Константин КОНЬКОВ
Владислав ПОПОВ
«САША, БРАТ…»
Немало воспоминаний оставили нам о Сергее Есенине его сестры – Екатерина и Александра, но в семейной хронике Есениных один немаловажный факт всегда оставался в тени – судьба Александра Ивановича Разгуляева, сводного брата Сергея Есенина. О нем упоминает сын поэта Константин Сергеевич в воспоминаниях «Об отце», помещенных в книге «Есенин и русская поэзия».
«У Татьяны Федоровны был еще один сын – Александр Иванович Разгуляев. Он родился в то время, когда Александра Никитича много лет не было в Константинове. Александр Иванович прожил 55 лет. Ему не удалось получить образования, и всю жизнь он провел за немудреной работой. Но это был очень крепкий, жилистый, по-своему умный, с народной хитрецой человек. Его я видел довольно часто. Порой любовался силой, размахом плеч, самобытностью своего дядюшки. И всегда ловил себя на мысли, что вот человек имеет только часть «компонентов», создавших Сергея Александровича. А искры Божией… у него не было».
Вот, пожалуй, единственный абзац о сводном брате Сергея Есенина, который стал достоянием недоумевающего читателя. Впрочем, почти объяснимо, что отношения между родителями поэта – Татьяной Федоровной и Александром Никитичем,– которые оставляли желать лучшего, скрывались в недомолвках и недосказанности.
По словам Татьяны Федоровны, ее муж, отец Сергея, «…совсем не годился для крестьянского дела. Лошадь как следует запрячь не мог. Все больше я по хозяйству делала. Любил помечтать, посидеть. В город он уехал именно потому, что не ладилось у него крестьянское дело».
Неумение крестьянствовать – причина для размолвки основательная, но не главная. У нас в руках биография А.И. Разгуляева, в которой многие факты написаны со слов матери и Екатерины Петровны Разгуляевой, его воспитательницы.
А речь пойдет вот о чем.
У молодых Есениных жизнь сразу же не сложилась, не оправдалась поговорка: стерпится – слюбится… Неурядицы наслаивались одна на другую. Первенец Сергей не принес в семью ожидаемого мира. Мужу пришлось уехать на заработки в Москву, а жена отправилась в Рязань, благо Сергей нашел приют у деда Федора Андреевича Титова.
Из биографии А.И. Разгуляева: «В Рязани мать встретилась с человеком, от которого впервые в жизни познала ласку, внимание и заботу. Но не долга была их дружба, часто приезжал законный муж Татьяны Федоровны… Мать долгое время продолжала жить в Рязани. Вскоре родился второй сын Александр. Двоих сыновей воспитывать было тяжело, и мать вынуждена была обратиться в суд с требованием развода или паспорта».
На суд Татьяна Федоровна пришла с двумя сыновьями – Сергеем и Александром, но земский судья отклонил иск о разводе и потребовал ее возвращения в семью. Развестись в то время простолюдинке было делом немыслимым. Брак, освященный церковью, был нерушим. «Домострой» встал на защиту обиженного мужа, а народная молва была страшной и беспощадной.
Саша родился 22 октября 1902 года, а через два с половиной месяца бедная мать вынуждена была отдать малютку в приют.
Возвращение для «заблудшей жены» уподобилось аду кромешному – вечная брань, попреки, побои… Не вытерпев, снова бежала в Рязань, чтобы быть рядом с маленьким Сашей. Устроилась кормилицей в приют, приняв на грудь еще и чужого ребенка.
Здесь случай свел ее с Екатериной Петровной Разгуляевой, двадцатитрехлетней убогой женщиной, доброй и ласковой, которая согласилась воспитывать ребенка, несчастливого горемыку. Без слез невозможно читать о том, как обезумевшая мать бежала за поездом, увозившим ее дитя. Так Саша очутился в рязанской деревушке Петровичи в окрестностях станции Вышгород.
* * *
Осторожный стук в окно.
– Кто это? – просыпалась Екатерина Петровна.
– Сашина мама. Откройте.
Вошедшая бросалась к колыбели, вынимала сонного ребенка, и до утра продолжались поцелуи и ласки. Слезы мешались с радостными улыбками. На рассвете Татьяна Федоровна уходила, оставив сладости и теплые вещи.
Со слов Александра Ивановича нам известно, что «такие ночные свидания продолжались лет восемь». В школе он учился плохо, а вот плел лапти и валял валенки отменно, ловко орудовал граблями и вилами. Приспособился сопровождать Екатерину Петровну, которая была большая мастерица читать псалтырь. В этом случае хорошо кормили и перепадали какие-то деньги.
Саше было 9 лет, когда 10 ноября они получили письмо из Константинова и три рубля на дорогу. Татьяна Федоровна писала: «Дорогая подруга Екатерина Петровна, очень прошу приехать ко мне с моим сыночком Сашенькой на несколько дней. Я очень соскучилась по нему, но к вам приехать не могу, нет никакой возможности. Дочь Катя маленькая, а Шуру кормлю грудью. Сережа находится в Москве у отца. Жду с нетерпением. Целую Вас. Одень Сашеньку потеплее, чтобы не простудился. Я за него беспокоюсь».
Эту поездку Саша запомнил до мельчайших подробностей. В Константинове они пробыли трое суток. Чернявенькая Катя достала ему все свои игрушки. Ели очень вкусные блины, пили чай с вареньем, играли с Катей в карты. Маленькую Шуру воспитательница не спускала с рук.
– Саша, это твои сестренки, люби их,– говорила она.
Татьяна Федоровна собирала обувку и одежонку другим разгуляевским детям и то и дело плакала:
– Сашу я люблю больше всех и жалею. А мужа своего ненавижу. Он сейчас в Москве живет, а я – здесь, дочек ращу. Ах, как без него хорошо, на душе легко. Насильно за него замуж шла. Родители приневолили. Слезы ручьем лились и сейчас не просохли. Так и живу без конца в слезах и горе. А теперь еще больше на него злюсь из-за своего сына, с которым приходится в разлуке жить. Развязал бы мне руки, дал бы развод…
Когда делалось темно и в избе зажигали свечи, под окнами раздавались шаги любопытных и громкий шепот. Татьяна Федоровна занавешивала окна, привертывала и без того скудный огонек.
Саша с матерью расстался с великой неохотой. Он уже мог разобраться что к чему, какая невзгода выпала на его долю, как он бессилен перед судьбой. И в то же время радовался, что у него объявился брат и сестренки. Чтобы не расплакаться, всю обратную дорогу он смотрел на рубль, который дала ему мать.
* * *
Беда нагрянула нежданно. Пожар, случившийся в апреле 1915 года, оставил от дома Разгуляевых одни головешки, не дал Саше закончить 4-й класс. Ему пришлось решать другие неотложные дела.
– Убирайте его куда хотите,– заявила хозяйская сноха,– самим есть нечего.
Заступа и слезы Екатерины Петровны не помогли. Мальчишку отвезли в Москву. Пришлось наниматься на работу. И в чайной, и в трактире на Зацепе показал себя Саша только с хорошей стороны. Потом смышленый и трудолюбивый юноша стал рабочим зеркальной фабрики.
Сколько горюшка хватила и слез пролила бедная Татьяна Федоровна, разыскивая дорогого сыночка, сколько бессонных ночей проплакала в подушку. Чуть с ума не сошла, узнав, что Саша однажды наведывался к Екатерине Петровне на несколько дней. Вырос, красавцем стал, одет по-городскому – в новый костюм, ботинки и фетровую шляпу. Всем подарки привез. А вот домой зайти не решился. Знал, что за каждым шагом матери следят соглядатаи мужа, а дочки связали мать по рукам и ногам. Вот так и жили мать и сын, надеясь на встречу.
Но грянула революция. Власть захватили большевики. Началась гражданская война: холод, голод и великая разруха. Жизнь пошла наперекосяк. Саша чувствовал себя соломинкой, попавшей в грозный водоворот. Его «одиссея» началась в Симбирске, где за горбушку хлеба и пару вобл готов был работать от зари до зари. В селе Утятки за два месяца непосильного труда стал обладателем полушубка и валенок, без которых зимой невозможно существовать, и в Сибири он очутился, поверив, что здесь в каждом доме полны сусеки хлеба. Один земляк поведал ему, что Разгуляевы перебрались в Алтайский край в город Рубцовск. Чудом добрался туда на тендере паровоза. Но не все Разгуляевы были рады нежданному гостю. Вскоре при удобном случае вслед «дармоеду» выбросили полушубок и шапку.
Очнулся парень в больницу – тиф. Повезло – жив остался. Чуток оклемался, опять от недоедания оказался на больничной койке. Однажды потерял сознание, и его вместо мертвого вынесли из палаты. А потом в полубеспамятстве заметил, что бормотать молитвы начал, причем во всех были слова: «дорогая мама, милая мама, ненаглядная мамуленька»…
Но не суждено было сгинуть Александру, в каких только краях не побывал, за какую работу не брался, огонь и воду прошел, порой в такие передряги попадал, что небо казалось с овчинку. Вот уже на свете два десятка лет живет, а у него – ни семьи, ни кола ни двора. Одиннадцать лет родную мать не видел, наверное, и облик ее позабыл. И в начале мая 1924 года неодолимая сила повлекла его в Константиново.
А бедная мать места себе не находила. В церкви поминала его только во здравие, видела вещие сны, наяву слышала его голос, карты и бабушки-провидицы говорили одно: жив твой сынок, жди. И мать ждала, с каждым годом теряя надежду.
* * *
О приезде домой Александр пишет так:
«Выхожу на станции Дивово… до Константинова 12 км. Подхожу к дому Есениных, а в глазах темно, войти не решаюсь. Поставил свой чемодан, сел на него и привел себя в порядок. Выглядел я хорошо: на мне были новые сандалии, черная сатиновая рубашка, подпоясанная широким ремнем, трикотажные штаны и серая кепка. Вот он, дом родной, а у меня ноги словно к земле приросли. Робость великая напала. Слезы сами из глаз текут.
Вдруг из дома выходит женщина, из себя видная такая. Меня словно током ударило – мать, мама, мамуленька… А она мимо шагнула, поклонилась и к реке направилась. Мне бы окликнуть ее – смелости не хватило, в горле ком горячий катается. Немного погодя мать вернулась с белобрысенькой девчушкой лет двенадцати. «Это же Шура, твоя сестренка,– подсказало мне сердце, но робости преодолеть я не смог, и они вошли в калитку.
Тут ветер поднялся, дождь стал накрапывать, и я попросился в соседнюю избу на ночлег. Бабушка Наталья, хозяйка дома, оказалась на редкость приветливой и разговорчивой. Она была крестной Татьяны Федоровны. Через час я был в курсе всех соседских дел. Нестерпимо заболело сердце, когда я узнал, что все эти годы мать ждет – не дождется пропавшего сына».
Ночевал Саша на крытом крылечке. Утром сквозь плетень было удобно наблюдать, как мать возилась в саду, кормила кур. Подошел муж, стал что-то доказывать, но разговора не получилось, и он куда-то исчез. А за самоваром, во время завтрака, гость открылся старушке, кто он на самом деле. Только ойкнула хозяйка, сказала, ставя чашку на блюдечко:
– Слава тебе Господи! Дождалась Татьяна сынка. Радость-то какая! То-то я гляжу, ты обличьем с ней схож.
– Бабушка Наталья, только ты не говори ей пока об этом.
– Не скажу, мой милый… Сделаем, как лучше.
В это время мимо окон прогремела телега и остановилась около есенинского дома.
– Ой, никак Сережка приехал,– кинулась к окну старушка.– Он не даст родного брата в обиду. Недаром книжки пишет.
– Здравствуй, бабушка Наталья! – раздался радостный энергичный голос. – Рад тебя видеть живой и здоровой…
Саша встал в простенок и наблюдал, как Есенины суетятся около телеги, обнимают Сергея, несут в дом его вещи. А он, веселый, радостный, золотоволосый, что-то подает Шуре и смеется.
* * *
Улеглась суматоха у Есениных. А немного погодя вбегает к крестной Татьяна Федоровна – понадобилось сито. Саша едва успел шмыгнуть в темный угол.
– Как с мужем-то? – хитровато спросила бабушка.
– Живем как кошка с собакой,– просто ответила соседка.– Только я его в упор не замечаю, хоть и надоело его рычание. Коров подою, смотрит, как бы молоко кому не отдала, хлеб испеку – сколько муки истратила. За всем следит, все примечает. Из-за него, скареда, и Сашенька, мой сыночек, сгинул… Не увижу его больше…
Из этого разговора мы узнаем о мелочной скупости Александра Никитича. Такой ежедневный контроль не выдержит ни одна уважающая себя женщина. На кухне, у печки она – полная хозяйка.
Разговор женщин внезапно прервал бесцеремонный мужик с кнутом, как потом оказалось – родственник, дядя Саша.
– Сестра,– закричал,– где гостей прячешь?
– Сергей только что приехал. Купаться побежал.
– А за рекой разговор идет: к татьяне Монашке два сына приехали. Спрашивают меня, а я ничего не знаю. На лошадь – и сюда.
Тут Саша понял, что скрываться больше нет надобности. Он шагнул на середину избы и начался новый переполох – слезы, объятия, поцелуи… Мать выронила сито…
– Сынок! Саша…
Дядя не знал, куда деть кнут:
– Племяш!..
Незаметно перекочевали во двор.
– Где Сергей?
– Да вот он, с дедом Федором от реки идет.
И вот братья стоят друг против друга, лицом к лицу, глаза в глаза – возбуждены до предела.
– Саша, брат…
– Сергей…
Шагнули друг к другу и так крепко обнялись, что рукам стало больно. Сбегался народ, слышались голоса:
– У тети Тани сыновья встретились… впервые. Красавцы-то какие. Вот праздник-то.
– А теперь в избу… за стол,– пригласил всех Сергей со счастливым лицом. – Наши судьбы пересеклись навсегда.
Сергей чувствовал себя хозяином положения. Он достал деньги и подал их дяде Саше:
– Возьми больше водки. Надо как следует обмыть встречу.
Счастливая мать сидела среди сыновей, она часто крестилась и улыбалась сквозь радостные слезы. Дед Федор заверил ее, что никакого скандала они не допустят. Гуляли до самого утра. Столько было переговорено за это время!..
…Через несколько дней братья мирно беседовали в ресторане Казанского вокзала. Верный своей кляузной натуре, Александр Никитич все же устроил дома скандал, который Сергею с трудом удалось погасить.
– Теперь все в порядке,– успокаивал он.– С устройством на работу я тебе помогу, рублей 600 буду давать каждый месяц.
– Нет, Сергей,– остановил его Саша,– на твоем иждивении мать, сестры, трое детей… А я сам в состоянии себя обеспечить. У меня есть рекомендательное письмо. Могу работать стрелочником на железной дороге.
– Как хочешь,– не стал возражать старший брат.– Теперь запиши мой адрес и телефон. Звони, приезжай – приглашения не жди. От тебя, Саша, никогда не откажусь.
«Дорога была эта первая встреча, а теперь мы родные. Мы поцеловались и разошлись»,– этой фразой заканчивает Александр Иванович Разгуляев свое повествование.
* * *
Прожил Александр Иванович 59 лет (1902 – 1962 гг.). В 1931 году умер Александр Никитич, главный мучитель и преследователь неродного сына. После войны исчезло из обихода слово «есенинщина», все чаще стали выходить есенинские книги, изменилось отношение к поэту, появился колоссальный интерес к его творческому наследию и биографическим подробностям. В свете этого незаслуженным забвением покрыто имя его сводного брата.
Сохранилась любопытная фотография – Александр Иванович Разгуляев рядом с матерью Татьяной Федоровной Есениной (впервые снимок опубликован в журнале «Чудеса и приключения» № 1 – 1991 г.).
Внешность Татьяны Федоровны Есениной – сурова, даже аскетична, особенно выявились эти черты после гибели старшего сына Сергея, а вот рядом с Александром она запечатлена счастливой и жизнерадостной. Несказанное (любимое слово Сергея) счастье переполнило все материнское существо и светится нежной улыбкой. Сын Саша такой же счастливый и гордый стоит рядом с многострадальной матерью.
