Елена Буевич. "Господь хранил меня в пути"

Елена БУЕВИЧ

 

«ГОСПОДЬ ХРАНИЛ МЕНЯ В ПУТИ…»

 

 

ФОТО В КОНЦЕ ХХ ВЕКА

 

Смычком измучив верную, концертную,

устав, как в поединке за бессмертную,

по мостовой – проворно, как с пригорочка,

студенточка идет, консерваторочка.

 

У перехода ждет ее возлюбленный,

такой же уцелевший, непогубленный.

На Чистых, заглянув на пять минуточек,

они покормят голенастых уточек.

 

И что бы там безумцы не пророчили –

развал Союза, путч и штурм, и прочее –

они «Зенитом», как от хлеба постного,

отхватят день столетья кровеносного!

 

И этих лет – как дыма папиросного…

 

Лишь из окна, вполнеба вознесенного,

летят обрывки, страстные и смутные,

скрипичного концерта Мендельсонова.

 

А век уж исчисляется минутами.

 

 

СЫН

 

По-человечьи можешь только «да»

(пока еще) и «мама», и «звезда».

 

Все символы и знаки – как янтарь –

хранит в себе нехитрый твой словарь.

 

«Да» – подтвержденье, вызов и ответ

всему, что заготовил  э т о т  свет.

 

А «мама» – та единственная связь,

что оборвавшись, не оборвалась.

 

И вот звезда. В колясочке своей,

еще без слов, тоскуешь ты по ней.

 

Рискуя выпасть, мордочку задрав,

«зи-да», – кричишь и тянешь за рукав.

 

И по звезде в зрачках твоих, философ,

И тысячи ответов, не вопросов.

 

*   *   *

 

От одного – до десяти

я (у родителей в горсти)

жила, не ведая о том,

что осенен наш дом крестом.

 

От десяти – до двадцати

Господь хранил меня в пути.

Я научалась… Если бы!..

Явила жизнь свои гробы.

 

Ушли и бабушка, и дед,

и слепо я рванулась вслед,

прознав паническую дрожь

глаголов «умерли», «умрешь»…

 

От двадцати до тридцати…

Столетья надобно пройти,

пока дойдет до дурака:

жизнь – островок, а не река.

 

Ночь. У щеки – тепло сынка,

да отчий взор издалека.

Вот всё, что держит. Здесь. Пока.

 

От тридцати – до сорока?

 

 

ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН

 

Крест православный; берег;

пляжик блестит волной…

Скажешь – ведь не поверят:

поезд поставил Ной.

Это же символично:

поезд полон икон.

Просто идут молиться

в старый этот вагон.

В тамбуре, нет, в притворе

медлят малец и мать.

В храме вовек не спорят

бедность и благодать.

Сколько ни есть деньжонок –

меньше вдовиных лепт.

«Вот принесли крыжовник»,

в дар оставляют хлеб.

Так далеки и странны –

тут же, через забор –

яхты, катамараны,

Музычки дерзкий ор.

Утрени и обедни;

голос смирен и тих.

Этот вагон последний,

в смысле времен таких…

К месту неся над бездной,

под перестук колес,

Господи, спутешествуй

всем, кому привелось.