Елена БУЕВИЧ
«ГОСПОДЬ ХРАНИЛ МЕНЯ В ПУТИ…»
ФОТО В КОНЦЕ ХХ ВЕКА
Смычком измучив верную, концертную,
устав, как в поединке за бессмертную,
по мостовой – проворно, как с пригорочка,
студенточка идет, консерваторочка.
У перехода ждет ее возлюбленный,
такой же уцелевший, непогубленный.
На Чистых, заглянув на пять минуточек,
они покормят голенастых уточек.
И что бы там безумцы не пророчили –
развал Союза, путч и штурм, и прочее –
они «Зенитом», как от хлеба постного,
отхватят день столетья кровеносного!
И этих лет – как дыма папиросного…
Лишь из окна, вполнеба вознесенного,
летят обрывки, страстные и смутные,
скрипичного концерта Мендельсонова.
А век уж исчисляется минутами.
СЫН
По-человечьи можешь только «да»
(пока еще) и «мама», и «звезда».
Все символы и знаки – как янтарь –
хранит в себе нехитрый твой словарь.
«Да» – подтвержденье, вызов и ответ
всему, что заготовил э т о т свет.
А «мама» – та единственная связь,
что оборвавшись, не оборвалась.
И вот звезда. В колясочке своей,
еще без слов, тоскуешь ты по ней.
Рискуя выпасть, мордочку задрав,
«зи-да», – кричишь и тянешь за рукав.
И по звезде в зрачках твоих, философ,
И тысячи ответов, не вопросов.
* * *
От одного – до десяти
я (у родителей в горсти)
жила, не ведая о том,
что осенен наш дом крестом.
От десяти – до двадцати
Господь хранил меня в пути.
Я научалась… Если бы!..
Явила жизнь свои гробы.
Ушли и бабушка, и дед,
и слепо я рванулась вслед,
прознав паническую дрожь
глаголов «умерли», «умрешь»…
От двадцати до тридцати…
Столетья надобно пройти,
пока дойдет до дурака:
жизнь – островок, а не река.
Ночь. У щеки – тепло сынка,
да отчий взор издалека.
Вот всё, что держит. Здесь. Пока.
От тридцати – до сорока?
ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН
Крест православный; берег;
пляжик блестит волной…
Скажешь – ведь не поверят:
поезд поставил Ной.
Это же символично:
поезд полон икон.
Просто идут молиться
в старый этот вагон.
В тамбуре, нет, в притворе
медлят малец и мать.
В храме вовек не спорят
бедность и благодать.
Сколько ни есть деньжонок –
меньше вдовиных лепт.
«Вот принесли крыжовник»,
в дар оставляют хлеб.
Так далеки и странны –
тут же, через забор –
яхты, катамараны,
Музычки дерзкий ор.
Утрени и обедни;
голос смирен и тих.
Этот вагон последний,
в смысле времен таких…
К месту неся над бездной,
под перестук колес,
Господи, спутешествуй
всем, кому привелось.