеман ненадолго задумался.
– Это всё?
– Да. Я подумал: если есть хотя бы крошечная вероятность...
– Выбрось из головы. Фрумиане могут пугать чем угодно, но они не способны обидеть даже муху. Тебе ли этого не знать? И на помощь им позвать некого. Разве что своих богов, но их гнев мы как-нибудь переживем. Верно?
– И всё-таки, Жильбер... По его словам, это последнее предупреждение.
– Вздор. Последнее сотрясание воздуха, ты хотел сказать? «Эридан» – не та машина, которую можно остановить пустыми страшилками. Продолжай работать по графику и следи за обстановкой. Если что случится – немедленно докладывай. Хотя, что может случиться на вашей Базе? Вот у нас...
Клеман снова оглянулся и, чертыхнувшись, отключился.
У Ромашина немного отлегло от сердца.
«В самом деле, – подумал он, – чего накручивать себя понапрасну? Жильбер прав: у нас ЧП не бывает».
Через несколько минут ноги вывели его на обширную поляну, в центре которой стояла База. Опрокинутую тарелку окружало множество устройств – от приборов до физкультурных комплексов. Редко бывало, чтобы возле них не оказалось ни человека. Первой на глаза Ромашину попалась Лида. Увидев его, она выбралась из объятий навороченного тренажера, с наслаждением распрямила спину и улыбнулась:
– Уф, я уже думала, что там и останусь... А ты чего так быстро вернулся, да еще весь пасмурный? С Бривлом поспорили?
Ромашин с удовольствием оглядел ее ладную фигурку, затянутую в лиловый спортивный костюм, и тоже улыбнулся. Лида была легким и светлым человеком, даром что кандидат каких-то скучных почвоведческих наук.
– Всё в порядке, – сказал он. – Просто вспомнил одно незавершенное дело. Кстати, собираюсь и сам часа через два потягать рычаги. Жаль, что тебя уже тут не будет.
– Ну-у, – протянула Лида, – я могу и еще раз выйти. Не через два часа, конечно, но где-нибудь через шесть... Устроит?
– О, богиня! – Ромашин картинно приложил руку к сердцу. – Ну как же это может меня не устроить? Прискачу... нет, прилечу!
Поодаль трудились проектировщики – близнецы Пауль и Дитер. Кабинета им было мало, поэтому они притащили проектор и развернули прямо на поляне виртуальный макет будущего города.
– Как дела? – поинтересовался Ромашин. – Сдвиги есть?
– О да! – напыщенно отозвался Пауль (чтобы избавить коллег от путаницы, он всегда носил более темную одежду, чем брат). – Пока тебя не было, высчитали идеальное
место для мэрии.
– Молодцы! – с чувством произнес Ромашин. – Мэрия – это святое. Город может обойтись без чего угодно, но без мэрии...
– Болтун! – беззлобно оборвал его Дитер. – Вот доведем ее до ума, и ты первый признаешь, что это гениально.
– Непременно, – заверил Ромашин и отправился к себе.
Прошло несколько дней. Всё это время Бривл не казал носа на Базу, и Ромашина порой грызли воспоминания о их последнем разговоре. Но однажды он наконец-то увидел в окно выходящих из леса туземцев и, не утерпев, выскочил наружу.
Фрумиан было шестеро, включая Бривла – его земляне давно научились узнавать с первого взгляда.
«Ого, – подумал Ромашин, – целая делегация! Не иначе, переговоры затеяли. Ладно, потолкуем».
Он пошел навстречу гостям, и вдруг в груди у него ёкнуло. Фрумиане двигались не как обычно – плавно, враскачку, а резко и пружинисто. Будто подменили! Но самая странная перемена произошла с лицами: они были перекошены злобой, а в желтых глазах под надбровными дугами плясали огоньки безумия.
Ромашин остановился, словно споткнувшись. Мгновение спустя один из туземцев, добравшись до тренажерного комплекса, в бешенстве повалил его и стал разламывать на части.
Боссы «Эридана» знали цену деньгам и всегда выделяли их ровно столько, сколько необходимо. При желании Базу-1 со всеми постройками можно было изготовить и из бронеплит. Но местность признали безопасной, аборигенов – безвредными, поэтому в ход пошли стройполимеры средней прочности. Теперь стало ясно: цена им – грош.
Едва контактер подумал об этом, как к нему стремительно приблизился кто-то из фрумиан, сграбастал, поднял над головой и с силой отшвырнул от себя. Перед глазами Ромашина полыхнуло алым, потом всё заволок мрак...
Он пришел в себя лишь наутро. Пошевелившись, охнул: руки, ноги, плечо ломило так, будто по ним прошлись дубинкой. Самая острая боль угнездилась в голове: там стреляло, и с каждой пульсацией казалось, что череп раскалывает трещина.
С усилием подняв руку, Ромашин нащупал слипшиеся в комок волосы, а ниже, на виске и скуле, – дорожку запекшейся крови.
«Вот гадство... Кто же это меня?» – подумал он. И только теперь вспомнил всё.
На ноги Ромашин поднялся то ли с третьей, то ли с четвертой попытки. Наконец он огляделся, и в глазах у него потемнело.
База была разгромлена. Окна выбиты, двери выломаны, вспомогательные постройки опрокинуты и искорежены. Тут и там валялись содранные со стен и смятые, как фольга, листы обшивки. Казалось, здесь орудовала бригада обезумевших роботов.
А затем открылось самое страшное.
Рядом с раздавленным проектором неподвижно лежали оба близнеца. Пауль – с неестественно вывернутой головой, Дитер – в жуткой позе, не оставлявшей сомнений: у него переломан позвоночник. В стороне от них распростерлось третье тело, а еще дальше Ромашин приметил четвертое. Окончательно его добила зловещая тишина. Хоть бы кто-нибудь застонал...
Он рванулся к близнецам, но тут же вскрикнул от пронзившей голову боли и чуть не упал. Пришлось стиснуть зубы и медленно, по шажку, плестись в медотсек. Там всё было перевернуто вверх дном, поэтому пришлось покопаться в завалах. Залив рану на голове биопластиком и сделав несколько инъекций, Ромашин прихватил диагност и стал искать живых.
Вскоре он убедился, что ему дико, невероятно повезло. Больше от убийц не спасся никто, и при взгляде на некоторые трупы его начинало трясти и выворачивать наизнанку. Пришлось сделать еще одну инъекцию – успокоительного. После этого Ромашин вернулся на край поляны, где обнаружил Лиду, сложил девушке руки на груди, сел рядом и какое-то время отрешенно смотрел в мертвое лицо. Потом вздрогнул, словно очнувшись, и включил коммуникатор.
– У нас беда, – едва шевеля губами, сказал он, когда в воздухе замерцало лицо Клемана. – На Базу напали фрумиане. Перебили всех, я спасся чудом. Приняли за мертвого...
– Нет, – хрипло произнес Клеман. – Я не... – Он осекся, потому что Ромашин, не говоря ни слова, направил глазок коммуникатора на Лиду, потом – на разгромленную Базу.
Глаза Клемана налились холодной яростью.
– Вот, значит, как... Продержаться сможешь?
Ромашин кивнул.
– Тогда держись, мы вылетаем со всем оружием. Они очень пожалеют, что выбрали войну. Если останется кому жалеть...
Ромашин знал, что должен похоронить товарищей, но долго не мог заставить себя пошевелиться. Сидел в оцепенении у тела Лиды, физически ощущая, как в голове ворочаются свинцово-тяжелые мысли. А потом под кронами деревьев возникли темные силуэты, и на поляну вышли
фрумиане. Те самые шесть бурых махин во главе с Бривлом.
«Ну вот, – вяло подумал Ромашин, – и по мою душу явились. Только бы без мучений. Раздразнить их, что ли, чтобы прикончили одним ударом?»
Туземцы подошли поближе, встали полукругом и замерли. От каждого гиганта веяло неукротимой мощью, но лица вновь изменились: из них выветрилась вчерашняя исступленная злоба. Типичные фрумианские физиономии с типичным вегетарианским выражением...
Молчание затянулось.
– Зачем вы это сделали?.. – наконец не проговорил, а, скорее, прошептал Ромашин. Но Бривл его услышал.
– Не мы.
Смысл двух коротеньких слов дошел до контактера не сразу.
– Что?!
– Не мы, – повторил фрумианин. – Сегодня – мы, вчера есть шинки – нет. Заркаш.
Если бы не впрыснутый в вену препарат, Ромашин, наверное, уже бился бы в истерике или, подобрав с земли балку поувесистее, атаковал ближайшую мохнатую гору. Но воля притупилась, мышцы онемели, и он не тронулся с
места, продолжая механически задавать вопросы.
Из односложных ответов Бривла вырисовывалась фантастическая картина.
Похоже, когда-то и на этом континенте жили огромные хищные твари. Фрумиане вели с ними долгую ожесточенную борьбу и в конце концов победили. С тех пор прошли века, а то и тысячелетия. В отсутствие угрозы нравы смягчились до неузнаваемости. Туземцы перешли от собирательства к земледелию, создали какую-никакую цивилизацию, и всё же у каждого из них в глубине подсознания продолжала таиться бомба. Смертоносная поведенческая программа – рудимент дикой эпохи, когда своя жизнь покупалась за счет чужой. Кто знает – вдруг пригодится?
Чтобы взорвать бомбу, требовался детонатор. Трудно сказать, почему его роль природа отвела плодам шинки. Наверное, имелась веская причина. Как бы то ни было, какое-то из активных веществ фиолетовой ягоды отключало рассудок фрумианина и высвобождало пребывающего в спячке зверя. А тот быстро находил врага, которого следовало уничтожить. Это состояние, длящееся всего несколько часов, аборигены называли «заркаш».
– Вы чудовища... – прошептал Ромашин.
– Мы – нет убивать, – возразил Бривл. – Вчера – другой, не мы. Заркаш!
– О, господи, – застонал Ромашин. – Вы можете сколько угодно повторять, что безгрешны. Но знайте: от нашего
вождя вам пощады не видать. Наказание будет страшным!
– Слова только. – Голос Бривла оставался ровным, без тени испуга. – Убивать – заркаш. Заркаш – вчера, сегодня – нет. Мы нет убивать – нет наказать.
Ромашин тяжело поднялся. Голова раскалывалась – уже не от боли, а от проклятых вопросов, на которые надо было немедленно найти ответ.
«Что это? – думал он. – Святая простота или циничный расчет? Поручить кровавую работу своему второму «я», а потом выкинуть топор, снять маску палача и умыть руки... Можем ли мы с тем же правом, что вчерашних убийц, карать сегодняшних агнцев? Клеман в самом деле беспощаден, он не увидит, не прочувствует разницу между ними. Смогу ли я его остановить? И должен ли?»
Он стоял и угрюмо смотрел на юго-запад. Туда, где в небе скоро должны были показаться черные точки глайдеров, несущих смерть.
Страх высоты
Утро выдалось как по заказу. На иссиня-зеленом небе не было ни облачка. Малая луна уже растворилась в лучах восходящего солнца, большая еще виднелась, но начинала таять.
Рэйя и ее Куратор стояли на вершине Башни, набираясь сил после восхождения по винтовой лестнице. Оно казалось нескончаемым, но теперь тысячи ступенек остались позади.
С площадки, огражденной зубчатым парапетом, открывался фантастический вид. Город раскинулся далеко внизу, и его было невозможно узнать. Улицы стали тоненькими, как ниточки, дома – крошечными, словно их построил неприметный сказочный народец, шпили над крышами превратились в иголки.
У Рэйи учащенно забилось сердце. Она сделала несколько неуверенных шагов, заставила себя дойти до парапета, глянула через него – и в ужасе отшатнулась.
– Что с тобой? – спросил Куратор. Голос у него был ровный, мягкий, он словно гладил своим голосом девушку по голове.
– Мне страшно... – почти беззвучно прошептала Рэйя. Однако наставник ее услышал.
– Всем было страшно, но они боролись с собой. Ты сильная, у тебя всё получится. Надо только поверить...
Рэйе очень хотелось поверить, но липкий страх сочился со всех сторон, обволакивая ее, лишая воли.
– Не волнуйся. – Куратор подошел ближе, и страх словно подвинулся, расступаясь перед ним. – Ты ведь уже преодолела себя, поднявшись на такую высоту. Осталось сделать самое главное.
– Мне никогда не решиться...
– Никогда – вредное слово! Так думали многие – и сами себя заставили в это поверить. Ты встречала их в городе – тех, кто побоялся, упустил время и потерял всё. Хочешь стать такой, как они?
«Нет, – подумала Рэйя. – Ни за что!» Эта мысль наконец-то придала ей решимости. Она повернулась к Куратору, заглянула в его глаза, впитала исходящую из них поддержку. Затем вскочила на парапет и, с силой оттолкнувшись от него, отправила свое маленькое упругое тело в воздух.
Какое-то время она камнем падала вниз. Потом тело пронзила боль, но почти сразу пришло облегчение, и, повертев головой, Рэйя увидела невероятное. За ее спиной выросли и теперь мерно колыхались два огромных расписных крыла!
«Вот и умница, – подумал Куратор, любуясь парящей в отдалении фигуркой. – Теперь впереди у тебя яркая, насыщенная, полноценная жизнь. А если бы промедлила...
В его памяти с беспощадной ясностью всплыл момент, когда он сам так и не смог пересилить страх высоты. Это было очень давно, но воспоминание возвращалось вновь и вновь, и каждый раз у Куратора ныло сердце.
Он постоял еще немного, затем повернулся к лестнице и, тяжело ступая, начал долгий спуск.
Провал
Паранорм выглядел так, будто на спор впрягся вместо лошади в воз и теперь рвет жилы, пытаясь сдвинуть его с места. Угадывание мыслей он провалил, ауру добровольца прочитать не смог, с телекинезом опозорился по полной программе.
– Да что ж это такое, – бормотал паранорм, поминутно вытирая со лба обильную испарину. – Ведь всё получалось... Словно отрезало!
Члены комиссии по борьбе со лженаукой обменивались торжествующими взглядами. Один из них, самый молодой, но уже довольно известный в своем кругу, развалился на стуле и сначала развязно покачивал ногой, а потом принялся насвистывать похоронный марш.
– Прекратите! – наконец взорвался паранорм. – Вы меня сбиваете!
– В самом деле, коллега, – вальяжно огладил бороду председатель комиссии академик Усольцев, – это ни к чему. – Всё и так предельно ясно. Если уж совершенно нечем было нас поразить, так развлекли бы хоть парочкой примитивных фокусов. Думаю, на этом можно и откланяться.
– О, дьявол! – простонал паранорм. – Да ведь вчера всё шло как по маслу! Дайте мне еще полчаса – я сосредоточусь и...
– Извините, – сказал академик, демонстративно посмотрев на часы. – У вас была масса времени, чтобы подготовить свои... м-м... опыты как следует. Никто не гнал.
Пойдемте, коллеги.
Неудачник вышел из аудитории как побитый. Получив в гардеробе свою куртку, он несколько раз промахивался рукой мимо рукава. А когда наконец справился, к нему подошел Усольцев, мягко взял под локоть и увлек в сторонку.
– Задатки у вас есть, – негромко произнес академик, – этого не отнимешь. Но зачем же так открыто выставлять свое тайное знание перед непосвященными?
– Ч-что? – обалдело выдавил паранорм.
– Еще не поняли? – Усольцев смотрел на него в упор. – Тогда слушайте. Там, в зале, вы несколько раз вспоминали свою жену Лену и благодарили бога, что она не видит вашего позора. У вас покалывает печень и ноет зуб – где-то слева в нижней челюсти. Кроме того, извините, в правом носке дырка. И напоследок... – Академик вынул из кармана часы на кожаном ремешке. – Вот, увидел у вас на запястье и не удержался – телепортировал.
– Так вы?..
– Тш-ш! – Усольцев приложил палец к губам. – Держите мою визитку. Зайдите как-нибудь, дам несколько важных уроков. Ждать?
Паранорм молча кивнул, глянул вниз и залился краской. Ему стало стыдно за свой дырявый носок.
