Татьяна Вешкина

 

 

Часть 1

Герб «Лиса»

Глава 1. Райский сад

В моих краях люди привыкли к тому, что вещи не такие, какими кажутся на первый взгляд. Местное кладбище на вершине горы нашептывало занятные истории тем, кто умел слушать и наблюдать. Среди фамильных склепов и грустных ангелочков не было мраморных плит после 1701 года. В связи с этим напрашивались два возможных вывода: то ли после начала 18 века людей перестали здесь хоронить, то ли люди нашего города в принципе перестали умирать. И вот что самое забавное, второго кладбища у нас нет, и никогда не будет, а покидать город никто из нас не собирается.

Мой родной Сакрэ-Фонте был похож на завитки раковины, и фамильные особняки строились на скалах, поросших лесом. Дома располагались на разных уровнях, и вдоль них петлял серпантин, размеченный желтой полосой. Он уводил к самому небу, всё выше и выше, пока не упирался в здание церкви, раскинувшееся над легким муссом кремовых облаков. Именно на вершине Сакрэ-Фонте всегда творилось всё самое интересное, там был общественный центр. Как ни парадоксально, но наша жизнь вертелась вокруг кладбища, и сегодня как раз была моя очередь присматривать за ним. Для чего, спрашивается, так пристально следить за захоронениями, участники которых давно умерли и возвращаться с того света не собираются? Зачем охрана месту, посещаемому только здешними жителями, о которых ты знаешь больше, чем о себе?

Я гулял по дорожкам между аккуратных рядов семейных некрополей из мрамора, и остро ощущал, как сильно они выбивались из общей концепции этого уголка. Надгробные плиты выглядели так, словно забрели сюда по ошибке. Лавандовые луга придавали кладбищу облик сказочной обители из сладких снов; атмосфера пропиталась безмятежностью, а время всегда текло совсем в ином ключе. Деревья с золотыми апельсинами и ярко-зелеными листьями напоминали о тайном саде, о роскошном убежище, и долгих прогулках на свежем воздухе. Еще был родник с голубой водой, который пах домом, материнским молоком, а также тем, что ты любишь больше всего на свете. Я с удовольствием принюхался к смешению ароматов кофе и темного шоколада. Странное место, чтобы хоронить здесь своих родных, не так ли?

Я дыхнул на огромный плод апельсина и протер его кожуру рукавом рубашки. Теперь к моей одежде тоже будут примешиваться сладкие цитрусовые ноты.

Позади меня что-то зашевелилось. Я говорю «что-то», потому что «кого-то» здесь быть сегодня не должно. Мое тело хотело моментально развернуться, но разум подсказывал, что действовать нужно осторожно. Я медленно обернулся через плечо и сгруппировался, готовясь к прыжку. За спиной, рядом с барочным склепом, расписанным слегка выцветшими красками, замаячила фигура черного волка. Зверь приближался, думая, что мне его не видно и не слышно, ожидая застать врасплох. Я мог рассмотреть каждую шерстинку и пух на его загривке, пока он подкрадывался ко мне с подветренной стороны.

Это Сакрэ-Фонте, и здесь всё, что ты замечаешь – сплошная насмешка и метафора. И апельсины – не апельсины, и волки – не волки.

Я присел на землю, уворачиваясь от волчьих лап и с трудом сдерживая улыбку. Зверь потерял равновесие от неожиданности, но успел ловко перекувыркнуться через голову. До меня отчетливо долетело вполне человеческое недовольное «уфф».

– Мия, ты шумишь, как медведь. Могла бы сразу послать сигнальную ракету или бегать кругами и вопить:
«Я здесь, Батиста, я здесь!», – для верности я замахал руками, показывая, как можно привлечь к себе внимание.

– Ой, отстань, а? Когда-нибудь мне удастся напугать тебя до полусмерти, – на месте волчицы стояла симпатичная девушка, которой на вид было лет семнадцать. У нее были черные волосы и огромные глаза с бронзовым отливом, похожие на туманность в открытом космосе.

Когда в книжках описывают оборотней, или перевертышей, то почему-то обязательно драматизируют. У них, видите ли, появляются проблемы с тем, что после превращения на них рвется одежда... И, возвращаясь к облику человека, они абсолютно нагие, неприкаянно слоняются по лесу, вызывая кучу комичных ситуаций и ненужных фантазий, которые так любят смаковать подростки. В реальности всё обстоит куда проще. Никто из нас просто не мог сделаться больше, или крупнее, чем его человеческое Альтер-эго.

Таким образом, в Сакрэ-Фонтэ обитало много удивительно жирных орлов, некрупных волков и горстка весьма мускулистых лисиц, которые словно сбежали из зоны поражения чернобыльского леса. Итак, одежду мы сохраняли на себе, когда снова становились людьми. Сколько я себя помню, это было главным разочарованием юности для многих из нас.

– Ты ведь видел, как я утром удирала из города? – спросила Мия, облокачиваясь на склеп своей семьи.

– Да, и это не мое дело, куда. Я рад, что хоть у тебя есть личная жизнь. Я никому не скажу, ты же знаешь, я – могила, – собственный каламбур вызвал у меня сдавленный смешок, – а тебе предлагаю вот такую общую версию, которая порадует и твоих, и моих родителей. Мы провели весь день вместе на кладбище, за невероятно милым пикником. Пили воду из ручья бессмертия и откусывали от апельсинов на брудершафт. Ты же девочка, вот и придумывай что-нибудь романтичное – вроде этого: «Я ела апельсин из его рук».

У меня всегда получалось удивительно достоверно изображать тоненькие девчачьи голосочки, такие приторные, гнусавые и немного противные.

– Тебе полторы тысячи лет, и ты лорд, но ведешь ты себя, как двенадцатилетний оруженосец. Фу, какая гадость! Говоришь про меня, как будто я голубь или чайка, – скривилась девушка. – Хорошо, что тебя орлы не слышат. Ты же помнишь ту историю, как кто-то из волков пошутил над Маркусом, – типа: «А ты перышки каждое утро чистишь?», так Маркус потом целый год летал в обличии оборотня и гадил обидчику на крышу и на голову.

– В общем, скажем мамам и папам именно то, что они жаждут услышать. Пусть думают, что мы приглядываемся друг к другу. Этой байки хватит на пару ближайших веков, а там сочиним что-нибудь еще. Иногда я гадаю – если мы бессмертные, то почему родители так переживают из-за продолжения рода?

Мия задумалась и сорвала маленькую веточку лаванды:

– С седьмого века ни у кого не появлялось новых потомков, мы – последнее поколение. Мы застали раннее Средневековье подростками, и так ими и останемся. Думаю, наши семьи хотят быть чуточку нормальнее.

– Или их интересуют вопросы селекции, и они бы
просто хотели полюбоваться, что за гибрид получится от лисы и волка.

Девушка снова поморщилась и поняла, что ей пора уходить.

– Вечно ты всякими гадостями разбрасываешься. Мне страшно подумать, что у тебя творится в голове. Пока,
Батиста.

И уже ей вслед я прокричал:

– То же, что и у других людей, просто я не боюсь озвучивать свои мысли. Чао, Мия!

Закат зарделся так же, как, держу пари, зарделись щеки у Мии. Оранжевые, желтые и алые полутона придавали этому уголку, отрезанному от мегаполисов и общемировой шумихи, особый, потусторонний шарм и сверхъестественное умиротворение. Я бы не променял жизнь в Сакрэ-Фонте с населением в 524 человека ни на одно место в целом свете. И не потому, что без источника вечной жизни, который мы стерегли, довольно быстро отдал бы концы. Это было мое место, понимаете? Я всегда чувствовал себя там, где и должен был находиться, а это дорогого стоит. После полуночи настала очередь другого стража бдеть, и он подменил меня.

Обернувшись медной лисой, я засеменил домой, увлекаемый светом от петляющей цепочки квадратиков-окон. В обличии зверя всегда было намного теплее, и холодными вечерами я особенно благодарил судьбу, Бога и ангелов за такой расклад карт удачи, который мне выпал. Если вы никогда не видели лису, у которой на шее намотаны наушники от ай-пода, а в зубах зажат сам айп-под, клянусь, вы многое потеряли. Одним легким укусом я переключил плейлист на старую, притягательную композицию «Behind the Wheel» группы Depeche Mode и остался наедине с ночью,
магией лунного света и дорогой, которая кругами вела меня к дому.

 

Глава 2. Dance macabre

Осень считалась временем, которое особенно покровительствовало моему гербу и роду лис. Вечно ёжащийся и мерзнущий после захода солнца, я всегда считал эту мысль сущей иронией. Для меня осень пахла палой листвой, теряющей тонус, сквозняком и привычкой спать в облике лисы. А еще осень означала Фестиваль сбора урожая. То были единственные две недели в году, когда в наши края забредали туристы, которых манил разворот в путеводителе с заголовком: «Самый аутентичный средневековый карнавал в Италии!». Еще бы не аутентичный! Можно вынести рыцарей и дам за границы эпохи куртуазности, но нельзя вынести эпоху куртуазности из самих рыцарей и дам.^* Чего не отнять у сакрэ-фонтцев, так это того факта, что мы воплощали идеалы совсем другого времени и состояли из теста с примесью воинских турниров, баллад на мертвых ныне языках, возвышенного искусства и кодекса чести.

Октябрьские гуляния не давали нам забыть, кто мы есть, откуда происходим и почему наша роль в устройстве мира первостепенна. Праздник давал долгожданную отдушину тем, кто устал от однообразия и рутины вечности, предоставляя выбор: «быть собой настоящим» или «превратиться в совершенно другого человека». Карнавал был способом утаить от всего мира нашу миссию, преподнося ее в виде шутовской легенды и предания, выдуманного гидами в попытках принести дополнительный доход уединенному живописному месту в горах.

Размышлял об этом я, сидя посреди барочного нефа церкви, барочного холста людей и барочного полотна жизни. Каждый год происходило одно и то же: 23 октября, за неделю до карнавала, все горожане собирались в храме, вслушиваясь в одни и те же слова инструктажа. Церковь была единственным местом, которое вмещало в себя всех жителей Сакрэ-Фонте разом. Я зевнул в кулак, подавляя разбредающееся по стенам эхо. При желании я мог бы слово в слово повторить речь, которую произносил мэр Данте Моретти, отец Мии. Про то, что «бла-бла-бла, никаких превращений в животных на улице, пока идет карнавал. Если оборачиваетесь дома, убедитесь, что шторы плотно задернуты или жалюзи на окнах закрыты. Бла-бла, а вот здесь шутка, которая должна разрядить атмосферу – никто не хочет видеть ваши толстые пушистые зады, не травмируйте этим зрелищем хрупкую человеческую психику. А вот помните, как в 1516 году мы чуть не накликали Инквизицию на наш город, потому что кому-то приспичило разгуливать по таверне в виде толстобрюхой лисицы-переростка...»

Я задрал голову к потолку, где среди разноцветных арок отчетливо выделялась фреска, при взгляде на которую у меня до сих пор бежали мурашки по спине. На меня вытаращились: папа Римский, священник, монах, кардинал, король, купец, воитель, врач, бедняк, дева и ребенок. Нормальная такая компания, все фигуры в карминово-золотых тонах, кто-то с книгой, кто-то со скипетром и державой, кто-то с мешком зерна. А между каждым изображенным – скелет с хищной улыбкой. Кости по-свойски приобнимают людей. Их автором выступил Маркус из дома орла, тот самый злопамятный парень, который всегда обладал странным чувством юмора, но рисовать умел хорошо. Однажды в майский вечер 1201 года он заскучал и за лето расписал ту часть стены, которая еще не была покрыта сюжетами. На вопрос: «Что это за мрак?» – Маркус ответил: «Так это пляска Смерти, dance macabre. Я подумал, что все эти люди – это обычные смертные, а нас символизируют вот эти скелеты, которые живы и еще всех переживут. Мы охраняем сам ход бытия, мы с людьми, но мы – не люди». И кто бы мог подумать, что заезжим художникам эта тема так понравится, что они перенесут ее на другие храмы и будут изображать в книгах, на башнях с часами и еще бог-знает-где. Для простого зрителя скелеты напоминали о смерти, а вовсе не о стражах земного порядка, так что изначальная идея сильно исказилась.

Уловив звериным чутьем, что кто-то не сводит с меня глаз, я кинул перекрестный взор и с удивлением обнаружил, что на меня глядит Мия, расположившаяся в левом ряду чуть ближе к церковному алтарю. Она приставила два пальца к виску и пантомимой изобразила, как пускает себе пулю в висок.

Я не остался в долгу и скорчил такое же напыщенное выражение лица, как у ее отца. Мама, заметив наши переглядки, одобрительно похлопала меня по плечу. Отец уснул еще в начале собрания и, кажется, еле слышно похрапывал, но никто из нашей семьи не стал бы его в этом винить. Эту мысль подтверждали черные очки «Ray Ban», которые надела ему на нос мама; в них папа отличался крутым и крайне сосредоточенным видом. Когда в конце собрания по обыкновению запел хор, собранный из числа самых восторженных прихожан, отец даже пару раз издал очень музыкальные «хр-хр» в нужный момент. Мия покатывалась со смеху, и я тоже.

– Не могу нарадоваться на вас! Такие молодцы, я слышал, как замечательно вы вторили песням! Особенно благодарю Даниэля Бискотти, у тебя сегодня священные строчки звучали удивительно душевно, – этой фразой мэр Данте завершил собрание и выпустил всех на свободу.

Услышав свое имя, мой папа подпрыгнул на месте, приходя в себя.

– А где Мия? – таким вполне будничным тоном спросила мама, взяв отца под руку. – Ах, вон она! Молодец, девочка, пошла помогать отцу собирать тексты песен у хористов. Хочешь подождать ее?

– Нет, – как можно равнодушнее отозвался я, – лучше и я помогу моей семье. Ты ведь собираешься украшать наш дом к фестивалю?

– О, вы только посмотрите, кто тут у нас стесняется!

– Мам, ну не надо... – я прищурился, уберегая глаза от залитой светом площади перед церковью. Апельсиновые деревья кивали мне из-за каменной ограды кладбища. Если они поверили в зарождающийся роман между мной и волчицей с глазами шафранового оттенка, у остальных точно не возникнет никаких сомнений на этот счет.

Глава 3. Кадиллак в ветвях

Город преображался, всё вокруг окрашивалось в яркие оттенки, поднимая настроение и местным, и приезжим.
Завтра повсюду установят световые проекторы, которые будут бросать сверкающие узоры на извилистые улочки и центральную площадь. Дней через пять все три гостиницы окажутся полностью заселены, а сейчас они забронированы и застыли в ожидании постояльцев.

Я с кипящими чувствами предвкушал бурление улиц, смех незнакомцев, танцы, музыку до утра и дух праздника.

– Мам, я закончил, – вместе с временным запретом на превращение в лису пропал смысл утренней пробежки. Теперь я не представлял, куда деть те несколько часов, которые я посвящал скачкам по склонам наперегонки с кузенами.

По городу слонялось молодое поколение, – ну, то есть юноши и девушки, которые впервые испили из источника совсем молодыми. Они казались удивительно одинокими и выпавшими из жизни. Кажется, именно так выглядели подростки, у которых отняли обожаемый гаджет, а еще восставшие мертвецы, почуявшие где-то вдалеке запах мозгов. Смартфоны в городе не были распространены, но многие из нас смотрели видеоролики на ю-туб и фильмы на DVD-дисках, пытаясь не отстать от мирового хода времени и моды. Не все современные технологии приживались в Сакрэ-Фонте. Быстролапые, крылатые, мы предпочитали не совершать звонки, чтобы с кем-то связаться, а нестись во весь опор и увидеть человека, ну, то есть оборотня, лично. Каждый из нас точно представлял, где любят проводить время все остальные. Ну, а для всего прочего существовали телефонные аппараты города и домашние телефоны.

У нас также были автомобили, которые в основном служили нам садовыми гномами – декоративным элементом на подъездных дорожках. Призваны машины были убедить туристов в том, что мы ничем не отличаемся от простых обывателей. Вспомнив, что семьдесят лет назад я все-таки сдал на права, я решил прокатиться на голубом кадиллаке и ненадолго вернуть себе ощущение быстроты движения.

«Одна дорога пешая, что вьется меж домов, другая – лишь проезжая, приезжим из миров...» – я тихо напевал себе под нос, проверяя, работают ли системы машины. Пульт от управления забором любезно распахнул передо мной ворота, и я вылетел на трассу для транспорта.

Автомобильное зеркальце выхватило прямоугольник моего лица, показывая задумчивые голубые глаза. Почему-то, когда иностранцы рисуют себе облик итальянца, они представляют кого-то темноволосого, темноглазого, упуская из виду, что среди нас много блондинов и рыжих. Мы, потомки славной Флоренции, почти все светловолосые и светлоглазые. Стереотипы, ничего не поделаешь.

Кадиллак, временами подпрыгивая, несся по съезду вниз. Я распахнул окно и свесил левую руку. От удовольствия я зажмурил веки и резко встрепенулся, когда услышал оглушительные басы современной мелодии. Хип-хоп песня «Amore a prima insta» вывела меня из созерцательного состояния. Мимо проехал покатенький «форд», и я, забыв о правилах дорожного движения, уставился вслед автомобилю.

Мой кадиллак на всей скорости вынес заградительную полосу. Под колесами переворачивались камни, кажется, даже целые куски скалы. Почувствовав страх, я обернулся лисицей, потом снова человеком, и не успел нажать на тормоз или увести руль в сторону. Машина с размаху врезалась в дерево, и из смятого в гармошку капота повалил
густой, вонючий дым. Если бы меня попросили употребить достойное момента сравнение, я бы выбрал это: «Кадиллак смотрелся как яйцо, которое растеклось по сковородке». Я вздохнул, смерил раздраженным взглядом пробитое елью стекло, а затем резко уставился на собственное плечо. Из него вместе с обломками кости торчала толстая ветка хвойного дерева. Ну, ничего, какие только предметы из меня не доставали: и древко копья после рыцарского турнира, и стрелу, пущенную из лука, и даже булаву... Боли для меня не существовало, – как раньше, во времена ранений на рыцарских состязаниях, так и сейчас: присутствовало только легкое ощущение щекотки.

Где-то наверху слышались вопли ужаса. А вот это уже не к добру. Подозревая, что они принадлежат тому самому туристу, то есть, судя по голосу, туристке, заезжавшей в город, я откинулся вместе с сиденьем и с силой дернул проклятую ветку. Только бы эта барышня не заявилась к обломкам моего кадиллака! Вытолкнув деревянные щепки, кожа на
месте сквозной раны затянулась почти мгновенно, чего нельзя было сказать о вязаном свитере. Ситуация начинала напоминать одну из первых серий «Тайн Смолвилля». Сейчас я, весь из себя такой Супермен в загадочно порванной одежде, взберусь по скале и столкнусь с необходимостью объяснить незнакомцу не менее загадочно возникшую дыру в свитере, щедро политую кровью по краям. Я стянул свитер через голову, скомкал его и зашвырнул на заднее сиденье.
Свитер комком повис на сучке еловой ветки, укоризненно поглядывая на меня своими рукавами. Интересно, мне влетит от мэра за мой поступок? Кажется, нынешний случай тянет на более серьезное наказание, чем увековечение моего кривоватого облика посреди городской площади.

Я распахнул дверцу, от которой осталось только гордое название, и крикнул во всё горло:

– Я в порядке! – и лес подхватил эту новость, ничуть не удивленный.

Дождавшись, пока девушка отвернется, я наполовину съехал, наполовину сполз по стволу дерева и перепрыгнул на ближайший валун, поросший мхом.

– Я к вам спущусь! – надрывный, почти плачущий голос донесся до меня довольно отчетливо. Силуэт девушки просвечивал цветными пятнышками сквозь ветви. «Очень по-импрессионистски», – решил я. Художник, рисовавший мою жизнь, должно быть, слишком увлекся поеданием красок и поглощением химического растворителя, не иначе.^*

– Ни в коем случае! – возразил я и принялся карабкаться вверх.

– А вы точно целы? – незнакомка за вынесенным ограждением заколебалась, расхаживая возле обрыва, и комья земли полетели из-под ее ног прямо мне в лицо.

– Целее не бывает, – отозвался я, нащупывая ногой выемку в скале.

«Это ж Сакрэ-Фонте, здесь никто не умирал с 1701 года», – мысленно добавил я. Девушка взволнованно протягивала мне руку, наклонившись над скалистой стеной. Я так быстро оказался рядом с ней, что она не успела обновить оперативную память, и теперь стояла, словно зависший компьютер, уставившись на меня.

– Моя машина разбита, и вряд ли она еще когда-либо будет ездить, – начал разговор я, скрещивая руки на груди, защищаясь от прохладного ветра, – Зато не разбит я, и со мной всё в порядке. Там сработала подушка безопасности, так что... Меня зовут Батиста, кстати.

Девушка кивнула, машинально пригладив рукой разворошенные русые волосы:

– Я – Лея, и вау, у тебя такой хороший... английский. – Она попятилась к машине, кивнув. – В Италии меня почти никто не понимает, и у всех очень странный акцент. А ты говоришь на нем, как на родном.

Я умолчал, сколько языков считаю своими родными, включая язык лис, волков и орлов.

– Спасибо, и э-мм, ты же направлялась в Сакрэ-Фонте, не так ли? Не подбросишь меня домой? Если не сложно.

Лея окончательно стушевалась и проговорила:

– Извини, как раз собиралась предложить. И я могу дать тебе... ну, рубашку или майку, – девушка повернулась ко мне спиной, открыла багажник темно-синего «форда», а затем и чемодан. Ее пальцы быстро перебирали одежду, и, не желая вторгаться в чужое личное пространство, я отвернулся в ответ.

– Вот, у меня есть клетчатая рубашка. Надеюсь, она подойдет по размеру. Хотя для меня она слишком свободная, так что тебе должна быть впору.

– Большое спасибо, – я быстро застегнул пуговицы, чувствуя, как в тело возвращается тепло, – а мой свитер, он, в общем, застрял в механизме ремня безопасности. Пришлось снять.

Клетчатая рубашка добавила еще больше «Тайн Смолвилля» и абсурдности в мою повседневную жизнь. Подозреваю, в глубине души я просто был не способен признаться самому себе, что выгляжу как чудак, ворующий одежду у младшей сестры. Как говорится, спасибо, что не платья. Лея закрыла багажник и пригласила меня сесть на переднее сиденье.

– С тобой точно всё в порядке?

Ну, не считая того, что, возможно, весь следующий год я буду вынужден в наказание провести в облике человека, да. Надо что-то сделать с ошметками машины.

– Да, я уверен. Никаких гематом, и головой я не ударялся, так что... Вот только мама, наверно, волнуется. Можно твой телефон, я ей позвоню, скажу, что у меня всё хорошо?

Девушка медленно вырулила по направлению к городу. Я заметил, что радио она не включила, и еще я обратил внимание, что поехала она раза в два медленнее, чем до встречи со мной. Думаю, теперь зрелище застрявшего в ветвях дерева расплющенного кадиллака будет преследовать всю ее сознательную водительскую жизнь. Лея привычным движением достала из бардачка мобильный и протянула мне. Я набрал наш домашний номер, надеясь застать мать в особняке. После третьего гудка трубку взял папа. Я решил, что так даже лучше.

– Пап?

– Да, слушаю.

– Мне очень жаль, но я разбил свою машину. Со мной всё в порядке, повезло, что сработали подушки безопасности, – я сделал звуковой акцент на последней фразе, – меня сейчас везет домой девушка, она туристка, встретил ее на дороге.

– Она видела что-нибудь, чего не должна была? – вздохнули на той стороне провода.

– Нет, конечно, нет. И еще. Нужно вызвать эвакуатор и срочно забрать машину, пока... пока... ну, пока она не взорва-
лась, что ли, не знаю. Ты же понял, о чем я? Я вышлю через смс ориентир места аварии.

– Больше так не делай, – процедил отец, – я рад, что... рад, что... в общем, поговорим дома. Люблю тебя, сын.

– И я, пап, – устало ответил я.

Лея мельком посмотрела в мою сторону, и я решил начать разговор:

– А ты на карнавал едешь? Откуда ты, кстати?

Девушка улыбнулась:

– Да, говорят, что карнавал, который устраивают на праздник Сбора урожая у вас в Сакрэ-Фонте, намного красочнее венецианского. Я из Калифорнии, Сан-Хосе.

– Ты ничуть не пожалеешь! Таких представлений больше нигде нет. Хотя, наверное, все местные нахваливают свои края. Америка, значит? Это же так далеко...

И беседа завязалась. После поездки и подаренной рубашки я чувствовал, что должен как-то отблагодарить девушку.

– Ты, наверно, проголодалась, пока была в пути? Как насчет чашки чая, кофе, сока, я, если честно, без понятия, что предпочитают калифорнийцы. Я признателен за помощь. Заодно покажу, какие блюда в местном меню самые
вкусные.

Лея кивнула. Я смотрел, как по стеклу ползут вытянутые отпечатки особняков и цветные вывески.

– Поверни налево и увидишь там кафе, где подают самые лучшие десерты в Италии. Только ради них стоит выбраться в эту солнечную страну... Хотя, уверен, у вас почти так же тепло и солнечно!

Возле видовой площадки, стеклом и металлом вставшей на пути долгого падения с горы, раскинулось очаровательное двухэтажное кафе, совмещенное с сувенирной лавкой.

На подоконниках больших видовых окон толпились статуэтки, изделия из цветного стекла, снежные шары и копии замков. Каменную фигурку прекрасной дамы коварно взяли в кольцо обнаженные фигурки Давида Микеланджело. А в другом углу бронзовые мини-копии великих итальянских полководцев загнали в угол Арлекина и, кажется, собирались побить. Кружки, тарелочки с гербом города – белым родником на синем фоне выстроили по размеру и фактуре. Мои тети с теплотой и заботой сотворили целый мир из обычных безделушек и создали ощущение домашнего тепла. Я пропустил вперед Лею, не решаясь открыть перед ней дверь. Здесь, в Сакрэ-Фонте, рыцарство не умерло, но мы никогда не могли точно сказать, скончалось ли оно среди туристов.

– Выбирай столик, – предложил я.

Девушка бегло огляделась. Я со всеми присутствующими вежливо поздоровался на родном итальянском и, не желая, чтобы подробности автокатастрофы стали известны широким массам, промямлил:

– Я показываю самые замечательные туристические места вот этой леди, мы столкнулись, в общем...

На меня одновременно удивленно уставились тети и бабушка, которые здесь работали; они в нерешительности
замерли возле блестящего кассового аппарата. Вообще, моей семье принадлежали кафе, ресторан, таверна и книжный магазин, но каждый день выходить за прилавок предпочитало старшее поколение, более деятельное, чем мы. Впрочем, когда просили помочь или подменить кого-то, подростки никогда не отказывались. Если честно, в несезон моя родня вообще могла не открыть ту или иную дверь. Здесь этим было никого не удивить, и если ты действительно так хотел «вон ту пасту», или «этот самый сэндвич», тебе пришлось бы разыскивать кого-то из семьи Бискотти.

– Батиста Бискотти! – укоризненно всплеснула руками бабуля и вышла прочь.

– Да что случилось? – я взял меню и устроился на диванчике, где меня уже поджидала Лея.

– Что-то не так? – почуяла невысказанные слова Лея.

– О, это мои тети, они немного распереживались, –
солгал я, понимая, что увязаю в паутине лжи, которую с каждой моей новой фразой будет сложнее распутать.

Из кухни вылетела Мия в своем самом лучшем летнем настроении. Уверяю вас, что ни одна самая дорогая вещь или модный макияж на леди никогда не будут смотреться так же эффектно, как уверенность в себе и радость, рвущая-
ся изнутри.

– Значит, мне не показалось, что я услышала именно твой голос, – почти промурлыкала она, щурясь от какого-то личного внутреннего счастья.

Тети попытались закрыть своими отнюдь не изящными телами угол обзора, но Мия оказалась проворнее и вынырнула из-за плеча тети Марии.

– Ах, вот оно что, – насупилась девушка, метнув в меня взгляд, похожий на шипы терновника, – чем могу помочь? Могу я принять ваш заказ?

Ее голос почему-то стал отрешенным, а на смену солнцу пришла колючая синяя зима.

Тети удалились, сыпля на ходу какими-то первосортными ругательствами, корявые обрывки которых долетали до моих ушей.

Я перешел на английский, желая, чтобы моя новая знакомая нас поняла, не чувствовала себя чужой и не решила, что мы что-то скрываем от нее:

– Мия, тебя мои родные пригласили в кафе поболтать?

– Нет, твои тети не обнаружили тебя в твоей комнате и возле кладбища и попросили меня помочь распаковать коробки с сувенирами и разносить заказы еды, – напористо ответила она на древнелатинском диалекте, – а твоя подруга, конечно, нас не понимает?

– Это же мертвый язык, если не врач, то нет, – ответил я ей в тон, переходя на предложенный диалект.

– Ты даже не знаешь, в компании кого пришел? Я и не подозревала, что ты вот так относишься к девушкам, с которыми заводишь отношения, – повела бровью Мия. – Ладно, это не мое дело, заказывай.

Лея смотрела то на меня, то на Мию, словно следя за подачами в теннисе, а потом вдруг выдала:

– Проклятье, я слышала, что итальянский очень сложный, но вы прямо такие слова использовали, ну, словно выдуманные. Зато красиво звучит.

– Как будто обряд экзорцизма собрались провести, – усмехнулся я и обратился к старой подруге в черном фартуке официантки: – Моретти, мне неловко просить тебя, я могу и сам принести еду с кухни... Тем более, это наше семейное кафе...

Отчего-то мне стало вдвойне неуютно. Лея тоже почувствовала себя лишней. Судя по выражению лица Мии, она также хотела покинуть наше общество.

– Не ты меня сюда позвал, не тебе меня прогонять и указывать, как мне поступать. Просто. Выбери. Несчастную. Еду. – Если представить фразу в виде метафоры человека, то своей интонацией девушка-оборотень умудрилась бы хладнокровно обезглавить его четырежды.

– Тогда мы бы хотели два тирамису и сэндвич с овечьим сыром. Лея, у тебя есть аллергия на лактозу? Нет?

– Нет, но теперь я поняла, что у меня точно есть аллергия на неловкие моменты, – гостья прикрыла лицо ладонями и шумно вздохнула.

Моретти нервно постукивала ручкой по блокноту, в который так ничего и не записала. Она знала наизусть тысячи томов, и у нее однозначно не возникло бы проблем с запоминанием заказа. Ну, или она просто не собиралась приносить нам еду.

– Мы возьмем два сэндвича с овечьим сыром. И что будешь пить?

– Чай, ромашковый чай, – отозвалась Лея, избегая испепеляющего взгляда официантки.

– Один ромашковый чай и один кофе, как я люблю. Э-мм, большое спасибо, Мия! – моя рука вдруг по собственной воле решила расчесать шею.

– Я не знаю, какой кофе ты там любишь, – равнодушно возразила Моретти. Сверкая металлом в бронзовых глазах, подруга моего детства удалилась с гордо поднятой головой.

Лея привстала, явно пытаясь броситься к выходу. Я тоже поднялся с дивана.

– Ну вот, теперь твоя девушка из-за меня на тебя обиделась. Представляю, как наше появление выглядело со
стороны.

Я вдруг постепенно осознал случившееся.

– Дома поговорим! – из недр кухни явно в мой адрес прозвучала угроза от тетушки Марии. Второй раз за день я слышал эту фразу – сегодня вдруг вся моя семья внезапно задалась желанием что-то обсудить со мной в стенах
особняка.

– Это же моя кузина Мия! – мне показалось, что новая порция лжи уже просто не может быть лишней. – Они с тетушками и бабулей просто злятся на меня за то, что я
неосторожный водитель.

А Мия хорошо умеет притворяться – она так убедительно сыграла обиженную возлюбленную, что я просто обязан при встрече поблагодарить ее. Но сначала придется как-то истолковать всё мое нелогичное, да что уж там, с точки зрения семьи – откровенно вызывающее поведение.

Внезапно история о Супермене переросла в классическую итальянскую драму с элементами дурацкой комедии.

– Ты работаешь или учишься, Лея? – я запнулся и чуть было не назвал собеседницу Мией. А ведь еще минуту назад мне казалось, что уже не могу пасть ниже. Такая ошибка никогда не заканчивается ничем хорошим, особенно если ты путаешь женское имя.

– Я только выпустилась, и меня взяли в одно калифорнийское издательство на оплачиваемую стажировку. Пока я только редактирую чужие статьи, но мне обещали, что после окончания стажировки я смогу занять должность настоя-
щего журналиста. Так что я приехала сюда, в Италию, и собираюсь писать всякие заметки. Карнавал – подходящая тема для первой статьи, ты не находишь?

– И правда, – я выдавил улыбку с тем же выражением, с каким выдавливаю пасту из почти пустого тюбика.

Ну да, Сакрэ-Фонте – то самое место, которое прямо-таки скучает и грустит без журналиста. Материала хватит не то что на годовой выпуск журнала, тут на двенадцатитомник с цветными иллюстрациями на вклейках потянет.

Мия хлопнула перед моим носом десерт. Тирамису печально подпрыгнул и уставился на меня грустными полосками бисквита. Сбоку сполз крем из белых взбитых сливок и шмякнулся на тарелку.

– Я бы с удовольствием подсыпала тебе яда. Жаль, что всё это будет бессмысленно, – шикнула Мия на древней
латыни.

Я еще немного расспрашивал Лею о карьере, о путешествиях, а когда мы доели закуски и сладкое, с видом обреченного на казнь грешника поплелся домой по пешей дороге, мощеной булыжником.

 

Глава 4. Тайны долой

В конце концов все остывают и всё остывает. Остывают вафли, приготовленные на завтрак, остывает лава у подножия вулкана на далеких островах, остывает негодование людей, наконец. Забавно, что именно процесс охлаждения пыла иногда занимает больше времени, чем основательные геологические процессы, ну, или просто так кажется на первый взгляд. Про разбитую машину знал только отец, а остальным я соврал, что мотор кадиллака забарахлил и ретро-тачку пришлось отправить в ближайший город на ремонт. «Так я и познакомился с Леей, она довезла меня до Сакрэ-Фонте, только и всего», – сообщил я своим кузенам, зная, что новости разлетятся быстрее, чем птицы, и даже стремительнее оборотней в обличье орлов. Заграждение на участке трассы починили, история с обедом в кафе утряслась, и на следующее утро всё снова вошло в норму, и я брел в сторону кладбища, собираясь пополнить запасы воды из родника бессмертия. Меня всегда немного забавляло, что в качестве альтернативы можно было надкусить апельсин: всё, что росло на кладбище, питалось от священного источника. Один кусочек оранжевого плода тоже делал нас вечно живущими и вечно здравствующими.

Деревья с пожелтевшими и покрасневшими листьями кивали в такт слышной только им музыке, по дорожке змеями полз туман. Единственное место, которого боялась и избегала октябрьская слякоть – это райский сад на вершине горы. Я засунул руки в карманы толстовки и открыл ключом дверь в заграждении, которое не пускало туристов к церкви и кладбищу. Когда я ступил на священную землю, меня заключило в объятие царство вечного лета, а по венам к сердцу побежало тепло и умиротворение. Этого островка рая никогда не касались снежинки; ветра здесь не водились, а лаванда и апельсины цвели круглый год.

– Добрый вечер, – поздоровался страж и отделился от ближайшего ствола.

Это был мэр Данте собственной персоной. Я покопался в распорядке смены охраны и понял, что он специально с кем-то поменялся, чтобы заполучить в свое распоряжение этот вечер.

– Сынок, я просто хотел сказать, что ни в чем тебя не виню, – мэр развел руками, улыбаясь тонкими морщинками, которые стрелками расходились от янтарных глаз. Даже сквозь человеческий облик наружу вырывался его внутренний волк-оборотень.

– Я... я не хотел никого обидеть.

– Всё в порядке, тебя просто неправильно поняли. Так бывает. Представь себя на месте твоей родни и Мии: они вдруг видят, что ты приходишь в компании с незнакомой, более того – человеческой девушки, улыбаешься, садишься напротив нее за столик, не берешь денег за ее половину ужина... Ты зачем-то говоришь, что случайно здесь столкнулся в Сакрэ-Фонте со своей «знакомой». Ну, и оборотням на ум приходят вещи, которых на самом деле не было. И это при том, что мы не склонны выдумывать. Ты сам преподносишь нам лишь весьма специфическую часть правды.

Я замотал головой, но Данте всё равно продолжил:

– Растерялся, не всё объяснил, с кем не бывает. Мы же не знали про ту историю с твоей сломавшейся машиной. Мы всегда чтим этикет и не забываем о благодарности... Мия решила, что ты бегал в другой город и завел отношения с приезжей. Получилось недоразумение. Я думаю, что это потому, что мы слишком много времени провели в
сознательной изоляции.

Я чуть было не проговорился, что это не я, а как раз Мия носится на свидания с не-оборотнем в другой город.

– Мы ведь почти не общаемся с туристами и с теми
мастерами да водителями, которые возят в Сакрэ-Фонте всё необходимое. Мы отрезаны от мира, варимся в своем соку, и это запечатлевается на нас. Я просто хотел сказать, что прекратил все эти сплетни, – подвел итог мэр.

– Спасибо, – я вздохнул с облегчением, – наверно, все так остро реагируют, потому что временно не могут менять облик. Я сам чувствую, что мне нелегко от этого. К пушистой шкуре и длинным лапам привыкаешь удивительно
быстро.

– Да, я тоже так думаю, – кивнул Данте.

Когда я вышел за ворота, то заметил, что тумана набежало еще больше, и он приобрел синеватый, призрачный оттенок. Такие дни потворствуют сокрытию тайн и случайным встречам, – прокручивалось в голове у меня. Внезапно я осознал, что за мной кто-то наблюдает. Я рассеянно бросил взгляд вправо, а потом влево. Полутень переулка зашевелилась и стала самостоятельной.

– Это я, Лея, – отозвалась полутень и быстро зашагала мне навстречу, – ты не откажешься со мной поговорить?

А вот передо мной классический образец поворота в сюжете детектива – двое случайных знакомых заводят важный разговор в переулке, тени сгущаются, из дым-машины вырываются клубы дикого пара. Иногда для пущего эффекта включается поливалка, имитирующая внезапно начавшийся ливень.

– Послушай, я весь вчерашний день отходила от шока и, кажется, наконец-то могу мыслить трезво. Понимаешь, ты упал с тридцатиметровой высоты и твою машину насквозь пропороло дерево. В такой аварии выжил бы только Вин Дизель или Джейсон Стэтхем, которым фильм за фильмом режиссеры позволяют нарушать законы физики. Та траектория падения не оставила бы твоим внутренним органам ни единого шанса остаться прежними и не принять облик подавленных в багажнике грузовика помидоров... В лучшем случае сейчас ты должен был лежать в реанимации. И хотя я рада, что с тобой всё в порядке, никак не могу взять в толк...

Я принялся нервно озираться и увлек Лею под защиту затуманенного переулка. Только бы никто ее не услышал! Ну почему, ну почему она именно журналист? Почему не выбрала карьеру копателя карьера, маникюрши, да хоть политика? Сейчас вместо торфа она будет искать мои секреты, потому что все писатели и представители прессы именно так и делают. Ну, в книгах и кино, по крайней мере.

– И почему ты вышел из огороженной зоны, на которой написано «Проход воспрещен»?

– Это аномальная зона – там приземлилась летающая тарелка пришельцев, и сейчас возле церкви вовсю кипит деятельность секретных спецслужб. Я под конвоем уводил существ с присосками и щупальцами, везде шарил устройством, измеряющими радиоактивный фон. Напиши на эту тему колонку в газете, и озаглавь ее: «Срывая покровы с Сакрэ-Фонте», и вставь фото зеленого рептилоида из интернета, – попытался отшутиться я. – Да ладно, я работаю на отца, вот и помогал ему с кое-каким ремонтом.

– Это не объясняет произошедшее на шоссе, – глаза девушки горели, а руки, уверен, чесались, желая состряпать материал, который вознесет ее до должности начальника отдела.

Ох, я уже и забыл, как часто бывают тщеславны обычные люди. Как они готовы похоронить в руинах чужие жизни и обернуть серым пеплом яркие мечты своих ближних.

Лея откашлялась и нарушила затянувшееся молчание:

– Я узнаю правду, поверь мне. Сама или с твоей помощью. Но если ты расскажешь мне сам, я обещаю не публиковать статьи, не говорить об этом друзьям и знакомым. Я готова предоставить тебе расписку.

Ну, и что мне, по-вашему, оставалось делать?

– Пиши расписку, – кивнул я на довольно объемную сумку, повисшую на плече у Леи, – ты ведь взяла бумагу и ручку с собой, не так ли? – Девушка кивнула и принялась быстро заполнять приготовленный заранее белый лист.

– Та легенда, которую ты услышишь во время празднования Сбора урожая, правдива. Мы бессмертны, потому что стережем источник вечной жизни, – на меня нахлынул приступ отвращения. И как я только мог возиться с этой девчонкой? С чего это вдруг я решил позаботиться именно о ней? – Все, кто об этом узнают, очень сильно пожалеют.

Лея затряслась от волнения, словно маленькая избалованная собачка на выставке перед судьей.

– Я... я клянусь, что никому не скажу. Никто не
узнает...

Я выхватил записку, понимая, в какое болото загнал себя. Но было поздно – лис уже попался в капкан.

 

Глава 5. Из глубин древности

Меня разбудила музыка – она прокралась в мой сон, взяла меня за руку и увела с собой в реальность. Я перевернулся с одного бока на другой и даже не заметил, как стал отбивать ритм средневековой баллады. Она называлась «Золото апельсинов», и в ней говорилось о сокровищах, которые открывались лишь достойному рыцарю, чье сердце было чисто, а помыслы прозрачны.

Пока играла музыка, в моей голове из маленьких деталек «Лего» собрался макет плана, который был призван всё исправить. Я быстро надел первое, что нашел в груде одежды, вывалившейся на меня из шкафа. В столовой шумели тети, дяди, кузены, кузины, бабушки и дедушки – праздновали первый день карнавала. Аромат еды и звон тарелок был соблазнителен, но я решил не терять времени и тихо прокрался на первый этаж по винтовой лестнице. Трава на заднем дворе, схваченная легким инеем, похрустывала под ногами, как будто я методично давил поджаренные чипсы. Я поправил отворот шапки и порадовался, что сумел найти ее среди всего шкафного бардака. Сейчас я нуждался в обществе только одного человека и пребывал в уверенности, что сумею быстро отыскать ее.

Едва я покинул огороженную территорию нашего особняка, как меня уволокла за собой процессия местных, разряженных в цветные маски, перья, шелк платьев и блестящий металл доспехов. Одежды с кринолинами, наводящие на мысль о передвижных шатрах; прически, возвышающиеся над толпой, словно слои торта; объемные шляпы с цветами, похожие на раскачивающиеся клумбы, – и это только у мужчин. Ну ладно, не только у мужчин. Лица, отмеченные полосами разноцветных теней и стрелок, волосы, на которые нанесли синий, красный, желтый, серебристый и зеленый пигменты – всё это дышало, вздымалось и источало особый шарм. Вверх взлетали лепестки цветов, бесконечные блестки – они шлейфом ложились на мостовую, призывая следовать за собой, увлекая в самый центр веселья.

Люди танцевали прямо на улице; они кружились, задирая руки к небу, и рисовали в воздухе несуществующие круги. На этот раз мэр Данте превзошел сам себя: лотков со сладостями, игрушками, диковинками и сувенирами разрослось в два раза больше, чем в прошлом году. Пахло жженой карамелью, и кусочки летних розоватых облаков каждый мог приобрести в ипостаси сладкой ваты. В центре площади крутилась карусель, которая только во время праздника сбора урожая выбиралась из подземелья, служившего тайным путем отхода из города.

Мия кружилась на лошади, по-дамски сидя в седле, а ее черными волосами играл ветер. Она любила повторять, что обожает смотреть, как город превращается в смешение растянутых сияющих линий, словно на длинной выдержке
фотоаппарата.

– Я тебя вижу, уйди, – бросила она, заметив, что я стою рядом с каруселью.

И я ушел. А потом, держа руки за спиной, снова возник рядом с гарцующими пластиковыми конями.

– Ты всё еще здесь? – раздраженно проворчала она.

– Здесь – понятие относительное, – крикнул я ей вслед.

Карусельная музыка стихла, и очередной забег лошадей завершился. Моретти лениво слезла и, слегка покачиваясь, двинулась к выходу. Я протянул ей блинчики, политые нутеллой.

– Я говорю с тобой только потому, что ты принес мое любимое угощение. Чего ты от меня хочешь? Тебя разве не ждет твоя человеческая подружка? Ты, может, и обманул всех, но не меня.

– Вот об этом я как раз хотел поговорить, – мы двинулись к скамейкам в углу площади, над которыми нависала крона клена. Я снял с себя куртку и положил ее на скамейку рядом с собой. Похлопав рукой по куртке, жестом пригласил Мию усесться поудобнее. Моретти с деланым безразличием села на самый краешек застеленной скамьи, отказываясь соприкасаться со мной взглядом.

– Слушай, и как тебе хватает наглости говорить о ней со мной? Тебе вообще не стыдно издеваться над моими чувствами? – девушка сверкнула глазами и отодвинулась от меня.

– Какими такими чувствами? – тупо спросил я.

– Ты мне нравился, но ровно до того момента, пока не выставил меня посмешищем перед всем городом, – Мия взмахнула рукой, в которой держала блинчики, и я отчетливо увидел, как жирная коричневая капля шоколадной пасты приземлилась на белое платье проходящей мимо женщины.

– Я... я даже не догадывался... Я думал, это такая игра, ну, и что всё не по-настоящему. Подожди... То есть твои тайные отлучки в другой город... они не из-за парня? Я думал, у тебя там ухажер.

Мия захохотала и уставилась на меня почти с издевкой:

– Серьезно? Ухажер? С чего ты решил, что я бы спуталась с человеком? Вообще-то я пугала браконьеров, которые охотились за редкими видами животных в лесах вон там, – девушка указала пальцем на холм за много километров от Сакрэ-Фонте.

Доступ к словам отключили, как отключают интернет, если ты забываешь вовремя за него заплатить. Как люди
вообще замечают, что кому-то нравятся? Ловят на себе пристальные взгляды? Получают маленькие знаки внимания? С аналогичным успехом эти признаки можно приписать умирающему от бубонной чумы. Поверьте, я, как никто,
знаю, о чем говорю – мы насмотрелись на этих несчастных ребят несколько столетий назад.

– Ты вроде столько лет на свете прожил, а как был идиотом, так и остался, – подвела итог Мия, облизывая шоколадную пасту с пальцев.

О том, что следует написать книгу, посвященную моему идиотизму, я решил благоразумно умолчать, чтобы не провоцировать новую волну справедливого гнева.

– Ты ошиблась, я ни с кем не заводил отношений. И еще ты права, что я не рассказал остальным всю правду. А тебе вот хочу рассказать. Можно, я наконец объясню тебе, в чем дело? Мне не справиться одному. На этот раз я попал действительно в отвратительную передрягу.

– В два часа дня начинается представление, которое ставят по сценарию моего отца. Папа готовился к показу почти год. Ты окончательно сошел с ума, если решил, что пропущу спектакль. Можешь пока погулять где-нибудь или пойти со мной.

Мия встала со скамейки и двинулась в сторону сцены, возле которой расставили аккуратные ряды стульев. На спинку каждого стула организаторы накинули мягкий и уютный плед, и это было так мило, что я почти прослезился.

Я галантным движением расправил темно-фиолетовый флис и опустил на плечи леди-оборотня. Она взглянула на меня снисходительно и изобразила, как отряхивает плечо от моего случайного прикосновения. На удивление, это был хороший знак.

Какое-то время народ подходил и занимал места, а ровно в два на сцену выбежал ведущий и зачитал приветственную речь.

– Рады видеть вас всех в Сакрэ-Фонте, дорогие жители и гости города! Наш край – это место, где оживают легенды, но вы об этом уже, должно быть, знаете, – ведущий сорвал бурные овации и продолжил. – И сегодня в театрализованном представлении мы покажем вам предание о роднике вечной жизни. Встречайте же наших дорогих актеров!

По зрителям нервно скользнул круглый след от гигантской рампы, словно отыскивая свое место в этом мире. Пятно света успокоилось, когда нашло сцену.

На подмостках появился ангел, которого спустили на тросах. На нем было длинное белое одеяние и большие крылья за спиной. Я тихо расхохотался, когда признал в этом крылатом создании нашего орла Маркуса.

– О, что за горе, Адам и Ева ослушались Его! И больше рая нет для них, и вечной жизни тоже, – ангел обвел рукой собравшихся, и тросы понесли его ближе к зрителям: – Но на Земле остался уголок, который принял Эдема облик. Там есть родник, дарующий бессмертье. Я не могу оставить его людям, нет больше им доверия! Кого поставить стражем? Кто сможет не поддаться вездесущему пороку, кто жизнь саму останется хранить?

Мия полностью растворилась в творческой интерпретации прошлого наших благородных родов. Даже жаль, что никогда ни на одной сцене мира не будет показана подлинная история об Эдеме.

Когда-то давно ангелы устали стеречь земную обитель, на которую по ошибке с неба пролилась капля божественного источника. Небольшой клочок скалистой и бесплодной земли зацвел райскими деревьями и растениями. Люди к этому моменту уже веками убивали друг друга, предавали, научились варварски уничтожать природу и животных. Их нельзя было подпускать к источнику вечной жизни, потому что в этом случае в мире не осталось бы ничего, только царство ненависти посреди углей и праха. Святое воинство Господа объяснило нам, что вынести мощь родника бессмертия под силу только созданиям, которых выбрал и отметил сам Бог. Говорят, что мы стали теми, кем являемся сейчас, лишь благодаря искре чистого света, полученной от Создателя через ангелов.

Чтобы не пустить недостойных на святую землю, ангелы нашли идеальное решение – оставить Эдем благородным родам Италии, которые покровительствовали разным животным. Была семья Л’Аквила из провинции Феррара – те, кто заботился об орлах; я вел родословную от пьемонтских князей Бискотти, которые жили в мире с лисами. Моя фамилия, кстати, переводилась с итальянского языка, как «печенька», это было забавно, ведь именно выпечку я обожал больше всего на свете. Мия и другие волки происходили от флорентийцев Моретти. Раньше существовали драконы, но их среди нас уже давно нет. Не те драконы, которые приходят на ум, не огнедышащие и не огромные. А просто такие змеи с небольшими крыльями и когтями, вполне себе человеческих размеров. Их род Д’Кастелло из Милана мы старались не упоминать, но знали, что о нем нужно помнить. Мало говорили и о неаполитанских Дольфино – дельфинах.

Этот дар ангелы преподнесли нам в обмен на обещание вечно хранить тайну осколка райского сада на Земле. В качестве бонуса новоиспеченные стражи получили доступ к роднику бессмертия. Мы ужасно обрадовались, побросали свои родовые замки, города и отправились основывать Сакрэ-Фонте, ну, не мы лично, а наши дедушки и бабушки. У бабушек и дедушек рождались дети, и когда их отпрыски стали достаточно взрослыми и обзавелись своими детьми, то испили из источника бессмертия, отменив свое старение. Мое поколение добралось до вод родника, будучи слишком юным – родители тогда испугались разразившейся в Европе эпидемии. Мы никогда по-настоящему не станем взрослыми. Так, Мие навсегда восемнадцать, я застрял в девятнадцатилетнем возрасте, а кое-кто из наших подростков так и останется пятнадцатилетним.

В общем, столетие за столетием пятерка владетельных фамилий жила в мире и покое. Каждый из нас охранял
участок земного рая, стоя за каменной грядой по двенадцать часов. Этот порядок вещей до 1701 года оставался неизменным, пока Драконы не возомнили, что они лучше всех прочих и никто, кроме Д’Кастелло, не заслуживает чести быть частью райского сада.

Д’Кастелло в своем зверином облике бросились на нас. Мы принялись защищаться. Все, кроме Дольфино, которым была нужна вода, чтобы стать дельфинами. Нам пришлось не просто отражать ярость драконов, но и защищать собратьев-дельфинов. У меня перед внутренним взором навсегда отпечаталась одна-единственная картина того дня: сплошные зубы, когти и хвосты, и всё в багровом мареве.

Время шло, и битва длилась намного дольше, чем действовала вода из источника вечной жизни. Оборотни стали гибнуть: к тому моменту, как пал последний из рода драконов, перебили почти всех Дольфино. Полегли и лисы, и волки, и орлы, мы потеряли многих родных и близких. Сражаясь, мы раскрыли тайну своего происхождения: простые люди из близлежащих городов видели нас в обличье оборотней, а потом снова в ипостаси людей. Неизвестно, чем всё закончилось бы, если бы с неба не спустились ангелы. Я встретил их только однажды, они были прекрасны и оставили после себя ощущение нескончаемого потока света, в котором таяли черты лица. Ангелы не помогли нам драться, а дождались, когда исход битвы будет решен и мы одержим победу. Всё происходившее идеально вписалось в эстетику полотен Босха и Питера Брейгеля, особенно когда в небо от чьего-то пинка полетел дельфин. Впрочем, это, конечно, не смешно, ведь выжившая горстка Дольфино забрала с собой пару бутылей воды из святого источника и растворилась в закате.

Из всего происходящего я усвоил две вещи: во-первых, посланники Божии не очень-то любят во что-либо впутываться. Во-вторых, они все-таки готовы отвлечься от своих дел, если речь идет о затирке воспоминаний нерадивым людям.

Так или иначе, но в память об ужаснейших событиях 1701 года мы прямо в Эдемском саду разбили свое первое кладбище. Для пущего эффекта в назидательных целях мы оставили пару свободных мест в семейных склепах. Склепы и крипты стали незакрывшейся раной на теле Сакрэ-Фонте; никто из нас не забудет, какая судьба уготована гордецам и тем, кто оказывается у них на пути.

Увлекшись воспоминаниями, я пропустил большую часть спектакля.

– Вы, люди, неисправны. Придется перекрыть колодец сей, – на городской сцене столпилось так много ангелов с крыльями из пушистых белых перьев, что я сперва решил, будто наблюдаю самую известную сцену из балета «Лебединое озеро».

Один из актеров торжественно высыпал из ведерка блестки и серпантин на декорацию, изображающую источник бессмертия.

– Мы кра1я райские красо1ты не будем изменять, но вам не жить отныне вечно! – пафосно объявил со сцены Маркус.

Мия захлопала в ладоши и приподнялась со стула, награждая артистов своим восторгом. Вокруг нас люди поступали также.

К микрофону вышел мэр Данте:

– Добрый день! Я мэр Сакрэ-Фонте, Данте Моретти. Если честно, я еще и режиссер постановки, так что ваши аплодисменты мне вдвойне приятны.

Актеры вышли на поклон, и для Мии это послужило сигналом оставить плед и покинуть свое место. Я последовал за ней к выходу, протискиваясь между людей. Сейчас она спросит мое мнение о постановке, и я ни на миг не буду колебаться. У меня на такие случаи всегда была заготовлена нейтральная фраза: «Какой хороший сценарий, а костюмы, костюмы! Видно, что пошиты с любовью».

– ...А еще Маркус очень смешно выглядел.

– Так что ты там от меня хотел? – Мия сощурила глаза и сразу стала очень подозрительной волчицей. – Что ты такого натворил и при чем здесь я?

– Лея знает про родник вечной жизни, но не знает про оборотней. Когда я позвал ее в кафе, то пытался отвлечь от лишних мыслей, но она, видите ли, журналист. А любой журналист считает своим долгом докопаться до правды.

Моя собеседница кивнула, и одна ее половина, принадлежащая человеку, словно вздохнула с облегчением, а другая, волчья, напряглась еще сильнее:

– Как по-твоему, мне следует бежать во весь опор и жаловаться отцу?

Ноги вывели нас в среднюю часть города, и мы сейчас как раз проходили мимо нашего семейного ресторана:

– Да, следует. И я бы на твоем месте сообщил. Но еще я знаю, что ты этого не сделаешь. Подожди-ка...

Я замер, отскочил от начищенной поверхности окна и прислонился к оштукатуренной стене, изо всех сил стараясь заполучить как можно больше общих черт с каменным изваянием: ну, там, горгульей на водостоке или химерой на фронтоне. Мия уставилась на меня, как на протухший сэндвич, ну, или как на пиццу, которую на месяц забыли в коробке и теперь этот кусочек «Маргариты» пытался покинуть комнату собственными силами, отрастив ножки на заплесневелой корочке. Я присел и на корточках уточкой прополз под окном.

– Кря-кря, что ли?

Я дернул Мию за штанину, увлекая за собой:

– Пригнись, там Лея.

– Ты что, опять насмотрелся комедийных боевиков? – прошептала девушка. – Давай просто пройдем мимо, так хоть внимание к себе притягивать не будем.

– Она нас заметит!

– Да она даже не у входа сидит, ничего она не заметит!

Нашу странную перебранку на корточках, со всем ее экспрессивным размахиванием рук, решил заснять проходящий мимо турист. Теперь я знаю, какие видео буду искать в ближайшее время на you-tube: «люди-утки», «безумные итальянцы», «их покусали водоплавающие зомби-птицы». К несчастью, наш пассаж привлекал всё больше внимания, хотя задумывалось всё изначально строго с противоположным смыслом. Кто-то показывал на нас пальцем, посетители в ресторане поворачивали головы в поисках той ситуации, которая вызвала потребность людей расчехлить камеры на смартфонах.

– Да ну это всё! – зашипела Мия и с достоинством встала.

Я выпрямился и догнал Моретти.

– Ты же ведь знаешь, как выпутаться из всей этой истории? Мне в голову пока пришли только похищение и дальнейшее удержание, а еще можно вызвать амнезию, но для этого мне нужно что-то тяжелое...

– Батиста, пожалуйста, скажи, что ты это несерьезно...

– Конечно, я несерьезно, пойду выброшу скотч и веревки, только зря деньги потратил... Да шутка это, всё еще шутка! Так что ты предлагаешь?

– Господи, я никогда не привыкну к твоему юмору, – Мия лишь покачала головой. – Мы пойдем в библиотеку. Если мы за свою долгую жизнь не столкнулись с какой-то проблемой, наверняка с ней столкнулся кто-то еще, а потом написал об этом пространное сочинение.

 

Глава 6. Пыль на фолиантах

Библиотекой, равно как и музеем, университетом и школой, владела семья волков Моретти. Эта была та причина, по которой в любых затененных помещениях, залитых таинственным зеленым светом настольных ламп, Мия чувствовала себя как дома. Волчица наладила такие же трепетные отношения с книгами и рукописями, как я – с макаронами и десертами.

Родственники Мии веселились на карнавале и наверняка сейчас проводили какой-нибудь интересный мастер-класс или демонстрировали театрализованные зарисовки из жизни Сакрэ-Фонте времен Средних веков. Мия этого не показывала, но я чувствовал, как сильно она хочет очутиться в центре суматохи на площади и присоединиться к гулянию. Внезапно я с сожалением вспомнил, что сейчас как раз начались битвы на мечах. Каждый год моя подруга проделывала один и тот же трюк: как бы случайно оказывалась на площади возле палатки с оружием и делала вид, что даже детский меч держит с трудом и не тем концом. В этот момент один из туристов-мужчин проглатывал коварно скрытый крючок с аппетитной наживкой: он видел тонкие руки Мии, почти без мышц, ее кажущуюся юность и, конечно, обращал внимание, что она леди. Леди Моретти в ответ предлагала на спор сразиться с ней и говорила, что давно «мечтала примерить на себя роль воительницы». Мужчина не сомневался в победе и, поигрывая своим самомнением и жилами, ставил внушительную сумму на собственный выигрыш. Организатор турнирного поединка надевал на участников броню и коротко рассказывал о том, как следует держать меч и наносить удары. А потом Мия крепко хваталась за двуручный фламберг^* весом четыре килограмма, после чего ближайшие пять-десять минут мы наблюдали картину размазывания по асфальту мужской гордости и
предубеждения.

Мия подергала дверь библиотеки и, пожав плечами, достала из кармана связку ключей. Мы нырнули в сумрак, расчерченный лучами света. В световых столбах плавали пушинки пыли, словно планктон на дне океана. С тех пор как я последний раз здесь был, витражный купол атриума не то помыли, не то вовсе заменили, и теперь разноцветные лучи спускались как бы с неба. Моя спутница уверенно устремилась в следующую комнату. Потолок из дерева нежнейшего йогуртово-ванильного оттенка переходил в массивные стеллажи, где, не теряя достоинства, книги дремали в ожидании, когда кто-то пробудит их прикосновением к корешку. Пол устилал пурпурный ковер, похожий на безбрежные поля трав родом с затерянной в космосе планеты.

– А что мы, собственно, ищем? – поинтересовался я, занимая бархатную кушетку у стола.

– Давай, попробуй угадать, – предложила Мия и уселась напротив, сплетая пальцы и подпирая подбородок.

– Не знаю. Что-то, имеющее отношение ко мне. Сборник «Они вошли в историю, как самые недоразвитые»? Коллекционное издание альманаха «Гори сарай, гори и хата»? Ежегодник «Косячь вместе с нами, косячь лучше нас»?

– А что, я бы почитала. Хороший из тебя писатель выйдет, и темы у тебя интересные. Мы переберем все книги до 7 века, в которых авторы утверждают, что им удалось призвать ангела. А затем в точности повторим описанные обряды. Может, найдутся какие-то особые духовные практики... Хоть кому-то за всю историю наверняка удалось обратиться к божественным сущностям...

– Хорошая идея, а я пока пересмотрю все серии «Сверхъестественного». Шучу, шучу, конечно!

Мия двинулась к закрытой секции со старейшими экземплярами. Сквозь решетку, состоящую из золотистых металлических кружев, на меня смотрела пыль на фолиантах всех форм и размеров. Девушка снова воспользовалась
своей связкой ключей, и спустя пятнадцать минут мы с головой погрузились в чтение. Между нами высилась стена из выбранных книг, я привалился спиной к шкафу, Мия устроилась на ковре по-турецки. Я пролистывал очередной старинный том, когда заметил любопытный факт:

– Вот этот парень утверждает, что беседовал с ангелами. Впрочем, для тех времен это был популярный ритуал: а что, добираешься до семейного погреба с запасами вина, а после крепленого напитка с кем только не начинаешь общаться.

– Эй, прояви уважение, это же всё-таки предок оборотней! – моя спутница выдернула у меня книгу из рук и бегло просмотрела написанные от руки страницы. – Впрочем, ты прав. Вот здесь, – волчица указала пальцем на строчку, – вот здесь он еще пишет: «in vino veritas»^*. Не самый благонадежный человек, не будем ему верить.

– Ты только посмотри, а здесь у него буквы расплываются и как будто танцуют. Взгляни, какие милые иллюстрации он сделал к своему труду! Вот эта кошка, нет, все-таки кролик... Вот этот кошко-кролик, ему тоже, кажется, привиделся... – я указал на рисунок непонятного серого зверя с выпученными глазами внизу страницы. – Как думаешь, а с ним они о чем беседовали?

– Ой, просто возьми следующую рукопись! – Мия захлопнула книгу и недовольно закашлялась.

– Может, мы не там ищем? А что, если кто-то из первых оборотней еще до того, как получить свою звериную сущность, сделал что-то, что привлекло внимание ангелов? Такие события заслуживают отражения на бумаге!

Волчица щелкнула пальцами и улыбнулась:

– Ну конечно же! Тебе нужно перестать стесняться собственного ума и находчивости. А то прячешь все свои лучшие качества за маской насмешки и темной сатиры.

Да не прячу я ничего. Некоторые люди – словно томографический аппарат – просканируют твой мозг и увидят всё отчетливее, чем когда-либо сможешь ты сам. А потом как бы невзначай покажут тебе получившийся снимок. Или именно так и должна выглядеть настоящая дружба?

– Ну ты там собираешься ставить книги на полки или как? – Моретти уперла руки в бока. – А когда закончишь, найдешь меня в отделе мемуаристики.

Я возвращал издание за изданием в родную стихию, когда неожиданно услышал восторженный голос, спустившийся с потолка:

– Роберто Дольфино пишет, что умел настраивать свой разум на беседы с ангелами! Боже, Батиста, мы спасены! Он говорит о какой-то практике медитации, когда разум настраивается на встречу с запредельным и принимает его без страха... Ты только послушай: «Я очищал свой разум и погружался в сакральное. Я часами говорил с теми, кто сделал меня – мной, и получал ответы на вопросы бытия от посланников Божьих».

– Сейчас подойду, – отозвался я и быстро взбежал по деревянной лестнице на второй, более миниатюрный, но такой же уютный этаж. Я бесшумно замер за плечом Мии, вглядываясь в слова, которые она прочитала несколько секунд назад.

– Батиста, он утверждает, что унесет свой секрет в могилу, ты понимаешь, что это значит? – волчица развернулась и кинула мне книгу: – Лови! Батиста, ты чего молчишь?

Я затаил дыхание, вдумываясь в сказанное. Мне этот подтекст только померещился? Или и вправду Роберто Дольфино похоронили с каким-то особым предметом, свитком, ну, даже не знаю... «Медитацией для чайников»?

– Я хорошо помню этого благородного мужчину... Дельфины вообще стояли особняком по отношению к другим гербам. Мне всегда казалось, что им известна какая-то сокрытая истина, недоступная прочим. Как будто они смотрели сквозь иллюзии, которые им подбрасывал этот мир, и видели реальное положение вещей... А замолчал я, потому что прочел вот эти строчки, на левой стороне его автобиографии. Озвучь их вслух, пожалуйста.

– «Сын пригласил меня на званый вечер по случаю своей помолвки, собралась вся семья, – серьезным тоном продекламировала Мия, – вскоре джентльмены разошлись в одну половину замка, а леди в другую. А меня сегодня пучило, и поэтому я удалился...» Фу, зачем ты заставил меня это зачитать? Я хочу развидеть этот текст! Боже, неужели у Роберта Дольфино не было отдельного дневника посещения уборной?

Я громко захохотал, и Моретти тоже.

– Мне смешно только от того, как ты смеешься, – заявила она, – и я уверена, что ты сейчас думаешь о том, о
чем и я.

– Я беру лопату, а ты просишь перенести свое дежурство на сегодняшний вечер.

– Встречаемся без пятнадцати полночь возле ворот кладбища, – фразу мы закончили уже хором.

 

Глава 7. Копай глубже!

Я спрятал лопату за зданием церкви и встал возле каменной гряды – самого древнего сооружения нашего города. К небу невидимыми ниточками крепилась луна, похожая на дно чистой фарфоровой тарелки, в которую ты еще не успел положить пасту или салат. Безоблачное небо расплескивалось темно-малиновыми и сапфировыми всполохами, Млечный путь блестел капельками звезд. В Сакрэ-Фонте Млечный путь можно было увидеть почти целиком: освещение города не растворяло его и не отпугивало. Минимальная подсветка зданий, редкие фонари и немного проекторов на площади – вот что отделяло нас от превращения по ночам в темное пятно на вершине горы. Я вспомнил, что в современном мире даже существует термин «Загрязнение светом», который звучит удивительно иронично и почти так же абсурдно, как если бы кто-то стал говорить: «Очищение тьмой». Все эти мысли натолкнули меня на весьма досадное открытие:

– Черт, и как я мог не вспомнить про фонарик?

– Разговариваешь сам с собой? Я захватила садовый фонарь, знала, что ты свой забудешь, – темная ночь истончала контуры силуэта возникшей рядом со мной Мии и делала какой-то особенный акцент на ее больших глазах. Я хотел было сказать, что они похожи на звезды, но, кажется, момент был неподходящий.

– Спасибо. А кто сегодня дежу... Здравствуй, тетя Мария. А мы, в общем, мы здесь, я тут...

– Да знаю я, что ты тут и вы здесь, – рассмеялась женщина, выходящая из райского сада. Каким-то образом, несмотря на свою комплекцию, она всегда умела возникать наитишайшим образом. – Легкого караула вам.

Тетушка Мария дома извинилась за холодность, с которой встретила меня в кафе, но я всё равно чувствовал повисшую в воздухе неловкость. Она ущипнула меня за щеку и улыбнулась – все-таки хорошего мальчика воспитали родители.

Мия с тетей Марией обнялись, и, подмигнув, сестра моего отца направилась к выходу. Почему-то мы с Моретти разом отвернулись друг от друга и уставились на свои ботинки. Волчица первой взяла себя в руки и ступила на земли Эдема.

Она откашлялась и осветила своим садовым фонарем кладбище, проверяя, не прячется ли кто за фамильными склепами, не залез ли случайный гость на дерево и не затаился ли за лавандовыми кустами.

– Ну, я тогда схожу за лопатой?

– Постой пока там, нужно убедиться, что тетя Мария не вернется и что она, ну, не подглядывает... То, что мы собираемся сделать, вообще-то – грубейшее нарушение правил. Нас не должны поймать, – прошептала волчица и, немного успокоившись, прицепила огромный зеленый фонарь к поясу брюк.

– Она не вернется – не захочет нам помешать, – я почесал нос, стараясь поверить в сказанное.

Минут пятнадцать мы провели в качестве застывших мраморных скульптур, вслушиваясь в звуки концентрированного безмолвия, изредка разбавляемого лишь уханием совы да стрекотом насекомых. На меня из темноты сверкнули два желтых прожектора, и клянусь, что видел, как сова надменно приподняла оперение над глазом, похожее на бровь. Мия засмеялась, зажимая рот рукой. Я покосился на девушку-оборотня, сорвал апельсин и принялся его чистить, наблюдая, как на моих глазах на ветке медленно вырастает и зреет новый плод.

– Можешь идти за лопатой, – скомандовала Моретти, и я прошествовал за ворота, чувствуя, как по рукам и спине спускается волна приятных мурашек предвкушения. В конце концов, я был юн (вечно юн!), интересно проводил ночь и вскоре, возможно, раскопаю важную тайну. Раскопаю – в самом что ни на есть первозданном значении этого слова. На всякий случай я осмотрелся по сторонам, схватил свою лопату и вернулся обратно в Эдем.

– Ты будешь копать, а я буду светить, – заявила Мия, не оборачиваясь. – И почему Роберто отказался от семейного склепа? Из ниши мы бы достали его гораздо быстрее...

– Наверно, потому что ему было что скрывать... Два метра под уровнем земли... нам лучше поторопиться, – я подошел к могильной плите, словно светящейся изнутри. – Остается только надеяться, что никому не придет в голову посреди ночи заявиться к райским кущам, чтобы пополнить запасы из родника бессмертия.

Мия возразила:

– Сейчас же карнавал и, между прочим, самая сытная и насыщенная часть гуляний. Думаю, что все веселились день напролет и отправились спать. Что касается моей семьи, мы за неделю до начала праздника набрали достаточно воды в бутылки. Я почти уверена, что многие поступили так же. Ладно, не болтай, а копай.

Это было невероятно приятно – слышать из уст Моретти слова утешения. Я воткнул лопату в мягкий грунт, напоминающий консистенцию жидкого золота, и отбросил землю. Верхний слой, поросший травами, был снят.

– Ты только приглядись, – с восторгом в голосе воскликнула Мия, – растения сами проклевываются из грунта!

Луч фонаря упал на небольшую ямку, из недр которой всходили упитанные ростки. Это значит, что нам не придется дергать дерн откуда попало и пересаживать на разрытое место, чтобы сокрыть свое надругательство над могилой. Работа пошла быстрее. Куча земли рядом с захоронением всё росла и уже зацвела буйной порослью. Сила оборотня не давала мне почувствовать усталость или напряжение, а вот Моретти, склонившаяся надо мной с фонарем, явно заскучала.

– Такое ощущение, что мы роем метро. Или пытаемся проникнуть в центр Земли. А я тут поняла, что ни разу не была за пределами региона. Да и городов я не так много повидала. И никто из моей родни тоже не посмотрел мир. И из твоей, – похоже, что Мия часто думала на эту тему и предполагала, как бы сложилась ее судьба, если бы кодекс гербов позволял отлучаться от родника бессмертия дольше, чем на пару дней.

Иногда я тоже тосковал по миллиону непрожитых жизней, и тогда единственной панацеей от тоски становились фильмы, которые я смотрел подряд, один за другим, до тех пор, пока не отвлекался от лишних мыслей. Мой ответ не заставил себя ждать:

– Ну, а ты представь, какой путь проделали все те вещи, которые сейчас стоят в твоей гостиной, спальне или хранятся в подвале... У меня дома до сих пор внизу есть библиотека ароматов, нетронутая с 16 века. А там камра, редкая ваниль, масло рубиновых шоколадных бобов... Всё осталось со времен культурного обмена со странами Востока и Юга. Те города, которые сейчас образуют пояс возле Сакрэ-Фонте, когда-то платили нам налог... На эти средства мы снаряжали мирные экспедиции и покупали диковинные вещицы по всему свету...

Мия кивнула, зажмуривая глаза и окунаясь в приятные воспоминания:

– Я обожала слушать о том, как живут люди, во что верят и что ценят. Их уклад жизни, быт, традиции и религия приводили меня в восторг... Знаешь, мы иногда даем аукционным домам какую-нибудь мелочь из наших коллекций, вроде горсти монет, на которые в былые времена можно было разве что пару платьев купить. А сейчас вот мы на них несколько лет живем.

Не прекращая копать, я произнес:

– А у моих родителей есть привычка – во время праздника сбора урожая узнавать о художниках, которые приезжают в Сакрэ-Фонте. Ну, они с ними болтают и либо покупают готовые полотна, либо просят написать что-то на заказ. У нас есть подлинники Да Винчи, Эль Греко, Боттичелли, Тициана, Караваджо, Рафаэля Санти. И это я только художников-итальянцев назвал. Кстати, один из натюрмортов Караваджо мама повесила на кухне, она говорит, что он поднимает ей аппетит. А одна из обнаженных дам Боттичелли висит у нас в ванной на втором этаже. Эта леди так пристально на меня смотрит со стены, когда я моюсь, что мне прямо не по себе.

– А моя семья больше книги собирает. Я люблю перечитывать «Фауста» Гете из нашего собрания. Специально для мамы Гете написал вступление на форзаце. У него был превосходный, очень мелодичный немецкий. Стоп, а как у вас Боттичелли не портится от влаги? – Мия с интересом глянула вниз, на образовавшуюся яму, которую я продолжал углублять.

– Так та ванная у нас метров сорок размером. И папа еще пару веков назад отправил полотно на реставрацию. А тетя Мария через аукционное общество заказала что-то вроде стеклянного гроба из «Белоснежки», только для
картины.

– Он же был из хрусталя! – поправила меня Моретти. – Кстати, а я не рассказывала тебе историю про орден тамплиеров?

– Нет, я бы запомнил, – к этому моменту над вырытой ямой возвышалась только верхняя часть моего тела.

– В общем, в 1290 году прибыли в Сакрэ-Фонте на карнавал рыцари-тамплиеры, размахивая своими длинными... ну, этими свитками, в которых говорилось, что им дарованы привилегии папы Римского и бла-бла, они такие все из себя всемогущие. Хотели выкупить у нас часть земель и основать тут свой филиал... Отказ они принимать не захотели и жизнерадостно пригрозили, что пойдут войной на наш край и заберут свое совершенно бесплатно, если мы не согласимся на их условия.

Мия мысленно отправилась в те далекие времена, когда железом и верой решалась большая часть человеческих проблем.

– Ох, где же мои лихие 1290-е? Я помню, что в 1290-ом приходили какие-то ребята в латах, но я почему-то решил, что они что-то вроде современных Свидетелей Иеговы и просто хотят поговорить о Господе нашем Боге.

– Не, те рыцари были настроены вполне серьезно... Сейчас вот с такими ультиматумами являются разные бизнесмены, которые мечтают превратить наш город в курорт или в оздоровительный санаторий, а раньше были военно-рыцарские ордена. Так вот, папа отправил меня на переговоры с тамплиерами в качестве дипломатического посла и отрядил кузенов с оружием в качестве охраны. Отец попросил предложить представителям ордена любые ценные предметы или бумаги, в обмен на которые они согласятся отступить. Я читала о деятельности храмовников и знала, как сильно они любят зарабатывать. Я заключила с орденом рукописный договор, согласно которому в том случае, если я смогу предоставить выгодное постоянное средство заработка, они оставят Сакрэ-Фонте в покое.

– Чем же таким ценным ты их наградила? – я отряхнул с брюк землю, после чего слишком круто размахнулся лопатой и случайно засыпал грунт внутрь своих ботинок.

– Я купила свободу и независимость Сакрэ-Фонте и продала рыцарям-храмовникам идею, которая позже легла в основу чеков, расписок, кредитных и банковских карт. Вместо того чтобы путешествовать с кошелем монет наперевес, подвергаясь опасности расстаться с деньгами и жизнью, благоразумнее перевести деньги в формат расписки. Ну, а для того, чтобы это расписку можно было обналичить, тамплиеры должны были создать, и, разумеется, чуть позже создали уникальную сеть прецепториев, банков по-нашему. Каждая бумага снабжалась уникальной печатью, отпечатком пальца владельца, что исключало возможность подделки. За такую классную услугу рыцари ордена как раз и стали брать с людей хороший процент и получили свой долгожданный постоянный доход.^*

– Мия, это же гениально! Истинные герои прячутся где-то во мраке, всеми неузнанные, они помогают анонимно... Моретти, ты же Бэтмен! Всё совпадает! О тебе никто не знает, но ты много сделала для этого мира, который может спать спокойно... и хранить свои деньги под защитой...

– Ладно, не отвлекайся, кажется, ты почти у цели, – растроганно заявила волчица.

Я копнул, и лопата задела что-то твердое. Осторожно, стараясь не поцарапать крышку гроба, я снял слой земли, а потом опустился на колени, очищая руками гладкую мраморную поверхность. Мия приподнялась на носочках:

– Как думаешь, что произошло с Роберто? Ну, то есть до этого момента никто не пробовал хоронить на райской земле. А вдруг он, как земля, весь зацвел?

– Может, тогда отвернешься? Если всё очень плохо, я просто промолчу... – я поддел ногтями выточенную из камня плоскую крышку и стал медленно отодвигать ее.

– Ну уж нет! Что бы там ни было, я подписалась на это дело, и теперь мы вместе от начала и до конца.

Я пожал плечами и подналег на панель, отодвигая ее от себя в противоположную сторону. Круглое пятно света упало на лицо Роберто Дольфино: оно совершенно не изменилось с того момента, как я видел его в последний раз; казалось, будто основатель герба дельфина спокойно спит. У него были всё те же волосы с платиновым оттенком и кожа цвета слоновой кости. Мужчину ничуть не затронул ход времени; бег веков словно огибал его фигуру, щадя и уважая.

– О, а неплохо мы будем выглядеть, если когда-нибудь умрем, – я хлопнул в ладоши и присмотрелся к сложенным на груди руках: – Он что-нибудь держит? Может, у него под ладонью записка? Не хочешь сама убедиться?

Моретти фыркнула и сделала шаг назад:

– Не-а, и карманы его ты тоже будешь сам исследовать.

– А куда же делось твое напыщенное: «Связаны одним делом, вместе от начала и до конца»...

– Ничего ты не понимаешь в красивых фразах, звучащих в нужный момент!

Я аккуратно коснулся кисти погибшего представителя клана Дольфино, непроизвольно отклонившись.

– Никакого пергамента он не держит. Сейчас осмотрю его карманы, – я еще чуть отодвинулся и отогнул край правого кармана и с возмущением воскликнул: – Карманы декоративные! Это всего лишь нашивка!

Мия понимающе кивнула. Видимо, когда Роберто Дольфино написал в своем сочинении: «Я унесу свой секрет общения с ангелами в могилу», – то он просто имел в виду, что никому и ничего не скажет. Он всего лишь использовал метафору.

– Посмотри еще раз, – предложила Моретти, и луч садового фонаря начал останавливаться то на одной, то на другой детали красивого брючного костюма-тройки Роберто.

Я принялся разглядывать покойного снова, чувствуя себя последним мерзавцем, а Мия долго и внимательно всматривалась в крышку и мраморный ящик гроба. Кроме простой растительной канвы по краям, никаких декоративных элементов волчица не обнаружила. Растительная канва являться тайным шифром никак не могла – это был стандартный рисунок, который в Сакрэ-Фонте наносили на многие захоронения.

С рассветом нам удалось вернуть всё на свои места, а оставшуюся часть работы проделала святая земля, выращивая новые цветы и травы. Я был весь в темных подтеках и решил смыть эти следы причастности к чему-то сомни-
тельному, пообещав вернуться, как только приму душ и переоденусь.

Когда я вновь пересек территорию райского сада, было около десяти утра. Мие оставалось дежурить чуть больше двух часов, и это время мы провели в молчании, прислонившись спинами друг к другу, вдыхая ароматы летнего тепла.

 

Глава 8. Ужасное открытие

Признание поражения – иногда еще далеко не конец. Я смирился, что понятия не имею, как сберечь тайну Райского сада, а значит, настало время отложить все карты и согласиться с тем, что расклад нынче безнадежен. Время было выйти из покерной партии, а не поднимать ставки. Я удивился, когда Мия попыталась отговорить меня идти к ее отцу: оказалось, она боялась возможного наказания. Но наши игры в сыщиков и так затянулись и не принесли результата: я больше не мог подвергать опасности оборотней, свой герб, свою семью. Никто не посмеет отнять у меня тех, кем я дорожу, и не разрушит наш уклад жизни.

– Зайдем в музей, может, папа сейчас там? – рассудила оборотень. – А если нет, я ему позвоню.

Больше, чем карнавалом, Данте Моретти любил заниматься только музеем: руководствуясь своим безупречным вкусом, он продумывал, оформлял, наполнял идейным содержанием каждую выставку и представлял ее как гостям Сакрэ-Фонте, так и нам.

Городской музей у нас был совмещен с подвалом пыток – залом, в котором выставлялись приспособления, изобретенные с одной-единственной целью – сделать жизнь других людей чрезвычайно сложной и болезненной. В наше время для этого уже создали жанр реалити-шоу, и, по-моему, все эти ужасные программы справляются с поставленной задачей намного лучше своих шипастых и давительных предшественников. И хотя для некоторых людей любой музей – по определению пытка, мы разграничивали музейную экспозицию и аттракцион, рассказывающий о прошлом слишком мрачно и утрированно. К слову, с самого момента основания Сакрэ-Фонте и до наших дней в нашей скромной уединенной обители никого ни разу не подвергли истязанию, и всё у нас шло цивилизованно; мы даже не обзавелись тюрьмой. Однако туристы приходили в восторг от подвала пыток, и мы были не против. Ну, в конце концов, каждый сам выбирает, от чего ему приходить в восторг.

Проигнорировав очередь желающих познакомиться с историческим прошлым нашего славного городка, мы направились прямо к стойке ресепшн, где билеты на деньги обменивал кузен Мии.

– Але, доброе утро! А мой папа сейчас не здесь? – с милой улыбкой обратилась к нему волчица.

Худой парень по имени Алессандро, а для своих просто Але, перестал составлять из монет аккуратные педантичные горки и переключил всё свое внимание на сестру и меня.

– Чао, Мия! Чао, Батиста! Мой дядюшка ушел минут десять назад. Он хотел заскочить за выпечкой ко второму
завтраку. Кстати, Мия, он спрашивал про тебя. Переживал, что ты куда-то запропастилась во время вчерашних боев на мечах. Позвони ему через полчаса на домашний, тогда точно сможешь его застать.

– Я лучше попробую набрать номер кафе. Спасибо, Але.

– Ну, или можно так. Не за что, сестричка.

Туристка в бадлоне, стоявшая в очереди, извлекла откуда-то подшитый красным бархатом и кружевом веер и принялась им недовольно обмахиваться. Веером. В конце октября. Откуда у нее вообще веер?! Это что, часть ее тела?

– У вас тут так душно! Вы не могли бы поторопиться? Я хочу свой билет в музей пыток поскорее! – на ломаном
английском застонала женщина.

Вообще-то Моретти специально ставили кондиционер на обогрев, чтобы замерзшие на улицах люди при входе в помещение согревались. А ей, видите ли, жарко.

– Так вот мы вас и пытаем, так сказать, для лучшего погружения в тематику выставочного пространства, – на древней латыни отозвался Але, не переставая ухмыляться.

Женщина непонимающе посмотрела на кассира, а потом на нас. Знать мертвые языки стоило хотя бы ради такого момента.

– Это наше приветствие, так мы говорим, что рады видеть гостей в музее Сакрэ-Фонте, – встрял я. – А нам уже пора, спасибо, друг.

– Счастливо, Батиста. Пока, сестренка!

Алессандро чмокнул Мию в щеку, пожал мне руку и вернулся к своим обязанностям кассира. Чтобы сгладить недовольство посетительницы, он тряхнул своей темной волнистой шевелюрой, повернулся профилем древнеримского бога и обратился к посетительнице на английском:

– Милейшая сеньора, прошу прощения за ожидание! Как насчет эксклюзивного подарка из нашей сувенирной лавки? Только поглядите, какая замечательная кружка в виде черепа! А крышечка у нее открывается, совсем как черепная коробка. Для ценителей экспозиции галереи пыток – самое то!

Вслед за Мией я проталкивался через толпу, застрявшую в дверях, и в этот момент кто-то аккуратно дотронулся до моего плеча. Я ожидал увидеть за спиной кого-то из семьи, но наши надежды не всегда оправдываются.

– Я везде тебя ищу! Нам нужно срочно поговорить, – Лея теребила свою сумку и выглядела очень взволнованной.

– Ты меня шантажировала, следила за мной, а теперь еще и преследуешь?

– Но я должна предупредить тебя, – надрывно заявила она, выкручивая ремень своей сумки.

Я прищурился и почти с отвращением бросил:

– А теперь ты угрожаешь мне? Что я вообще тебе сделал?

– Мне еще долго тебя ждать? – возмутилась Моретти, возникая рядом. – Да ладно! Разве возможно даже в таком маленьком городе всё время натыкаться на одно и то же нежелательное лицо? Что ей нужно, Батиста?

Я пожал плечами:

– Пускай скажет сама.

Лея показала пальцем на выход:

– Нам лучше найти не такое многолюдное место, это очень и очень важно и совсем не терпит отлагательств!

– А почему бы и нет? – Мия почти вылетела на улицу, уходя всё дальше от толпы туристов.

– Ну, и что же ты собираешься до нас донести?

Лея поравнялась с Моретти и оглянулась на меня:

– Батиста, она знает?

– Знаю что? – насмешливо процедила девушка. – Что мы бессмертны? Да уж, последние полторы тысячи лет я в курсе. Знаю ли я, что ты заставила его в этом признаться? Тоже в курсе.

Я принялся озираться вокруг, но, к счастью, мы уже достаточно отдалились от людей. Отдалились – во всех смыслах.

– Вы не понимаете! – в отчаянии Лея прижала ладони к лицу. – В том переулке нас подслушали. Мы тогда стояли возле отеля, вокруг не было ни души, то есть нам казалось, что там никого не было...

Я вспомнил то покалывание под кожей, которое возникает, когда ты чувствуешь чье-то присутствие. Когда понимаешь, что на тебя обращен чей-то цепкий и пристальный взгляд. Усиленные животные рефлексы твердили в ту туманную ночь об этом, но я подумал, что засек Лею. Могла ли вечерняя тень скрывать кого-то еще?

– Кому ты проболталась? Кто услышал от тебя тайну? – я понял, что придвинулся к лицу Леи слишком близко, и сделал шаг назад.

– Никому! Я же дала слово и расписку! Зачем мне это? Еще один человек слышал твое признание, и это моя вина, и я просто... просто хочу всё исправить... Он... он вышел на балкон, собирался повесить сушиться свое белье и услышал, о чем мы говорим. Он догадался, что это не репетиция спектакля и не пустая болтовня...

Мия побледнела и прижала руки к талии. Я выпалил:

– Какая интересная фантазия! Ты долго работала над текстом? И сколько интересных деталей ты привнесла в повествование! Браво! Значит, ты тоже слышала, что ложь звучит правдивее, если снабдить ее разнообразными подробностями?

– В каком переулке вы говорили? – вмешалась Моретти.

– Возле «Учелло Челесте». Точно, тот тупик между отелем и муниципалитетом, – произнес я. – А что? Мия, у тебя такой взгляд, будто ты о чем-то догадалась. Стоп, что я упустил?

– Что это был за человек, Лея? – волчица вытянула руку, хватаясь за стену.

– Мой сосед, у нас общий балкон, там только небольшая перегородка... Мы оба живем на втором этаже, и я заметила, что, хоть балкон не выходит на переулок, но звуки оттуда доносятся довольно отчетливо... Сегодня утром я услышала, как сосед в своем номере собрал друзей, с которыми приехал в Сакрэ-Фонте. Он говорил им, что собирается узнать, где прячут родник бессмертия, и не остановится не перед чем. В их комнате лязгал металл, и всё это не к доб-
ру. И мне так стыдно, я виню себя...

– Давай свой телефон, – Мия требовательно щелкнула пальцами, – мы должны торопиться.

– Я не всё понял. Что вообще значила эта фраза – «ни перед чем не остановимся»?

Моретти схватила протянутый Леей смартфон и побежала вверх по улице, на ходу набирая номер:

– Ну же, ну же, ответь! Тетя Мария? Это я, Мия. А мой папа сейчас не у вас в кафе? Ох, какая досада! Я спешу, простите, до свидания! Батиста, не тормози. Что делает беспринципная личность, которая хочет раскрыть чужие тайны и вдруг сталкивается с целым закрытым сообществом посвященных в нее?

Осознание не было приятным. Я перешел на бег и поравнялся с Мией. Лея тяжело задышала позади, не желая оставлять нашу компанию. Чужаки собираются поймать и пытать первого попавшегося горожанина, а может, целую семью, до тех пор, пока не прозвучит желанная правда, в этом и заключается их план. Ох, журналистка, что же ты натворила?

Моретти взволнованно передала телефон его владелице:

– Черт, черт! Я не дозвонилась до отца! Дома никто не ответил на мой вызов!

Глава 9. Битва при отеле

Несмотря на то, что главы гербов веками готовили нас к возможному конфликту с людьми, мне было немного не по себе от мысли, что сейчас нам придется сразиться с хрупкими, почти стеклянными людьми. Их фарфоровая кожа, которую так легко повредить и разбить... всё это казалось немного неправильным. Отели, несколько зданий общественного назначения и платный туалет принадлежали гербу орла. Мия толкнула вращающуюся дверь и метнулась к столу администрации. Я влетел в помещение следом, краем глаза отметив, как Лея промахнулась мимо быстро крутанувшейся секции двери и встретилась лицом со стеклом. Оборудованный в стиле ретро, зал поражал количеством блестящих поверхностей – голубых и серебристых. Повсюду был хром, в углу светился автомат, проигрывающий музыку, из капотов автомобилей были сотворены роскошные диваны, обитые бирюзовым кожзаменителем. Вокруг панно с ключами на крючках светились неоновые трубки. Бледное и таинственное красно-голубое сияние эстетично обрамляло высокие скулы Маркуса Л’Аквила, придавая ему серьезность, которую ты ожидаешь встретить разве что у вышибал в подпольных казино.

– Маркус, у нас очень большие проблемы, – уже какое-то время тараторила Мия, рассказывая ему о случившемся, – пожалуйста, набирай номер отца, пока он не ответит.

– Это всё ужасно, то, во что вы вляпались. Там в комнате – четверо здоровых мужчин. Я не пущу вас одних на встречу с вооруженными громилами. Эти ребята уже пару дней приносят из сувенирных лавок ножи и кинжалы. Думал, подарки везут домой... Но ты не беспокойся, они пока не приводили с собой кого-то из наших, я бы заметил.

– Они точно никого не тащили в свой номер, ну, скажем, под предлогом того, что ему стало нехорошо? Боже, Маркус, скажи, что они еще не успели! – Моретти лихорадочно впилась пальцами в поверхность лазурной стойки.

– Такое я бы точно не пропустил. Мия, как давно ты пила из источника?

Волчица сжала губы:

– Мне хватит, чтобы поймать их. У нас нет времени рассуждать, нужно связать этих людей, а потом мэр Данте пусть решает, что с ними делать.

Мия развернулась и поспешила к лестнице.

– Батиста, догоняй ее! – крикнул Маркус, перемахивая через стойку.

– Тогда я буду звонить отцу Мии. Который из трех набранных тобой номеров принадлежит твоему отцу? – Лея подняла руку с телефоном вверх, а Л’Аквилла на ходу принялся отращивать перья.

– Домашний, заканчивается на 08, если возьмет кто-то другой, объясни, что дело срочное и у тебя вопрос жизни и смерти, – отозвалась Мия, оглядываясь по сторонам.

Очень часто важные сражения носят имена тех мест, возле которых они произошли. «Битва при Кале», «Битва при Геттисберге», «Битва при Лепанто». События, которые случились на втором этаже «Учелло Челесте», оказались не менее достойными для занесения в учебники истории, чем все прочие военные действия. Однако памяти о них не суждено сохраниться на бумаге, и слава Богу. Но если бы какой-нибудь ученый взялся писать летопись того знаменательного боя, то наверняка бы нарек его: «Битва при отеле «Учелло Челесте».

Пока я всё гадал, какова вероятность того, что тот турист не усомнился в существовании родника бессмертия и на нашем пути попался человек, который принял абсурдно звучащий факт не за шутку, а всерьез, дверь в конце коридора отворилась и Маркус проклекотал на орлином диалекте: «Держи его, это один из них!» Я подавил подступающую к горлу тошноту, которая сжимала меня в тисках, едва сознание пыталось настроиться на бой. Впрочем, как только я столкнулся лицом к лицу с бесчестным человеком, всякое ощущение неправильности происходящего отступило. Этаж, на котором располагались занятые преступниками апартаменты, насквозь пропитался агрессией, злобой и желанием причинить боль; в нос ударили едкие и неприятные пары алкоголя, – сработало обостренное восприятие лисы. Я должен был защитить от этих варваров священный источник. Сегодня мы стражи, а значит, единственные фигуры, которые встают между пороком и родником Эдема. Жилистая фигура с большим пузом повернулась в нашу сторону и, покачиваясь, пробасила:

– Слышь, у них тут сервис на высшем уровне! Я только подумал, что хочу заказать курочку гриль в номер, а она тут как тут!

Впрочем, по мере приближения «курочки» мужчина понял, насколько сильно он заблуждался относительно родословной нашего дорогого орла. Крайне шокирующий ответный возглас Л’Аквилы я так и не смог облечь в приличную форму. Выкинув из воинственного клича Маркуса все ругательства, я осознал, что от фразы остался только одинокий восклицательный знак.

Орел сложил крылья и устремился на обидчика.

– Меня сейчас загрызет бройлерная курица-мутант, помогите! – заверещал горе-охотник, убегая к окну дальше по коридору.

Моретти приняла звериный облик и изготовилась броситься вперед.

– Ты мне еще скажешь «спасибо» потом, – крикнул я, поставив подножку волчице, которая сорвалась с места. Превратившись в лису, я длинными прыжками устремился к распахнутой двери. Тем временем пузатый мужчина распахнул окно и почти успел воспользоваться им как аварийным выходом, но Л’Аквила оказался быстрее и подхватил его огромными когтями. Вы когда-нибудь видели в документальных программах про дикую природу, как хищные птицы играют с пойманной добычей, подбрасывая ее в воздух? Сегодня я лицезрел эту картину вживую. Мимо окна пролетело грузное тело, а потом еще раз, и еще. Вот так наглядно выглядят взлеты и падения в жизни, решил я.

Я вбежал в комнату в тот момент, когда сообщник готовящегося преступления решил выйти из нее. И если в математических задачках про два поезда, выехавших навстречу друг другу из пункта «А» в пункт «Б», всё заканчивается хэппи-эндом (если вы, конечно, не проваливаете контрольную), то в нашем случае этот закон не сработал. Моя масса оказалась больше, потому что разгонный путь у меня был намного длиннее. Со всего размаха с мелодичным «чамк» я опрокинулся на лысеющего приземистого мужчину. От неожиданности он завалился на спину, вырубился от удара затылком об пол и бодро продолжил свой путь, скользя по начищенному паркету. Словно на доске для серфинга, я проехался через всю комнату и встретил два удивленных взгляда очень крупных, накаченных джентльменов. Вопли из коридора не прекратились, но в них проявился слегка скучающий оттенок.

– А я ведь обожал диснеевский мультфильм «Лис и охотничий пес», – обиженно заявил тот, что справа. Он схватил с прикроватного столика первую попавшуюся бутылку и разбил ее об уголок кровати. В воздух взлетели брызги алого вина, превращая номер отеля в творение художника, увлеченного абстрактным экспрессионизмом. Из детективных фильмов я знал, что получившееся оружие зовется «розочкой», но это определенно не та роза, которую я бы хотел видеть рядом с Мией. А эта упрямая, кстати, тут же предстала перед моими глазами, рыча и скаля зубы.

– Что ты наделал? – ожил второй мужчина. – Это же была бутылка вина урожая 2003 года!

– Ты что, не видишь, что здесь какое-то кладбище домашних животных началось, – огрызнулся в ответ первый.^*

– Ищи веревки, я справлюсь! – воскликнул я и бросился на вооруженного громилу.

Мы сцепились и покатились по полу, размазывая лужицы вина и натыкаясь на обломки стекла. Какой-нибудь режиссер наверняка выложил бы за получившийся перфоманс круглую сумму. Хотя лично мне кажется, что действу не хватило аккордов классической музыки, чтобы подчеркнуть динамику и неловкое размахивание ногами. Слева от себя я услышал человеческий окрик, короткий волчий скулеж и в отчаянии впился в ногу обидчика. Злость стала отдельным человеком во мне, который хотел только крушить и ломать.

– Батиста, достаточно, – услышал я незнакомый мягкий голос прямо у себя над ухом, – боюсь, как бы он не заболел потом бешенством.

Гнев исчез, точно туман на рассвете, и мне стало стыдно за свое поведение и потерю контроля над чувствами. Я разжал зубы и принялся дико озираться. Возле меня воплотился господин в белом костюме и с тростью из цельного алмаза. Незнакомец присел рядом, дружелюбно склонив голову. На людях наряд никогда не будет смотреться так идеально, от человека не исходит особый внутренний свет, который...

– Мы всё исправим, – пообещал гость, протягивая мне руку.

Его тон, облик и безупречные манеры плели какие-то невидимые чары, вынуждающие тебя восхищаться их обладателем и следить за каждым движением. Я сменил лапы на руки и глянул в сторону, откуда донесся тот ужасный звериный всхлип.

– С ней всё в порядке, – ангел повел рукой, заставив замереть искаженные лица противников. Мия выбралась из угла, прихрамывая на одну лапу. Обернувшись человеком, она закашлялась, и я четко расслышал, что прежде чем приблизиться ко мне, она крепко пнула напавшего. Может, божественный посланник и заметил ее жест, но никак не показал этого. Я бросился наперерез девушке и подставил плечо, стараясь не касаться травмированной руки.

– У меня всё отлично – хочешь, потом сфотографируемся с укусами на память? Ну, пока эти варвары всё равно не шевелятся, – предложила Моретти, возвращаясь к человеческой оболочке. – Проклятье, Маркус был прав, действие воды из родника ослабевает. Я уже и забыла, каково это – ощущать боль. Ой, здравствуйте, ангел.

Господин в белом смокинге улыбнулся и из ничего извлек ярко-оранжевый апельсин, который Мия выхватила без колебаний. Едва она надкусила плод, он стал выцветать, а потом исчез в бархатном всплеске из сияющих брызг.

– Подкрепитесь, вы славно сражались. И я хотел поблагодарить вас за вашу преданность делу. Таких стражей я и хочу видеть – не жестоких, но решительных.

– Э-мм, я тут услышал, что кто-то хотел сфотографироваться с укусами. Как насчет селфи с врагом, который выглядит так, будто решил, что можно влезть на елку и ничего себе там не оцарапать? – Маркус прислонился к дверному косяку, а позади него возник еще один ангел, неотличимый от второго и в то же время так на него не похожий.

– Вы справились без жертв. Это похвально, – кивнул второй ангел.

– Не хочу жаловаться, но разве не я – виновник всех событий? Если бы тайну Эдема случайно не услышали посторонние... всё было бы как обычно. Я готов принять наказание за свой проступок.

Божьи посланники переглянулись и выдали одинаковую улыбку:

– Мы наблюдали за вами. Вы делали всё от вас зависящее. Мы сотрем память этих несчастных, подлечим их, но оставим пару укусов на память. Пусть думают, что здешние клопы слишком агрессивны и прожорливы. Эта компания никогда не захочет сюда вернуться.

Мы оставили четверку бандитов наедине с ангелами, и неторопливо спустились в вестибюль. Когда мой взгляд невольно наткнулся на ресепшн, я осознал, что осталось последнее незавершенное дело. Только нужно сначала объяснить Мие... Больше никогда и ни за что я не хотел стать причиной ее расстройств и переживаний.

– Иди уже, – миролюбиво произнесла Моретти, словно читая мои мысли, – мы с Маркусом побудем пока на свежем воздухе.

– Бандитов поймали, в долине больше нет бандитов^*, –
крикнул Л’Аквила на ходу, – их ждет хорошая порция
амнезии.

Лея с заметным облегчением помахала мне со своего места и вышла из-за стойки администрации.

– Извини, что я думал о тебе плохо, – начал я, но девушка в ответ лишь замотала головой.

– Я так рада, что со всеми вами ничего плохого не случилось... Это я влезла не в свое дело. Должно быть, работа уже начала влиять на мой характер. Я ведь просто хотела быть ближе к той загадочности, которая окружала тебя. Ты просто лучился этим ореолом тайны, и я решила, что если узнаю ее, то пойму тебя.

Вот вы мне объясните, откуда берется эта любовь к тому, чего ты не можешь понять? Почему людей тянет к тем, в ком они видят неизведанный омут? Разве не правильнее и естественнее привязываться к тем, кого знаешь так же хорошо, как самого себя? Я не знал, куда деть руки. Карманов на свитере не было, так что я просто скрестил их за спиной.

– Ты все-таки нам помогла. И я был неправ на твой счет. И вообще, уверен, что таких людей, как ты – хороших людей – на самом деле гораздо больше, чем разносортных варваров. Я слишком давно не общался с простым человеком. Вы лучше, чем я привык думать. Лучше, чем я внушил себе.

Лея сделала шаг навстречу.

– Но это же приятная ошибка, не так ли?

– Да, и у меня останутся теплые воспоминания.

Девушка прижала ладонь ко рту:

– Меня тоже ждет порция амнезии? Но я же смогу хранить секрет! Я хочу вернуться в Сакрэ-Фонте! Теперь, когда у меня есть причина побывать здесь снова...

– Мы слишком разные, – я посмотрел мимо Леи, в ту сторону, где Маркус растопырил пальцы, показывая орлиные когти. Моретти затряслась от смеха, и тогда Л’Аквилла продолжил рассказ, размахивая руками, совсем как крыльями. Хотя нас отделяли дверь и вестибюль, я четко услышал его кусочек истории. Значит, и Мия слышит меня. Наверное, ждет, что я отвечу.

– Ты ничего из этого не вспомнишь, и так будет намного лучше.

Я попрощался, понимая, как же сильно рад, что всё наконец-то закончилось.

Позади Леи возникли небесные посланники, я молча кивнул им и, не оборачиваясь, вышел на крыльцо «Учелло Челесте». Маркус и Мия синхронно уставились на меня, и в порыве самых искренних чувств я обнял их, сгребая в охапку. Я не знаю, сколько мы простояли так, бесконечно счастливые подростки, которым помогли исправить их ошибки. Я разжал хватку, когда мимо нас прошествовала Лея, очень задумчивая. Не глядя в нашу сторону, она двинулась по направлению к площади. Ангелы, к материализации которых я уже успел привыкнуть, проводили девушку взглядом.

– От имени всех гербов оборотней я благодарю вас, – сказал я.

– Не за что, гербоборотень.

Ставлю что угодно: один из посланников мне подмигнул, прежде чем исчезнуть.

Чем дольше я думал об ангелах, которые явились нам на помощь, тем быстрее их образы исчезали из моей головы. И вот я забыл, какого цвета у них волосы и какое тепло они несут с собой... Остались только воздушные иллюзии, и я подозреваю, что во многом сам дорисовал их.

Не в силах пошевелиться, погребенные под ворохом странных чувств, мы смотрели на пламенеющий закат, куда устремлялись облачка пара от нашего дыхания.

Силуэт бегущего человека невероятно быстро приближался к нам. Спустя пару минут я услышу от мэра Данте: «Что я пропустил?» – и снова прокручу в голове все события, облекая их в форму слов.

 

Глава 10. На круги своя

Я провел весь вечер в раздумьях; раздумья заполнили собой также и часть ночи. Что для меня значила Мия? Какую роль она должна играть в моей жизни? В потаенное подсознание закралось ужасающее заключение: «А что, если бы сегодняшняя битва отняла ее у меня?» Ответ напросился сам собой. Жизнь слишком непредсказуема – даже для таких существ, как мы.

На часах было 3:23, город замер и подернулся паутиной сна. Я был уверен, что сейчас в целом Сакрэ-Фонте существовал только один человек, который, как и я, не мог уснуть. Строго говоря, ее нельзя назвать человеком, ох уж эти вечные оговорки...

Я превратился в лиса и перемахнул в длинном прыжке ограду, отделяющую дом Моретти от остального мира. Ее окно единственное во всем особняке сияло непотушенным светом, полным невысказанных мыслей и чувств.

– Псс, Мия, ты меня слышишь?

Я почувствовал толчок в бок, замахал руками, но всё равно потерял равновесие. Мне повезло, и я упал прямо в центр клумбы, так что разрыхленная земля слегка смягчила удар. Что-то тяжелое сдавило мне грудь и со всего размаху вжало в бедные цветы.

– А говорил: «я никогда тебя не напугаю», – волчица милосердно отпустила меня и присела рядом, не меняя звериного облика.

Я выдохнул и стряхнул со свитера комья земли:

– Вообще-то я тут собрался сказать кое-что важное.

– Ах, значит, важное? Тогда нужно соблюсти протокол. Жди здесь, – Моретти, сменив оболочку на человеческую, прошествовала к черному ходу и почти сразу выглянула с балкона второго этажа. Ее тонкие руки обвили поручни балкона: этот жест был лишен позерства, в нем почему-то присутствовала только непринужденная элегантность.

– Вот как раз для таких случаев и придумали эту
мизансцену. Если ты пришел с хорошими новостями, мое месторасположение не позволит проявить излишне экспрессивных чувств и сдержит всякие там порывы души. Ну, а если мне вдруг не понравится то, что ты там наговоришь, я всегда смогу швырнуть в тебя чем-нибудь. Очень удобная позиция, как ни крути.

– Ты пойдешь со мной на свидание?

– Не, слушай, это не для меня, – зевая, отозвалась девушка.

– А значит, хочешь соблюсти этот дурацкий обряд: «Дважды отказ, «да» лишь на третий раз»? Еще раз, милая Мия, удостой меня чести стать рыцарем твоего сердца.

– Нет.

Свет из комнаты окаймлял силуэт Моретти золотым
ореолом, как у звезды на небе.

– Мия, ты будешь моей леди?

– Да, Батиста, если только мне не придется снова раскапывать чью-то могилу.

– А вот этого, моя дорогая, я тебе обещать никак не могу.

Продолжение следует