* * *
и пока я считаю морщины, копейки, рюмки –
у тебя там другая, ты дышишь ей прямо в шею,
ты везёшь ее к морю, лыбишься, будто юнга...
ну а я тут, в постели – белею, белею, белею.
я ворочаюсь псиной, а может быть даже кошкой,
лоскуты одеяла мокнут и тянут в омут.
у тебя там другая, ты мажешь ей кремом ножки,
ну а я тут хмелею:
бармен, плесните рому.
наливается мёдом ваше совместное лето,
наливается жаром ваше совместное тело...
ну а я на балконе белёсым лучом согрета,
и тоска своим ядом уже до костей разъела.
кукурузные зёрна солёные, точно море,
к приготовленной рыбе просится кружка пива.
у тебя там другая, в мелком песочном соре,
и худые мальчишки глядят на неё с обрыва.
ты вернёшься и скажешь: достали командировки.
загорелым тюленем развалишься на диване.
спит на юге другая, купальник висит на верёвке...
ну а я тут,
с бокалом,
улягусь в обычной ванне.
* * *
ты говоришь: пойдём домой, напою тебя молоком
там мы устроим маленький рай с пледом и сентябрём
будем вместе варить супы, будем стирать бельё
ты говоришь: ну дай же мне руку,
пойдём уже, ё-моё.
хватит сидеть и реветь над ней, гладить её и звать
пойдём домой, уставимся в телек, ляжем в мою кровать
ну кто она? и что тебе даст? не липни к её губам
хочешь, я на праздничный ужин
заначку свою отдам
хочешь, поедем куда-нибудь, станешь как шоколад
только вставай, не сиди на асфальте, ноги уже болят
у нас впереди целая жизнь – брось её, и пойдём
дома нальём поминальную стопку,
чем-нибудь зажуём
а я отвечаю: иди один, готовь запеканку и плов
я не оставлю её одну
я влюблена в любовь
* * *
все мои бывшие переженились, и я делаю вид, что рада
мол, вот она – ваша тихая гавань, отдушина, приз, награда
я была их последним кошмаром, это правильно, что мы не вместе
хорошо, что они целовали других,
когда в загсе играл оркестр
я курю на балконе и представляю, как жёны варят им супчик
как они замирают в классической позе (что может быть круче?)
засыпают в обнимку, покупают продукты, ездят в свои деревни
как печатают фотки,
вставляют в рамки,
вешают их на стену
я листаю дурацкую ленту в контакте и вижу знакомые лица
вспоминаю, как мы целовались взасос, мечтая скорей пожениться
как я надевала их большие футболки прямо на голое тело
как помада размазывалась по щекам,
и как лица у них краснели
как мы врали друг другу под одеялом, что никогда не разлюбим
как уже на пороге мы начинали... по-животному, нагло, грубо
а потом были фильмы, горячая пицца, вино из советских бокалов
я смотрела на бывших, как на богов,
но потом я к ним остывала
и трепала им нервы, ворчала, как бабка, я убегала из дома
мы ругались так громко, что наши соседи слышали всё, по-любому
это было очень плохое кино с предсказуемым грустным финалом
но теперь все они говорят о любви
своим жёнам
под одеялом
* * *
оголившийся город ждёт снега, как манны небесной.
где встречать новый год – да, в общем-то, неинтересно.
самые близкие стали практически чужаками,
мы не видимся,
не созваниваемся месяцами.
суета перед праздником – лишь эхо разбитого детства.
доставай с антресолей перламутровое наследство:
вот шары и гирлянды, пахнут привычно – пылью,
вот припудренный белым шпиль –
мы все его так любили.
доставай разноцветные бусы, пластмассовую снегурку,
покупай мандарины, нюхай душистую шкурку,
где-то там, среди запахов цитрусовых и печенья
затаились, как партизаны –
ожидание и предвкушение.
серпантин, мишура, хлопушки, снежинки, свечи –
не спасают, не радуют и ничего не лечат.
и опять «С лёгким паром», и опять никакого толка,
разбуди меня, мама,
положи свой подарок под ёлку,
испеки нам пирог, лимонный, черничный, вишнёвый,
твой ребёнок не вырос – он беспомощен и избалован.
а из туч никакого снега, будто бы в знак протеста.
я сижу над коробкой с игрушками
и копаюсь в ушедшем детстве.
* * *
иногда говорю с чудаком по имени бог,
выясняя, какого лешего он меня сюда приволок?
из глухого подполья в эту сырую тьму.
ну и зачем я, куда мне? никак ничего не пойму.
я ползу, как уставший мул.
я – пузатая мелочь, мутный осадок с дна,
никудышная дочка, неправильная жена,
в голове слишком тесно, в кармане – всего пятак.
ну и на кой я такая, слышишь меня, чудак?
я – клубок из цветастых врак.
я – бесформенный мякиш, стареющее мяско,
никогда не любившая, вечно влюблённая скво,
незажившая язва, чьи-то дурные сны,
я – мешок со стихами, но кому они все нужны?
я – впустую прожитые дни.
надоевшая сплетня, простуда, бездомный пёс...
недоделанный аист, на кой ты меня принёс?
у меня, как обычно, всё катится под откос,
осень лезет за шиворот, синим горит киоск,
и упорно молчит big boss.
* * *
август пахнет землёй, умирающим садом,
сквозняками и крепким кофе;
он кричит, что тепло опять улизнуло,
и это равно катастрофе.
вот идёт мальчишка за руку с мамой,
непоседлив, розовощёк,
а у тебя клешнями сжимает сердце –
никуда не успел, ничего не смог.
это время послушать любимые треки:
старый рок и тоскующий блюз,
посмотреть, как становится мокрым гербарием
беззащитный соседский куст,
озвереть от бессонницы, вспомнить реку,
как в карманах гремел песок...
эй, постой, я ещё не наелся,
не налюбился впрок!
вот за плечи тебя обнимает хандра,
по-кладбищенски холодна,
и в коротеньком плащике мёрзнет женщина,
и куда-то идёт одна,
и вода барабанит азбукой Морзе
по жестяным карнизам.
от зелёного яблока лета
остаётся один огрызок...
