Марина Гаушева, Сергей Зеткин, Алексей Курчатов

Новые имена

Марина Гаушева

* * *

Дотронься до меня рукой,

И ты поймешь, как холодно бывает,

Как ночью тихо мой покой

Бежит, куда-то улетает.

Печаль глупа и недобра,

Она не греет, только старит:

Седую россыпь серебра

Кладет чуть слышно, лаской манит.

Ты одинок, и мне порой

Всё так же холодно бывает,

Студеной, трепетной зимой

Мне сердце кто-то заметает.

Я не пойму: тот холод мне

Навеял ты иль эта стая,

Которую, крича во сне,

Мы гоним, гоним, засыпая.

И стужа сердца моего,

Как айсберг, таять не желает.

Скажи, пожалуйста: «Всего,

Всего мне сердца не хватает».

Но ты молчишь, молчать не нужно.

Ты одинок и я одна,

Не уживутся, знай же, дружно

Весна и дикая зима.

 

Сергей Зеткин

* * *

А ночь прохладна и тиха,

И как приятно в ней идти,

Осталась там моя душа,

В тепле осталась, позади.

 

Не взял ее, зачем нужна,

Пусть лучше остается с той,

Которая мне так мила:

Моя душа с ее душой.

 

Пусть греет там свою любовь,

Пусть обе ждут, когда приду,

Уйду; душа заплачет вновь,

Уйду; ее не заберу...

 

На вокзале

В здании вокзала

Теплятся мечты.

В суматохе зала

Главное – часы.

 

Запах перегара,

Громкий разговор,

Свист противный пара

И карманный вор.

 

Шахматные доски,

Грязные полы,

Частные киоски,

Дамы и бомжи.

 

Дней, недель и лет

Расставанья слёз.

Романтичный след

Бешеных колес.

 

Алексей Курчатов

 

* * *

Привет, мой маленький цветок!

Чудесный, хрупкий и красивый,

Такой же яркий, как восток,

Ты мной один такой любимый.

Увидел я тебя в прекраснейшем саду,

Среди огромного обилия цветов

И понял без тебя я не уйду,

Что за тебя я жизнь отдать готов.

Наверное, ты из волшебной сказки,

Где круглый год творятся чудеса.

Где рыцари тебе дарили маски,

Давала сил волшебная роса.

Теперь держу тебя в своих руках,

Твое тепло мне сердце согревает.

И пред тобой не склонится лишь тот,

Кто дара красоты не понимает.

 

* * *

Порою не хватает тишины,

Когда поток машин ты слышишь,

И хочется лазури вышины.

За стол садишься ты и пишешь

Ты пишешь обо всем и не о чем

И мысли разбредаются все дальше

Изящность слога ни при чем,

Тетрадки лист не любит фальши.

А дождика изгибы за окном

Плетутся тонкою куделью.

Их говор не мешает перед сном

Когда усталый встретится с постелью.

В жизнь грез уходишь без оглядки,

Простился с буднями-грехами.

И оживает мир тетрадки

С твоими робкими стихами.

 

* * *

Ветер, ветер, ветерок!

Мой застенчивый дружок.

Ты сильней, сильней играй,

Свою песнь мне напевай.

Пой про солнце и про тень.

Пой про ночь и пой про день.

Пой про речку, лес и луг.

Пой сильнее, верный друг.

Расскажи мне, где бывал,

Что в краях тех увидал.

Ну а виделся ли с ней,

Той, что сердцу всех милей?

Твоя песня громко льется.

Жизнью песенка зовется.

 

стихотворение-шутка

Начинаю правдивую историю:

Я зашел в корпус, нашел аудиторию,

А оттуда на меня смотрел словно зверь

(кто бы вы подумали? О верь мне, читатель)

– Сидевший за столом преподаватель.

Он подозвал меня к себе.

И испугу взял я что-то в руки

(в то время был я не в себе)

И это что-то сунул в брюки.

Это что-то – не секрет

По истории билет.

С волненьем в сердце сел за парту

Шпаргалку развернул, как карту.

Да только не нашел вопрос.

(Замучал старческий склероз).

Со мной такого не бывало,

Но вот и очередь настала.

Я шел, с волненьем, как парашютист,

И молча сел, как на допросе коммунист.

А этот книжный червь и эгоист,

Пристав ко мне, как банный лист,

Просил: «Ну, кто был первый декабрист?»

От удивленья став белее мела,

Я рот открыл. Но горло онемело.

Подвинулся поближе я  к нему

И из последних сил сказал: «Му-му».

– «Да, Муравьев там главный был».

– «Да-да... я знал... хотел сказать... забыл...»

Мой препод – самый добрый в мире,

Так как сказал: «Иди, четыре».