Ольга Николаева, Алексей Слепцов, Александр Петров-Чиршев

Ольга Николаева

 

«Писать стихи начала в школьном возрасте, но более серьезно стала относиться к этому увлечению после приглашения на встречу с писателями Александром Дорониным и Тамарой Барговой в рамках акции «100 лучших книг писателей Мордовии», которая состоялась в нашем Большеигнатовском районе в 2015 году. После этого мероприятия меня пригласили на семинар начинающих писателей в Саранск, куда теперь я приезжаю регулярно, так как такие мероприятия очень полезны для развития творческого потенциала.

В данный момент я работаю в школе учителем русского языка и литературы».

 

 

* * *

Укрыла лёгким снежным покрывалом

Мою деревню новая зима,

И только лишь чуть-чуть смеркаться стало,

Зажглись огни в заснеженных домах.

 

Горят огни: живёт ещё деревня,

Но реже с каждым годом в окнах свет.

Бесценными становятся мгновенья

Прожитых самых лучших в жизни лет.

 

Куда б ни завели меня дороги,

Я возвращаюсь непременно вновь

В заветный край, где тают все тревоги,

Где отчий дом и первая любовь.

Здесь нет закрытых наглухо окошек,

На дверь никто не вешает замок.

Нет брошенных собак, бездомных кошек:

Для всех найдётся тёплый уголок.

 

И верится по-детски, без сомнений:

В потухших окнах загорится свет.

Хранит деревня память поколений.

На всей земле роднее места нет.

 

 

Отыграет капель свой этюд

Отыграет капель свой этюд.

Распахнётся природа весне,

За окном соловьи запоют,

Снова детство пригрезится мне.

 

Так до боли захочется вдруг

Пробежать по росе босиком

И, под сердца взволнованный стук,

На рассвете вернуться тайком.

 

Сбросив груз повседневных хлопот,

Улыбнуться заре молодой,

Убежать от проблем и забот,

Родниковой умыться водой.

 

В васильковое поле уйти,

Чтоб найти на вопрос свой ответ,

Но кольнёт как-то странно в груди,

Что назад-то дороги уж нет.

 

Отыграет капель свой этюд.

Разволнуется чья-то душа.

Заплутавший найдёт свой приют.

Время вновь потечёт не спеша…

 

Алексей Слепцов

 

Хатико

Двинул к зеркалу.

Мельком на рожу –

Хатико.

Хатико вылитый.

Боже!

Зачем я жду её?

Умершую или

Ушедшую под кожу.

Заноза чёртова.

И ведь тоже,

Поди, мается перед

Зеркалом. Кожу

Свою змеиную

На ложе

Сбрасывая.

Побриться, может?

Выйти за новой.

Вдруг поможет?

Ухмылка грустной

Подковой.

Влево-вправо

Головой –

Даааааааа...

Хоть кричи.

Хоть вой.

Там, наверное,

Другой

Запускает свою

Лапу в ее волосы.

Жмёт тело,

Губами глуша

Немые вопросы.

А мне какое

Дело?

Где папиросы?

Ну, или сигареты.

Где ты?

Точнее, Вы,

Губители лошади.

На площади.

Вчера видел её

Мельком.

Напился.

Курил.

Мыслил нескладно.

И ладно.

Выветрится.

Когда-нибудь.

 

 

 

Наташка

Как грустно сегодня, Наташка...

Никто не пикирует пташкой

В открытую настежь ладошку.

Не день, а сплошная подножка!

Зато у тебя, верно, радость!

Прошла одиночества святость.

Муж-моряк с солёною кожей

Стоит, обвыкаясь в прихожей,

Родным согреваясь дыханьем,

Бескозырку креня колыханьем.

В этот миг, мнится мне, пеньюар

С Наташки слетает в тартар.

И иссохнет слеза на подушке,

Сминаемая макушкой.

Вот так, дорогая Наташка,

В тебе и скончалась монашка.

К моим вернемся баранам –

Кровоточащим личным ранам.

Логичная, в общем, зависть

Болезными истово правит.

О чём, то бишь, я сегодня?

О том, что судьбина-сводня,

Во всем ослепительном блеске,

Меня подсекла на леске:

Случайная с «бывшей» встреча

Вспорола покой картечью.

Напрасно встретил. Напрасно.

Стройна, красива, опасна.

Равнодушно скользнул интерес

Пара фраз – будто выдавил пресс.

Отвернувшись, села в машину,

Стрельнула прощальной миной.

Холостая зашлась лихорадка

В виде разового припадка.

Дай немного приду в себя.

Чёрт, расчувствовался, скорбя!

 

Представляю тебя, Наташка –

Голый вырез, мужская рубашка.

Утолённое трижды либидо.

Рыбка съедена, пивом запита.

Твой уж дрыхнет, поди, без ног.

Ты на кухне – индийский йог.

Восседаешь на табуретке

Да смолишь, теребя, сигаретку.

Слушай, помнишь роман Амаду,

Что мне дали как-то в награду?

В нем Ливия тешилась думой,

Вернется ли храбрый Гума.

Порт надежд – её тихая гавань.

Йеманджей же ткался саван.

Окрылённые жизнью рифмы

Разбились в финале о рифы.

Её жизнь застряла в саргассах.

Как зарплаты морские в сберкассах.

(Кстати, верю, вернет пароходство

До копейки долги, вот же скотство!)

 

Нам мужчинам, «вернуться» – стимул!

Либо – выжил, а либо – сгинул!

В каждом, чуточку – блудный сын.

Тяга к дому, к пенатам родным.

Вот так я, Наташка, жгу.

Я б вернулся – меня не ждут.

Ненавистная одиссея

Обрёченного Алексея...

 

 

 

Бутоны глаз

Пустые глаза,

Фальшивые стоны,

А я вот недавно

Видел бутоны

Сияющих глаз

На прекрасном лице,

Обращённых ко мне –

Я стоял на крыльце...

– Привет! – подошла.

– С утром добрым!

– Один?

– Пока что один...

– Ты скучал?

– Очень-очень!

– Я ночь не спала...

– И я глаз не сомкнул!

Подошёл на два шага.

Притянул за запястья...

Прижал, и зажмурилось

Солнце от счастья.

– Люблю.

– Я люблю тебя тоже!

– Насколько же ты мне стала дороже.

– А мне почему-то тебя не хватает.

– Смотри, а ведь снег – скоро растает!

И снова до вечера.

Сколько тоски!

Нам жить целый день

Друг без друга. Прости!

 

 

Утреннее освещение

За день до отъезда из Витязево я проснулся намного раньше обычного. Шумели в соседнем номере. Это заехали новые постояльцы. Мысленно пытался закрыть распахнутую форточку. Не вышло. Показывал им средние пальцы. Жаль, не увидят.

Встал в туалет, оправился. Попутно глянул в зеркало на морду лица. По сравнению со вчерашним днем – ничего нового. Ну, ясное дело, физия – не новостной сайт. Плеснул холодной воды. Микстфайт. Брррр.

Прошел обратно к кровати, мимо спящего мирным сапом семейства: двух дочек и жены. Счастливцы. Счастливицы. Позавидовал им. Скоропостижно вздохнул. Идиллическое бездейство.

Попробовать заново уснуть? Или, может, выглянуть на улицу?

Может. На щебечущую раннепташечную улицу.

Тихонько отворил скрипучую дверь. Вот тварь! Так и скрипнула! Застыл как тать.

Мысленно: всем спать! Спааать!

Послушно спят. С головы до пят. Это старшая так натяну-
ла простынь. Вчера опять пререкалась со старшими. Ладно.
Остынь.

Жена смешно морщится. Нос топорщится. Из лап морфея вырваться – тщится. Опять откосит от долгов супружества.
Отвяжется. Как пить дать.

Мелкая вообще как ангел. Нежна. Безмятежна. Кукла.

А ладно.

Ещё раз всех окинул – спят. Вышел лакеем в дверной проём, то есть задом. Притворил осторожно. Не скрипнула!

Развернулся.

Утро!

Ого!

Что изменилось?

Оглянулся. Вот оно. Она. Табуретка. Присел. Вчерашний день прошел, а чай остался.

Налить-то куда? Опять подъём спины овала.

Сходил в летнюю кухню. Взял бокал. А бокал взял и чуть не выпал из сонных рук.

Поймал. А все ещё спят. Всем недосуг. А то бы посмеялись над ловцом бокалов.

Вся гостиница прикидывается шлангом.

Я б на месте хозяина, вон там, правым флангом, пристроил флигель.

Так что изменилось-то? Присел задуматься. Налил вчерашнего дня. Сделал глоток.

Ну вот, сразу приток. Горечи. Приятной горечи приток. Отток сна и низменного.

Итак. Что изменилось-то?

Какое странное освещение. Туда-сюда головой. Ну да! Освещение!

Я ж за два отпускных сезона впервые соизволил встать с рассветом.

Днём, вечером, ночью – видел. Приветствовал.

Утром. Спозаранку. Впервые вижу. Другое освещение.

А красиво! Что ж раньше-то не вставал? Так ведь не на работу. Оправдан?

Не! Всё равно мог бы. Для просвещения. Такое освещение. Утренний дозор. Ещё б потерли получше ночной узор. От-
реставрировали. И дневной эволюционировал в утренний. Обратный отсчёт. Да...

Рембрандт. Отличный художник и сыр.

А какое всё жёлтое. Точно! Сырное и густое.

Так значит, утро не обязательно прозрачно. И призрачно.

Вот так и рушатся устои.

Мир словно поменял север на юг. Представил: вот сейчас я в тундре. И каюк! Холодрыга. От холода прыгай. И конец всем любованиям.

Нет. Юг есть юг. Только солнце сошло с ума. С утра. Взяло и поменяло тени. Включилось с другого бока. О, как!

И тишина. И женские косы еще на подушках. Ну, кроме тех двух, что заехали. Оказывается, две бабы каких-то. Мельтешили в окне. Когда протащился с бокалом.

Сижу одиноким чаепивцем. Внутри картины.

Кто б меня соизволил изобразить? Я б попозировал. А может, кто меня видит? Исподтишка рисует? Дай соберусь. Приберу осанку. Спины овал.

Да какой дурак меня спозаранку? Видит и изображает. Какую дурь только разум не рождает. А нечего меня будить.

А освещение? Ну да. Пардон. Пусть будят. Может, будет.

Такая пища для ума.

Вот и чайнику конец. А кто слушал молодец. А все спали. А некому. Пошел и я.

Кто не успел меня нарисовать, я не виноват.

 

Александр Петров-Чиршев

 

Как понять?

Объясните, как понять

Странную картину:

Встал учитель торговать

Нынче за витрину!

 

Раньше физику он вёл,

Завучем был даже,

А куда сейчас пришёл –

И поверить страшно!

 

Бросил книги и портфель

Да диплом забросил,

Стал базарным он теперь –

Торгашом Володей!

 

Должность новую постичь

Хлопотно до боли...

Но семью не прокормить

На зарплату в школе!

 

Край таинственный

Посреди равнин

Край таинственный,

Здесь, среди рябин –

Я единственный!

Не спеша бреду,

Листья падают,

Мысли на ходу

Сердце радуют.

 

Любо вспоминать

Руки нежные,

Кабы испытать

Чувства грешные.

 

Ах, звезда моя

Негасимая,

Где найти тебя,

Разлюбимая?

 

Подскажи, молю,

Путь-тропиночку,

Отыскать хочу

Половиночку!