"Наивная, влюбленная, смешная..."

Письмо в «Странник» 

«Пишут вам из Самарской области члены Союза писателей России поэты Диана Кан и Евгений Семичев. Про издаваемый вами журнал слышали в писательских кругах давно. Много раз читали анонсы его публикаций в еженедельнике «Литературная Россия». А вот купить журнал в киосках «Роспечати» как-то не получалось, пока однажды вдруг не увидели его на почте среди немногочисленного тамошнего ассортимента периодики. Таким образом и достали несколько номеров. Журнал понравился – серьезный, но без скуки, увлекательный и аналитический одновременно. С интересом прочитали поэтические подборки и интервью с юным талантливым пианистом Дмитрием Демяшкиным. Даже, как ни странно, сюжетная проза «Странника» оказалась интересной. Странно – потому что засилье детективного чтива бульварной направленности последнего времени способно напрочь отбить аппетит у взыскательного читателя потреблять какие бы то ни было сюжетные прозаические произведения. Ан нет! Оказывается, старая истина – «важно не ЧТО написано, а КАК написано» – не так уж стара и сохраняет свою актуальность поныне, что и продемонстрировала опубликованная вашим журналом сюжетная проза. Но поистине один из наиболее знаковых и запоминающихся материалов – это материал об исторически сложившемся имперском менталитете мордовского народа. Материал, который помимо вдумчивого анализа дает богатейший редчайший фактический материал. Как нужны сегодня – в условиях шаткой стабильности многонационального нашего государства – такие вот умные объективные, исторически выверенные исследования! Читая их, невольно проникаешься убеждением, что ничего случайного в том, что Россия богата своей многонациональной составляющей, нет. Что каждый из коренных ее народов – как драгоценный камень (а то и – целая россыпь!) на ее имперской порфире, переливающейся многоцветьем радуги. И ни один из этих драгоценных камней невозможно изъять, чтобы не пострадала, не обеднела в целом российская государственность и культура. В свое время несколько лет назад нам довелось переводить с эрзянского языка очень музыкальные стихи поэта Дмитрия Таганова, ставшего впоследствии в Оренбурге членом Союза писателей России, а ныне после окончания мединститута работающего врачом в Бугуруслане, человека, влюбленного в свой народ и в его культуру, что очень чувствовалось и по его стихам. Ибо ЭТО не может не чувствоваться, ЭТО не пропадает между строчек, и именно ЭТО – неповторимый образ национального мышления, ярко и образно выраженный национальный корневой колорит – так подкупает и так неотразимо действует в любом творчестве.

В общем, как читатели, мы выражаем вам свою благодарность за творческий и одновременно объективный подход к изданию и формированию журнала, а как писатели хотели бы тоже посильно – своими стихами – поучаствовать в таком хорошем деле, поэтому решили предложить вашему вниманию подборки стихов. Это преимущественно стихи новые, еще не публиковавшиеся в центральной литературной периодике. Будем рады, если какие-то из них редакция «Странника» сочтет возможным опубликовать на его страницах...»


Диана Кан

«Наивная, влюбленная, смешная...»

 

* * *

Ракитов куст. Калинов мост.

Смородина-река.

Здесь так легко рукой до звезд

достать сквозь облака.

 

И – тишина... И лишь один

здесь свищет средь ветвей

разгульный одихмантьев сын

разбойник-соловей.

 

Почто, не зная почему,

ступив на зыбкий мост,

вдруг ощетинился во тьму

мой верный черный пес?

 

И ворон гаркнул в пустоту:

«Врага не проворонь!»,

когда споткнулся на мосту

мой богатырский конь.

 

Здесь мой рубеж последний врос

на долгие века.

...Ракитов куст. Калинов мост.

Смородина-река.

Кино

Пригласите в кино. Я приду

целоваться в последнем ряду

под шипенье седой билетерши.

На экране – большая любовь.

Звон бокалов, дуэльная кровь...

Только в жизни все выглядит проще!

 

Будет вечер. Пойдем в ресторан.

Будет наш скоротечный роман

словно приступ внезапной чахотки.

На прощание брошу: «Звони!»

Но подумаю: «Бог сохрани!

Что-то я захмелела от водки!»

 

Пригласите в кино. Я приду

лузгать семечки в первом ряду

и молчать равнодушно и хмуро.

И, косынку рванув на груди,

на прощание брошу: «Не жди!

И чего я нашла в тебе, дура!»

 

На экране – большая любовь.

Звон бокалов, дуэльная кровь.

Только нет мне до этого дела.

Приглашайте в кино. Я скажу:

«Извините, в кино не хожу.

Мне такое кино надоело!»

 

* * *

Старуха, сносившая тело дотла,

из зеркала глянула строго...

И я отшатнулась: «Все врут зеркала!

Стекляшки, противные Богу!»

 

Стереть отраженье дрожащей рукой.

Разбить. Разметать. Занавесить.

Почто же гляжу с потаенной тоской

в него, почитай уж, лет десять?

Украдкой глотая скупую слезу,

предвижу свое пораженье...

За что ж на меня ядовитый свой зуб

имеет мое отраженье?

Во мне еще май лучезарный сквозит,

и песнь соловьиная льется...

Но злая старуха мне пальцем грозит

и молча беззубо смеется.

 

* * *

Били воблой по столу.

По стаканам пиво лили.

Все рвались спасать страну.

Президентов материли.

Из закуски – хрен да шиш.

На столе – окурков блюдце.

Вот уж зашумел камыш.

Вот уже деревья гнутся.

Потерпи, Россия-мать!

Много ли еще осталось?

Пива литров двадцать пять

на троих – такая малость!

Не качай камыш, река!

Дерева, замрите строем!

Вот сейчас рванем пивка

и – Россию обустроим.

 

* * *

Ты всегда, как будто снег на голову...

Да кому в июле нужен снег?

Тихо бродишь ты один по городу,

все еще не веря в мой побег.

Пусть друзья из вздрогнувшего прошлого

рюмку водки поднесут тебе.

Выпей молча за меня, хорошую.

Ведь была же я в твоей судьбе!

Выпей за меня, за непутевую,

с кипою стихов наперевес,

что смеялась, запрокинув голову,

смехом, долетавшим до небес.

Выпей за далекую, туманную,

полуотстраненную уже.

Да за жизнь свою за окаянную

на тридцатилетнем рубеже.

 

* * *

Мы – пасынки своей земли родной

под блеклой остывающей луной.

Немые тени на глухой стене

и – солнце, отбродившее в вине.

Отпело в скифских золотых веках

и запеклось на сомкнутых губах

угрюмое славянское вино,

от коего в глазах темным-темно.

Бредем ли пеше, скачем на коне

иль стынем в ледяном крещенском сне,

полынного похмелья тяжкий вздох

тревожит тишину былых эпох.

Высокая повинность – не вина!

Но нам и впредь оплачивать сполна

прозренье мира и его покой

своей вселенской скифскою тоской.

 

* * *

Наивная, влюбленная, смешная,

я выходила замуж – навсегда!

И – плакали последние трамваи,

и – в полночь уходили поезда.

А я стояла на сыром перроне,

продутая ветрами всех сторон.

«Красивая!» – картавили вороны,

но я уже не слышала ворон.

Билет на скорый, слишком скорый поезд

не жег мою холодную ладонь.

Несбывшейся любви скупую повесть

своей рукой швырнула я в огонь.

 

Наивная, счастливая, смешная,

замерзшая – смотрела жадно вдаль...

Туда, где стерегла меня иная

уже неизлечимая печаль.

 

Гулящий ветер

Мне все равно, мне все равно,

мне до рассвета слышно,

как бродит в погребе вино

из прошлогодней вишни.

 

А милый бродит по Москве,

он не сидит со мною.

Гулящий ветер в голове

у милого весною.

 

Гулящий ветер мне в окно

порывисто стучится.

Душа, как в погребе вино,

вздыхает и томится.

 

Перетомясь, перебродив

хмельной и мутной спесью,

душа придумает мотив,

душа затянет песню.

 

Среди рассветной синевы

ее подхватит петел...

У милого из головы

уйдет гулящий ветер.

Заглянет солнышко в окно.

Душа огнем займется.

Созреет в погребе вино,

и милый возвернется.

И вспомнит, голову клоня

над рюмочкой нелишней,

как крепко целовал меня

под прошлогодней вишней.

 

* * *

Бесновато хохотнула юность.

Виновато прослезилась старость.

Я на ровном месте поскользнулась.

Кто-то тявкнул в спину: «Долеталась!»

 

Пошатнулась, но не повалилась

от злословья шалого шакала.

И земле родимой поклонилась,

что меня, дуреху, приласкала.

 

Испокон шакал на падаль падок.

Поднимает вой по падшей плоти.

Но сквозная боль между лопаток

говорит, что я еще в полете.

 

Отболела юношеской спесью.

Не виню сочувственную старость.

Трудная привычка к равновесью –

всё – то, до чего я долеталась.