Афанасия Уфимцева. Небеса и воды. Полина Мурашова. Сказка.

Дорогие читатели! Конкурс «на лучший мелодраматический рассказ о семейной жизни», объявленный журналом «Странник» в 2013 году, уже принес свои плоды. Мы получили не один десяток работ из разных уголков России и сегодня представляем вашему вниманию два конкурсных рассказа-финалиста. В дальнейшем мы продолжим публиковать лучшие работы на страницах журнала, а в конце года редакция объявит победителя. Будем рады, если в сложном выборе нам помогут наши читатели. Присылайте отзывы о понравившихся произведениях либо на сайт «Странника», либо по почте в редакцию. Итак, начнем!

 

Афанасия Уфимцева

 

Небеса и воды

 

Вот говорят, что браки совершаются на небесах. Может быть и так, но, собственно, кто его знает. Хотя, если честно, я в это верю. И еще в то, что иногда они могут совершаться на водах. Во всяком случае, так у меня было. Но вперед забегать не буду. Расскажу всё по порядку.

Ну, познакомились мы, как все. На танцах. Это я только потом узнала, что танцплощадка была устроена на месте разрушенного монастыря. Так что можно сказать, что мы познакомились в монастыре. Это я шучу, конечно.

Тараска мне приглянулся сразу. Стоял себе в сторонке и ни с кем не танцевал. Вроде как приглядывался. Я, конечно, отплясывала будь здоров. И всё же глаз на него иногда косила, потому что он мне с первого взгляда ужас до чего понравился. А когда танцы закончились, он предложил проводить меня до дому. Вот так шли и молчали. Но молчать было хорошо и почему-то весело. На подходе к дому за руки взялись, но оба молчали по-прежнему, как будто воды в рот набрали. Потом я смелости набралась и спросила, как его зовут. Он тогда и сказал, что зовут его Тарасом и что приехал он в наш город по распределению – будет работать инженером на авиационном заводе. И еще сказал, что давно за мной наблюдает. Он даже откуда-то знал, что меня Аней зовут. И что я в детском садике работаю.

А потом всё закрутилось-завертелось, и уже недели через две он пришел к нам в дом просить моей руки. Родители мои сразу же согласились. Тараска им пришелся по сердцу – голубоглазый, белокурый. И еще мускулистый к тому же – он тогда спортом занимался. Короче говоря, симпатичный очень, но не какой-нибудь там жеманный красавчик.

Мне сестра в тот день так и сказала, без обиняков – мол, как ты смогла такого парня отхватить? Вот такая паршивка. Как будто я прокаженная какая или убогая. Хотя, если честно, я сама не пойму, за что меня Тараска полюбил. Кругом столько девчонок красивых, а я вроде как средненькая, без лоску. И жили мы небогато, так что и приданого за мной никакого не было. Поэтому сразу после свадьбы я к нему в общежитие переехала. Комнатка небольшая, прокуренная, но очень-очень счастливая. Я, конечно, там сразу порядок навела. И обои новые поклеила, и пол покрасила. А уж перед рождением Ванюши я и шторки пошила веселенькие, и полог с кружавчиками для детской кроватки смастерила. Тараска тогда всё охал и ахал от восторга.

А уж когда наша Манюня родилась, нам от завода отдельную квартиру дали. Двухкомнатную. Светлую, просторную – хоть в футбол играй. Тараска с Ванюшей поначалу так и делали – в гостиной в футбол играли, пока люстру не разбили. Но люстра ничего, дело наживное. Не повод для печали. Правда, после этого случая стали с мячиком на улицу выходить. Вот так мы и жили – не тужили. Не хуже других, но и не лучше. А дела до других нам, собственно, и не было. Когда детки малые, забот полон рот – сравнивать себя с другими недосуг.

Так и шла, катилась, как по маслу, наша жизнь счастливая, пока не грянул этот бесовской гром под названием кризис. Будь он трижды неладен. Авиационный завод закрыли, а за ним прикрыли детский сад – здание продали за долги. И откуда повылезали эти долги – одному Богу известно. Все работали исправно, никакие графики не нарушали – а потом раз и: извините, вы в долгах. Просто в голове не укладывается. Но это бы ничего, выжить можно – у нас и огородик свой за городом, и леса наши грибами и ягодами не обижены. Детские пособия платили исправно, случайные заработки попадались. Как говорится, горе – не беда. Но Тараска уж больно близко к сердцу все эти безобразия принимал. Посему и к бутылке потянулся. И без того денег кот наплакал, а тут еще стал он последнюю копейку пропивать. Я ходила как неживая, но крепилась ради Манюни с Ванечкой. И ради Тараски. Уж если и я руки опущу – что же тогда с нами будет? А давалось это, прямо скажем, нелегко. Мать с отцом зачастили – и бу-бу-бу, бу-бу-бу, бросай ты этого алкоголика. Да как же я его брошу-то? Ведь он не мусор и не игрушка какая-то. Собаку или кошку бросить грех, а человека-то? Так и терпела, мучилась.

За ту зиму поседела вся, хоть и тридцати мне тогда не было. Но с Божьей помощью до Пасхи дожили. По правде говоря, я Пасху люблю. И жду всегда очень. Она вроде как надежду людям дает – и не только на жизнь вечную, но и на то, что их теперешняя жизнь изменится к лучшему, возродится.

Я тогда деньжат немножко к празднику припасла – а посему были у нас на столе все положенные угощения. И пахло, как заведено, – куличами и чистотой. Яйца красили вместе с Манюней и Ванечкой. Сидят, пыхтят – Ванюша от удовольствия аж причмокивает, замысловатые узоры выводит. Смотрела я на них и думала: вот оно, мое счастье-то. И что мне до того, что день выдался пасмурный и заунывный. С крыши грустные капельки падали, будто кто-то невидимый сидит там и тихонько слезки роняет, а мне вдруг вспомнилось, как в наше первое совместное лето Тараска бегал за мной по огороду и из лейки поливал. Капельки были теплые, ласковые.

Вот так, по чьей-то непонятной прихоти в моей душе поселилась вдруг затаенная радость: будто совсем скоро преж-
няя жизнь – счастливая и безоблачная – возвратится. Да и Тараска, как мне казалось, этот мой тайный настрой уловил – держался, спиртного в рот несколько дней не брал.

Как у нас заведено, после заутренней поехали мы с куличами к моей тетке Лидии. Точнее, не поехали, а поплыли на лодке, потому что дом Лидии на другом берегу реки, а мост коварным половодьем лет пять как унесло. Снег в наших краях к Пасхе всегда сходит, а вот колючие льдинки по реке еще плывут, но они ничего – как Тараска говорит, для навигации неопасные. Короче говоря, высадились мы на теткином берегу целые и невредимые. И все такие красивые, праздничные. Ванюшка на радостях скачет по свежей лужайке, как молодой козлик, и игрушечной сабелькой размахивает. Даже Тараска по случаю давно забытую белую рубашку одел. Любо-дорого посмотреть.

И еще – бальзамом на душу льется чей-то дивный голос, незнакомый. Вроде как из-за реки:

 

Скажите, девушки, подружке вашей,

Что я не сплю ночей, о ней мечтаю,

Что всех красавиц она милей и краше.

Я сам хотел признаться ей,

Но слов я не нашел.

 

А потом потянуло вдруг откуда-то ароматом свежей сирени, хотя до ее первых цветочков было, почитай, еще месяца полтора. Чудеса, да и только.

Стали мы подниматься вверх по голому мыску, и я так замечталась о нашем светлом будущем, что не обратила внимания, как Тараска мой поотстал. А как очнулась – его и след простыл. Обернулась я, и от увиденного сердце мое сжалось и будто ухнуло куда-то в темную бездну. Короче говоря, увидела я, как мой благоверный уже к другому берегу на лодочке причаливает, где его довольные собутыльники дожидаются. Оглянулась по сторонам – ждать подмоги неоткуда. Подумала тогда: что же ты, Тараска, счастье мое намечтанное рушишь? Ну, погоди, мой милый, я научу тебя жить счастливо.

Долго размышлять на эту тему не стала. Внутри меня вдруг растревожилась дремавшая раньше решимость. Я про себя это знаю: терплю, терплю, а потом выдам такое – мама не горюй.

Только и успела сказать – Ванюша, держи Манюню, – и тут же метнулась к реке. Сапоги скинула, пальто рядышком бросила – и в чем была, плюхнулась в леденистую воду. Если честно, холода я не почувствовала. Был даже жар какой-то. Мне казалось, что пока я плыву, рассекая пучину мерными саженками, темная вода вокруг немножко шипит – словно от раскаленной головешки. А если уж совсем начистоту, то пом-
ню я всё это, как во сне. Как будто и не со мной всё это было, а вроде как я в сухости и полной безопасности наблюдаю за всем этим со стороны. Кому скажешь – не поверят, последней врушкой сочтут.

Правда, помню я очень-очень отчетливо, как Тараска мой впился в меня глазами, как он тоже решительно и бесповоротно сбросил потертое пальтецо на стылую землю и ринулся в воду, как нес меня на берег, хлюпая носом, как поцеловал меня нежно-нежно – уж здесь ошибки быть не могло, это я помню четко. И еще дурочкой любимой называл. Ласково так, совсем необидно. Хотя в другой ситуации я на дурочку бы обиделась, конечно.

С тех пор жизнь наша потекла совсем по-другому. Вернее, по давно забытому старому. Тараска капли в рот не берет. Видать, от холодной воды вылезла в организме, подобно лихорадке, спасительная аллергия на всякое спиртное. И еще – решил без промедления повенчаться со мною в нашей Рождественской церкви – чтобы всё было, как положено. Хотя раньше считал всё это дремучими предрассудками. Работа ему тоже сыскалась. Правда, в другом городе. Но это ничего, мой дом – это не четыре стены и не улица. Мой дом – это Тараска. И Ванюша с Манюней, конечно.

Где они, там и мне хорошо.

 

 

 

 

 

Полина Мурашова

 

Сказка

 

И как только мы могли: ты – техник, я – чистейший гуманитарий, – вот так крепко срастись душами? Вспоми-
нается фраза: «Ни разлей вода, ни разнеси динамит». А ведь смогли же.

И вот теперь я стою на нашей маленькой кухонке и готовлю твой любимый грибной суп, а у ног трётся полосатый Рамзес, ожидая, что на пол соскользнёт какой-нибудь лакомый кусочек. Это ты решил так назвать его, в то время когда я металась между «Барбарисом» и «Фрицем». Что ж, мужчина в доме – главный, что бы там ни твердили современные феминистки.

Помнишь, как ты признался мне в любви? Я очень долго ждала этого... и даже как-то решила, что, если ты вдруг так и не произнесёшь те заветные три слова, я всё равно буду с тобой, МЫ будем вместе... Я уже тогда решила, что хочу от тебя детей. И тогда же я уже знала, какими одарёнными они будут, с такими-то родителями! Всем было ясно, что мы любим друг друга, просто ты никак не решался этого озвучить. Вам смешно? Сейчас, оглядываясь назад, я тоже вспоминаю всё с улыбкой, но ТОГДА я по-настоящему боялась.

Это случилось 1 сентября. Я должна была ехать в чужой город, потому что школьные годы, помахав на прощанье рукой, отправились к другим детям, а мне предстояла серьёзная, почти взрослая жизнь. А тебя, к сожалению, рядом не было. Дела, дела... Да ещё и в другом городе! Собирала вещи, покупала последние необходимые мелочи, упаковывала любимые книги... СМС. До сих пор помню его наизусть. Даже не хотела (несколько лет спустя!) покупать новый телефон взамен
устаревшего и уже плохо работающего, потому что там не будет ЭТОГО сообщения.

«Не знаю, почему именно сейчас мне захотелось сказать это... Я люблю тебя. И не хочу отпускать. Я поеду вместе с тобой».

Вот так просто. И так волнующе. Сообщение, переворачивающее всё с ног на голову. Меняющее всю жизнь. К лучшему.

Пока я училась – жила в общежитии, а ты готовил теперь уже наше общее жилище к нашему же светлому будущему. Получив диплом, я объявила отцу, что уже взрослая и вообще без пяти минут замужем; мама расплакалась – от счастья, конечно же, а отец лишь улыбаясь кивнул и по-мужски серьёз-
но пожал тебе руку... «Зять».

Я переехала к тебе. Конечно, поначалу всё было ново, нам пришлось словно заново привыкать друг к другу, что-то стерпеть, что-то узнать... Но ты вспомни, не было ведь ни единой ссоры, кроме тех моментов, когда ты однажды целый вечер отказывался разговаривать со мной и назло сбрил бороду, потому что я покрасила волосы в цвет «бешеной морковки», или, вот ещё, к примеру, когда я не выдержала и высказалась по поводу твоей, по моему мнению, зависимости от энергетиков, типа «Strike» и «Адреналин».

А в остальном всё... идеально? Нет, так я говорить не стану. Просто потому, что, уже незадолго после нашего знакомства, ты начал «бухтеть», мол, не может быть всё так идеально. У нас всё отлично. Слаще шоколада и приятней пенной ванны. Не верите? Тогда огорчу вас. В сказку нужно верить. Иначе никогда в неё не попадёшь. Ну и что, что мой Принц разъезжает на зелёной «семёрке»? Зато она – самая зелёная в мире! И мне это нравится. Да, Рамзес любит пошкодничать, он и сейчас норовит запрыгнуть на стол и что-нибудь (причём совершенно неважно – что) стащить. Зато он – самый забавный. Ну и что, что кухонька в нашей первой квартире такая маленькая? Она – самая уютная. А помнишь, мы устроили ужин при свечах 14 февраля, когда (на самом интересном эпизоде фильма!) во всём доме отключили электричество? Только свечи и зелёные глаза хитрого Рамзеса в темноте... И ты рядом – Самый Любимый.

Я убираю волосы со лба, вываливаю нарезанную кубиками картошку в кастрюлю на плите, сажусь на табурет. Рамзес тут же прыгает ко мне на колени и, громко мурлыкая, трётся головой о мой живот. Боже, я скоро перестану видеть свои ноги из-за него! А всё потому, что внутри – Самый Первый наш Ребёнок.

На часах немного за полдень. Я пробую ингредиенты супа «на готовность», добавляю немного приправ и замороженной зелени. Люблю, как говорит моя бабушка, когда в супе «красиво». Рамзес свернулся калачиком на табуретке и задремал. Такой забавный.

Я снова мысленно представляю нашего сыночка. Крохотный, с ясными голубыми глазками и маленькими розовыми пальчиками, он так часто приходит в мои сны! Он похож на тебя. Потому что я всегда хотела, чтобы наши дети походили на тебя. Сначала сын, потом – дочка, а дальше – посмотрим.

Вспоминаю, что дома нет хлеба. Одеваюсь и иду в магазин. Наш сыночек родится весной. На деревьях уже набу-
хают первые почки, и я чувствую себя одной из них – меня так же с каждым днём всё больше «распирает». Небо ясное и воздух уже какой-то почти совсем по-весеннему особенный, лёгкий, вдохновляющий... Навстречу мне идёт старенькая бабулька из соседнего подъезда, я всегда почему-то побаи-
ваюсь её. Поравнявшись со мной, она, как обычно, останавливается и начинает что-то бубнить себе под нос; я торопливо иду дальше и инстинктивно кладу левую руку на живот, который уже не спрячешь от чужих глаз. Всё хорошо, малыш, она не причинит нам вреда... Это всего лишь старушка, не беспокойся. Хотя, по правде сказать, я сама беспокоюсь больше моего малыша.

Оступившись, чуть не падаю в лужу, и слышу, как бабулька за спиной сдавленно и скрипуче, словно какая-то баба-яга, смеётся. Брр... Не нравится она мне, ох как не нравится... Вы верите в ведьм? А я – верю. Наверное, потому, что сама в сказке живу. А тут всякого полно.

Дождавшись зелёного света светофора, перехожу дорогу. Интересно, а есть статистика о том, сколько человек проводит в ожидании зелёного света? Надо поискать в интернете... «Гугл тебе в помощь!» – сказал бы мой Любимый.

Забеременев, я стала замечать на себе взгляды окружающих. Причём ещё до того, как живот стал явно большим. Паранойя? Вполне может быть. А вы знаете, как смотрят на беременных? Одни – с радостью, даже улыбаются и могут сказать что-нибудь приятное, другие смущённо отворачи-
ваются и стараются не подходить слишком близко... А есть и такая категория людей, которые смотрят чуть ли не с отвращением, и едва ли не норовят толкнуть локтем или задеть сумкой. Я стараюсь не обращать внимания, но всё равно как-то... ну, не очень приятно. Будто ты прокажённая какая-нибудь. В таких случаях я обычно на мгновение закрываю глаза и воображаю вокруг себя светящийся голубой щит, за который все эти люди проникнуть не могут, и зло их тоже сквозь него никогда не пройдёт. Смешно вам? Ну смейтесь, коли так...

Захожу в магазин, на ходу в мыслях листаю список покупок. Одним хлебом не обошлось, конечно же! Молоко, зелёный горошек, немного фарша...

– Привет, молодая мамаша!

Передо мной стоит бывшая одногруппница, ныне успешный переводчик с итальянского в сфере гостиничного дела.

– Привет, не ожидала тебя увидеть в нашем районе. Как ты? – спрашиваю. Давненько её не видела. Почти с самого выпуска! – Замуж-то не вышла ещё?

– Какой мне, ты же знаешь мой активный образ жизни, я – сорвиголова, – и звонко смеётся едва ли не на весь магазин. Да, она почти не изменилась... – Я ж не нагулялась ещё, до сих пор больше месяца ни с кем не выдерживаю. Или меня не выдерживают, – на этот раз смеёмся вместе, как в студенческие годы.

Оказывается, её приглашают на полгода в Италию, по работе. Я замечаю, что там вокруг неё будет много «горячих южных парней», на что она снова отзывается громким смехом. Спрашивает, занимаюсь ли я ещё переводами. Отвечаю, что да, работаю над очередной книгой. Вспоминаю, что надо наведаться в книжный магазин. Разговор понемногу сходит на нет и мы молча передвигаемся по супермаркету, наполняя пластиковые корзинки продуктами.

– Ну, увидимся как-нибудь?

– Конечно, – отвечаю я, даже не зная, наступит ли когда-нибудь это «как-нибудь».

На кассе какой-то мужчина долго раскладывает свои покупки по пакетам, поэтому мне приходится встать рядом с ним. Внезапно он довольно ощутимо задевает локтем по моему животу, отчего я едва ли не складываюсь пополам, сложив руки так, чтобы защитить моего малыша от боли, но она всё же добирается до него... Мужчина, даже не подумав извиниться, начинает разглагольстовать о брюхатых (ненавижу, когда так говорят!), которые должны сидеть дома и не высовываться, а лучше вообще лежать в больнице. Я воздвигаю вокруг себя голубую сияющую стену. Сейчас боль уйдёт, дорогой мой. Сейчас всё кончится... Вот, уже лучше. Всё в порядке, я тебя защищу...

– Ты, гр****** ***ак! – моя горячая итальянка появляется из ниоткуда и со всей силой своего южного темперамента (хотя и неизвестно, откуда он у неё взялся, явно не наследственный) набрасывается на моего обидчика с оскорблениями. Я стараюсь ровно дышать и говорю ей, что всё в порядке, но она не останавливается и поток ругательств снова обрушивается на буквально онемевшего мужика. – Немедленно извинись, ты, иначе... – Тут подоспел охранник магазина, предложил у
спокоиться и во всём разобраться или вызвать полицию. Я настаиваю, что со мной всё нормально, но Южанка никак не желает замолчать, хотя мужик уже куда-то «смылся».

– Ты точно в порядке? У меня тут машина недалеко, могу подбросить, домой или до больницы, ты как? – предлагает она, когда мы выходим наконец из магазина. Я улыбаюсь и снова повторяю, что чувствую себя вполне нормально, и если что, то могу позвонить мужу, и он отвезёт меня, куда нужно. Она обнимает меня, мы прощаемся, обмениваемся взаимны-
ми пожеланиями удачи, счастья и великой любви, и я направляюсь в сторону дома, то и дело прикладывая левую руку к животу и воображая голубой щит...

Только подойдя к своему подъезду, я вспоминаю, что забыла зайти в книжную лавку – этот инцидент в магазине совсем выбил меня из колеи, – но возвращаться не стала – не так уж это и важно было; к тому же метрах в пятнадцати от меня стоит та самая бабулька и не отводит от меня взгляда.

Дома Рамзес сразу бросается исследовать пакет с продуктами, а я переодеваюсь и сажусь на диван. Дыхание всё ещё неровное, да и чувствую я себя как-то неважно, но больше это относилось к моему душевному состоянию, нежели к физическому. Ты в порядке, малыш? Подай мне знак, если что-то будет не так, хорошо?..

Звонит телефон.

– Дорогая, я скоро буду. Что-нибудь нужно?

– Уже нет, – я стараюсь улыбаться, чтобы голос звучал нормально. – Хлеб я купила.

– Тогда разогревай кушать, я уже освободился.

– А у меня уже всё готово, – думаю, суп не успел остыть за такое короткое время.

– Ты у меня – золото! Жди, выезжаю.

 

 

* * *

– После сытного обеда полагается поспать! – говорит мой обожаемый супруг и уводит меня из кухни.

– Как прошёл твой рабочий день? – спрашиваю я, устраивая голову на твоём плече. Как же прекрасно лежать рядом с любимым человеком и не думать ни о чём плохом! Мне кажется, что я могу провести так весь остаток своей жизни... Ощущаю толчок внутри. Лёгкий, едва заметный. «Ой!»

– Что такое? – ты явно обеспокоен.

Это – знак? Что-то не так? Я прислушиваюсь к своим чувствам – боли нет. Вдох, выдох. Ещё раз. Всё в порядке, малыш?..

– Он толкается.

– Толкается? – глаза «по пять рублей» видели когда-нибудь?

– Ты что, не веришь мне? – мне становится смешно.

– Конечно же, верю! – ты почти кричишь, хохочешь, на всю квартиру, прижимаешься ухом к моему животу, отчего мне становится ещё смешнее, и я хохочу вместе с тобой.

– Эй, там, сын? Приём, приём! Ответь!

Я прыскаю от смеха.

– Эй, там, в животе! Это твой папка говорит, ау!

Я ощущаю ещё один толчок. Ты поднимаешь на меня восторженные глаза и улыбаешься, что называется, прямо до ушей. Наверное, у меня сейчас такое же выражение лица. Мы громко смеёмся и ты целуешь меня в губы. Мне кажется, что наш малыш смеётся вместе с нами... И все мы счастливы.

 

Два года спустя

Кажется, ещё вчера я впервые увидела моего сыночка, а теперь он уже такой большой. Рамзес всё так же громко мурлыкает у меня на коленях, возмужавший, потолстевший и совсем обленившийся. Он до сих пор как-то подозрительно поглядывает на нашего малыша – мол, кто ещё такой? Откуда взялся? А хвост у него где? Порода, что ли, такая?

Наш мальчик спит в своей кроватке. Он выглядит словно ангелочек, который спустился на землю пошалить и поиграть, устал и задремал ненадолго... Я осознаю, что это действительно ненадолго – скоро он снова раскроет свои прелестные голубые глазки и маленькими ножками будет топать по дому, раскладывать игрушки в одному только ему ведомом порядке и с визгом и криками пытаться поймать Рамзеса, который залезет куда-нибудь высоко на шкаф и будет оттуда фырчать, нервно дёргать хвостом, а в итоге там же успокоится и уснёт.

Я решаю тоже немного передохнуть, беру в руки «Серебристый луч надежды» Мэтью Квика и забираюсь на кровать.

Устраиваюсь поудобнее, касаясь книгой снова большого живота – теперь мы ждём девочку. Вот, приучаю её к литературе. Ненадолго отвлекаюсь от чтения и представляю, как буду наряжать её в платьица и бантики, как наши детки будут бегать по зелёной траве, научатся читать и писать, пойдут в школу, первый класс, второй, третий... Скоро ты придёшь домой и скажешь, что я опять витаю в облаках. Обнимешь нашего сыночка, меня, спросишь, как поживают твои «принцессы», попробуешь заглянуть в будущее вместе со мной...

Улыбаюсь самой себе. Мечтательница. А почему бы и нет? В сказке же всё возможно.