Рассказ

1

Мать и дочь сидели на вокзале и ждали своего поезда в Санкт-Петербург. Мама читала журнал, а ее дочь Маргарита через каждые пять минут поглядывала на часы. За вокзальными окнами, кружась в бешеном танце, падали снежинки. В зале никого, кроме них, не было, и от этого ощущение одиночества, которое давно поселилось в душе девушки, становилось всё больше.

«Скорый поезд номер сто семь сообщением Самара – Санкт-Петербург прибывает на третью платформу», – проговорил бездушный голос. Мама встала с места и взяла чемодан.

– Рита, бери сумку с продуктами, – женщина ободряюще улыбнулась дочери, но как только та отвернулась, от маминой улыбки ничего не осталось. Девушка взяла сумку и последовала за мамой, которая уже открывала дверь, ведущую на третью платформу. Поток ледяного воздуха обдал Марго. Она тяжело вздохнула и вышла на улицу.

Их вагон был почти в самом конце, и пришлось долго идти. Для Риты это стало настоящей пыткой. Ветер пел свою протяжную песню, снег кружился в такт этой унылой мелодии. Вот и их вагон. Проводница оглядывается по сторонам, приплясывает на месте от холода. Мама, приблизившись к ней, поздоровалась и начала доставать билеты, что в такой снежной какофонии оказалось очень трудно. Рита топталась позади, оглядываясь по сторонам, словно стараясь запомнить свой город таким, какой он есть сейчас. Как будто что-то изменится после ее возвращения.

Проводница вернула билеты. Мама подхватила чемодан и поднялась в вагон, Маргарита последовала за ней, но всё же еще раз оглянулась на огни своего провинциального города. По сравнению с тем, куда она направляется, это не огни, а огонечки.

Обычный поезд, два обычных нижних места и совсем не-
обычный маршрут, по крайней мере, так считала Маргарита. Сняв верхнюю одежду, она устало рухнула на свое место. В четыре утра она не чувствовала себя такой измотанной, как сейчас. Мама, также уже раздевшись, раскладывала еду на столике.

– Будешь? – она протянула ей яблоко.

– Нет, спасибо, мам, – Марго покачала головой.

– Как хочешь, – мама пожала плечами.

Поезд тронулся. Сначала медленно, а затем, набирая скорость, он всё дальше уносил Маргариту и ее маму от родного города. Уносил в такой далекий и неизвестный Санкт-Петербург. Многие провинциалы рвутся в большие города. Особенно молодежь. Уезжают в неизвестность, которая со временем поглощает их. Что скрывать, Маргарита тоже была из тех, кто грезил о большом городе, вроде Москвы или Питера. Москва... Столицу Марго полюбила давно и часто посещала. Она, словно маленький мотылек, летела на свет столичных огней, комфортно чувствовала себя в большом городе и, казалось бы, должна положительно отнестись к поездке в Санкт-Петербург. Но в этот раз всё было по-другому.

– Рита, я спать, – сонным голосом сказала ей мама, отворачиваясь к стенке. Девушка даже не заметила, как она расстелила себе постель.

– Хорошо, мам, – Маргарита отвернулась к окну. Ее родной город уже давно скрылся за снежным занавесом.

О чем это она? Ах, Петербург. Город, о котором грезили все ее подружки. Город, который дышит историей. Друзья подбадривали Риту перед поездкой, говорили о том, как это здорово – попасть в Питер. А что их привлекало в нем? Архитектура? История? Или же – просто пафосное красивое название? Это трудный вопрос, по крайней мере для Марго. Однако, увы, главная цель их с мамой поездки не на Неву посмотреть и сфотографироваться в залах Эрмитажа...

Дело в том, что у Маргариты сколиоз третьей степени. Обычно, когда люди слышат слово «сколиоз», то сразу отвечают: «А у меня тоже сколиоз, это всё из-за того, что я сидел неправильно», – да еще с таким умным видом, что врезать хочется. Нет, никто не говорит, что сидеть неправильно можно, просто по сравнению со сколиозом Риты – это «цветочки». К сожалению, болезнь не изучена до конца, врачи затрудняются сказать, что служит причиной для прогрессирования. У пятнадцатилетней Маргариты весомые углы искривления. Ее лечили, в самом деле лечили. Назначали лечебную гимнастику, массаж. Но не вылечили. Впоследствии они с мамой узнали, что если градусы искривления перешагивают определенный барьер, то болезнь уже не остановить, и выход, на первый взгляд, только один – операция. Операция, которой боятся все. Операция, которая полно-
стью парализует твой позвоночник. Операция, во время которой в спину вставляют два стальных штыря. И исход неиз-
вестен. Можно долго рассказывать о минусах такого решения, но плюс, по мнению Маргариты, только один – прямая спина. Но есть и другой способ излечиться...

Корсет. Вот какую альтернативу предложила мама. Жесткий пластмассовый корсет, который нужно будет носить не снимая двадцать два часа в сутки и делать гимнастику по часу в день, а может, и больше. Мама не спешила с выбором. Ведь выбрать должна была она, Маргарита. Или всю жизнь ходить с железками в спине, но зато быстро покончить с болезнью. Или около трех, а может, и больше лет жить в корсете, делать гимнастику, но зато дальше жить как нормальный человек.

Маме Риты этот выбор казался сложным, Рите – нисколько. В тот момент, в кабинете республиканского ортопеда, она была готова хвататься за любую соломинку, за любую альтернативную возможность. Впоследствии мама еще не раз спрашивала Маргариту, но та упорно твердила свое: «Я не хочу операцию». И вот теперь они в поезде едут навстречу неизвестности. Места заказаны, в клинике их ждут.

Марго изо всех сил старалась смотреть на эту ситуацию как можно позитивней. Увидеть Петербург, посетить музеи, о которых она мечтала, привезти назад массу впечатлений и сувениры. Но всё же где-то в глубине души она знала, что эта поездка изменит ее.

Устроившись поудобнее, Рита достала плеер и включила первую попавшуюся композицию. Но даже музыка не смогла заглушить ее мысли. Пели что-то про феникса. «Было бы круто, если бы и мне можно было, подобно фениксу, умереть и возродиться из пепла... и снова попробовать начать жизнь с чистого листа...» – думала Рита, засыпая под музыку и мерное постукивание колес поезда.

2

Петербург встретил дождем, сырым воздухом и высокими ценами на такси. У входа в метро толпились люди. Мама достала из кармана какую-то бумажку и внимательно ее изучала, пока Марго удивленно оглядывалась вокруг. Всё вокруг казалось таким новым!

Они спустились по лестнице и начали продвигаться к кассам метро. На пути встречались люди, торгующие жетонами: «Жетоны метро, недорого, без очереди!» – кричали они. Спуск показался очень долгим, а лица людей вокруг – усталыми и бесцветными. Вскоре приехал их поезд.

Они вышли на N-ой станции и поднялись наверх. Небо всё такое же темное, даже звезд не видно. Маргарита постоянно оглядывалась по сторонам. Вот теперь она точно в городе! Дышит его воздухом! Наслаждается его архитектурой! Чувствует эту атмосферу. Повсюду горели огни, а вдали виднелась Нева... Узкие улицы, старинные дома, Санкт-Петербург оказался во много раз лучше, чем она представляла! В такие моменты начи-
наешь завидовать коренным жителям города. Они видят эту красоту каждый день, они чувствуют ее, восхищаются или... Нет, к сожалению, скорее всего наоборот. Они не видят этой красоты. Не чувствуют ее. Потому что они живут рядом с ней. Каждодневная поездка в метро, поход в магазин за продуктами, прогулки с друзьями. Марго не знала жителей Петербурга, но знала жителей Москвы, которые не замечают красоты своего города. Они слишком спешат, чтобы вглядеться в Арбат, Красную Площадь, Москву-реку.

Подъехал нужный автобус. Мама и Рита сели в него, после чего он сразу же тронулся, унося их навстречу неизвестности.

3

Яркий свет ламп на мгновение ослепил Маргариту. Они стояли в узком, неуютном коридоре приемного отделения. Врачи только начинали работу.

– Подождите, пожалуйста, Филипп Алексеевич сейчас вас примет, – бросила молоденькая медсестра. Мама сняла куртку и начала доставать документы. Марго, последовав ее примеру, уселась на скамейку и оглянулась. Узкий коридор, который, кажется, недавно ремонтировали, чего не скажешь о кабинетах. Сидя напротив открытой обшарпанной двери, она видела грязные зеленые стены, старые стулья и столы на потертом, в нескольких местах содранном линолеуме. От такого вида ей стало еще грустнее. И страшнее. Страх сковывал ей грудь, подбирался всё ближе к сердцу и начинал хозяйничать там. Чего она боялась? Ничто не угрожало ей. Но было что-то такое... Что-то, что заставляло стены сужаться, что заставляло ее дышать чаще, жадно хватая ртом воздух. Тяжесть в груди. Страх, проникший в сердце, начинал оседать там. Становилось тяжело. Девушка нагнулась. Это тяжесть страха или тяжесть той стены, которую она давно построила у себя внутри? Стены, с помощью которой она отгородилась от друзей и родных. Стены, которая уже начинала нещадно давить... Кому рассказать об этом? Кому поведать о печали? Даже мама не хочет понимать ее.

Регистрация закончилась. Из кабинета вышла немолодая медсестра, которую Рита прежде не видела. В одной руке она держала их карточку, а в другой... А другой руки не было. Марго скользнула взглядом по тому месту, где должна была быть рука... Потом отвернулась, чтобы не смущать человека. Ей хотелось плакать. Плакать от бессилия. Плакать от того, что люди вынуждены страдать ежесекундно. За что им всё это? Чем они это заслужили?

– Шестое отделение, – проговорила женщина, – прямо по коридору, до лифта, а там на шестой этаж. Вас встретят.

Мама кивнула головой. Марго поднялась. Только сейчас она ощутила, насколько устала за то время, что находилась здесь. Ей хотелось домой, ведь нет места лучше дома.

Но ни о каком доме и речи не могло быть. Мама взяла чемодан. Марго, схватив остальные вещи, последовала за ней.

4

Шагая по коридору своего отделения, девушка не могла не отметить, что людей в это время года здесь не так уж и много. Мимо прошла женщина, которая катила перед собой инвалидную коляску с маленькой девочкой. Их глаза встретились. Женщина бросила на Марго недобрый взгляд. Всё правильно. Кажется, в этом отделении Маргарита самая здоровая.

Вот и дверь их палаты. Большая, деревянная и такая же старая, как и те, которые были в приемной. Вообще, всё отделение было неким напоминанием об СССР. Тут тебе и кафельные полы, и старые, покрытые деревом стены. Интересно, какая еда у них в столовой?

Марго толкнула дверь. В палате было шесть кроватей, стены выкрашены зеленой жуткой краской.

Бросив верхнюю одежду на крайнюю от двери кровать, Марго  огляделась. Умывальник, сдвинутые кровати на противоположной стороне, матрацы, похожие на маты из спортзала их школы, маленький, старый телевизор на подставке и... библейские картинки на стенах. Не сказать, что они были написаны плохо, но тот, кто рисовал их, явно не обладал большим талантом.

Мама, тем временем наспех разложив вещи, снова вырвала Риту из пучины мыслей:

– Пошли, нам нужно было к ортезистам еще в два часа, а мы опаздываем.

Девушка была только рада поскорее уйти из этой жутковатой палаты. Они снова прошли по коридору, свернули к лифту, спустились на нем до первого этажа. На удивление Риты, первый этаж выглядел солидней, коридор был отделан в приятном сине-белом цвете. По бокам стояли железные скамейки. Но главное, что привлекало внимание, это огромное количество людей. Большинство из них были инвалиды в колясках. К такому Рита была явно не готова. Нет, она не пялилась на всех, а шла быстро вслед за мамой и лишь боковым зрением замечала «обитателей» больницы. У этой милой бабушки нет одной ноги, вот старый дедушка еле двигается на костылях, вон та маленькая девочка болтает одной ножкой, сидя в коляске, а красивая девушка, лет двадцати на вид, еле идет, при этом неестественно изгибается. Что это за место? Чистилище? А может, сразу ад?

Они дошли до другого лифта и поднялись на нужный этаж.

Старый деревянный пол скрипел под ногами. Прямо перед лифтом висело зеркало, по бокам стояли кресла. Открыв дверь, они попали в еще один длинный коридор, в котором сидели люди. Пол был пыльный. Дойдя до нужного кабинета, мама с Маргаритой остановились. Оглядывая людей, собравшихся здесь, Марго отметила про себя, что среди пациентов были только девочки самых разных возрастов. Некоторые сидели, уткнувшись в мобильники, некоторые разговаривали с мамами, а другие и вовсе ходили туда-сюда по коридору.

Из кабинета вышел врач. Он окинул взглядом пациентов, остановился на Марго и спросил:

– У кого первичный?

Люди, до этого заинтересованно смотревшие на врача, отвернулись, возвращаясь к своим делам, и только мама Маргариты сказала:

– У нас.

– Пройдемте в кабинет, – врач кивнул и зашел в свой наполненный светом кабинет. Маргарита с мамой двинулись за ним.

– Итак, – усаживаясь в кресло, начал он, – вы хотите сделать корсет. Почему?

Этот странный вопрос заставил Маргариту нахмуриться. Мама начала рассказывать историю Марго, показывать снимки, на которых видна заметная прогрессия. Всё это время врач внимательно слушал и сверлил взглядом Маргариту, которая отвечала ему тем же. Их «гляделки» длились недолго, по крайней мере до того момента, как врач сказал:

– Мы сделаем вам корсет, подгоним его под вас, расскажем, как носить, и отпустим. Но готова ли ты, – он снова посмотрел на Марго, – его носить?

– Да, готова, – просто и без пафоса ответила девушка, на самом деле понимая, что совсем не готова расстаться с преж-
ней жизнью и теми радостями, которые эта жизнь ей преподносила.

– Что ж, вот, возьми, – он протянул ей несколько скрепленных листов. – Тут рассказывается о том, как надо начинать носить корсет, как привыкать к нему. Через три месяца вы должны будете приехать на коррекцию, через полгода на замену.

Мама и врач продолжали обсуждать проблемы, связанные с ее болезнью, а Марго уже давно погрузилась в свои мысли. Какая же она глупая! Еще в поезде ей казалось, что это всё нереально, что это неправда, еще в поезде она могла легко относиться к этой проблеме, но здесь, в кабинете врача, она вдруг ясно и четко стала понимать, что, привыкая к корсету, будет постепенно утрачивать свои привычки...

– А теперь вам нужно идти на слепки, это за металличе-
ской дверью, – сказал врач, возвращая Марго к реальности.

– Спасибо, – сказала мама, поднимаясь.

Они вышли из кабинета.

– О, здравствуйте! – за металлической дверью оказалась молодая девушка в белом фартуке и пластмассовой маске, – вы на слепки, да? Проходите, переодевайтесь, я сейчас приду.

Пройдя в следующий кабинет, Марго оказалась в довольно грязной и холодной комнате. Все шкафы, тазики, скамейки, стулья, что там были, ну абсолютно вся мебель была белая от гипса. Тихо играло радио. Надев очень тугое «платье», которое лежало на скамейке, Марго зябко поежилась. Вошла та самая девушка.

– Вот, вставай сюда, – указала она.

Марго послушно заняла нужную позицию и положила руки на железные держатели. Девушка тем временем стала распаковывать какие-то бинты и опускать их в воду. Рита заинтересованно смотрела на ее манипуляции. Затем девушка обмотала Марго этими бинтами. Сразу стало тепло, даже горячо. После того, как бинты кончились, Маргарита стала похожа на куклу. Гипс начал понемногу твердеть, а девушка подошла к Марго с веревкой, обвила ту вокруг ее талии и присела:

– Если тебе дышать трудно, ты не молчи. Разговаривать-то можно, – сказала она, глядя в окно.

– Всё нормально, – ответила Марго и тоже посмотрела в окно, за которым открывался вид на неприглядную улицу. Стало тихо. Лишь уныло трещало радио, игравшее какую-то неизвестную песню.

– А, кстати, – поднимаясь, сказала девушка, – будем делать белый корсет или цветной?

– Белый, – ответила Марго, уставившись в одну точку.

5

Маргарита одиноко плелась по тому же коридору, по которому они с мамой шли около двух часов назад. В голове – полная неразбериха. Она думала: вот, внутри ты вся раздавлена, и тебе уже сложно воскреснуть вновь, и ты нуждаешься в помощи. А если помочь некому, то начинаешь медленно сливаться с единственными обитателями той крепости, которую выстроила у себя в душе. Демоны. Поначалу невидимые, они рвут тебя на части изнутри. Их чернота поглощает весь свет. Что способно вернуть свет в жизнь человека? Любовь, говорите вы. А я говорю, что любовь убивает, любовь расширяет безд-
ну, что возникла внутри тебя. Любовь двулика, словно Янус. Одним она дарит тепло и счастье, а другим боль потери и разочарование. Любовь зла. Часто девушки влюбляются в подонков, тратят всю жизнь на них, в конце становятся несчаст-
ными и злыми старухами. Вот она, ваша любовь? Что касается любви у подростков, ее, как считала Маргарита, вообще не существует, и поэтому частенько смеялась над теми, кто заявлял, что «полюбил». Сама же она особо не волновалась по этому поводу и считала, что не влюбится в таком юном возрасте. Но жизнь имела на этот счет свои планы. Девушка полюбила и возненавидела человека, который вытер об нее ноги, бросил в трудную минуту, человека, который предпочел Рите ее же лучшую подругу. Обаятельный хам, обладающий хорошим чувством юмора и несносным характером маленькой истерички. Вот оно – лицо подростковой любви. Она сжигает. Неуемный огонь в груди, который некому потушить. Марго много бы дала за то, чтобы в тот момент ничего не чувствовать к этому человеку...

Дойдя до лифта, подождала, когда он приедет на первый этаж. Голова раскалывалась от беснующихся мыслей. Войдя в просторный лифт, она уже хотела нажать на кнопку своего этажа, как услышала крик:

– Подождите, пожалуйста!

Марго нахмурилась, но всё-таки резко нажала на кнопку остановки дверей. Подъехала девушка в коляске.

– Спасибо, – она въехала в лифт.

– Какой этаж?

– Шестой, – улыбнулась девушка и уткнулась в свой телефон. Марго пожала плечами и нажала на кнопку шестого этажа. Пока они ехали, никто не проронил ни слова. Выйдя на своем этаже, они обе направились в одну и ту же палату. «Неужели это моя соседка?» – подумала Маргарита и чуть задержалась, пропуская ее вперед.

– О, ты будешь жить здесь? – ее новая знакомая, кажется, не очень обрадовалась соседству, а когда узнала, что Марго с мамой, так вообще скисла.

– Знаешь, мы постараемся не докучать тебе. Вообще-то, мы с мамой хотели гулять по городу. Мы не петербуржцы. Приехали из другого города. Меня, кстати, Рита зовут, а тебя?

– Галя, – всё еще уныло произнесла девушка. – Я из Питера.

– Да ладно! – Рита обрадовалась. – Слушай, а куда у вас можно сходить?

– Ну... – протянула Галя, вертя в руках тетрадку, – в Эрмитаж можно... В Кунсткамеру.

– И всё? – Маргарита вскинула брови. Не став больше расспрашивать соседку, она взяла наушники и погрузилась в музыку.

6

На следующий день, пройдя все процедуры до одиннадцати часов, Марго вытащила маму на прогулку. Мама, не имевшая никакого желания ехать в «этот скучный и серый город», начала ворчать, но собираться.

– И куда же мы пойдем? – почти издевательски спросила она.

– Просто гулять...

– «Просто гулять»? Мы в Питер приехали по делу, а не город смотреть. Или твое здоровье для тебя ничего не значит?

– Но я всегда мечтала посмотреть Питер, – еле слышно проговорила Марго.

После долгих препирательств мать и дочь вышли из здания клиники и в полном молчании направились к остановке. Маргарита не понимала, почему мама так злится на нее. Что она такого сделала? Ведь не сидеть же им в больнице целыми днями, когда за окном кипит жизнь большого города? И зачем было приплетать сюда здоровье, ведь Марго не должна целыми днями сидеть, уставившись на жуткие рисунки в палате, обхватив руками колени и размышляя о том, как ей плохо? Так и с ума сойти недолго.

Садясь в нужный автобус, Маргарита бросила взгляд на клинику. Угрюмое, серое здание было под стать той же угрюмой и серой погоде, что царила в Питере в феврале. «Петербуржцы вообще знают о существовании снега или только по телевизору его видели?» – думала Марго.

Прислонясь лбом к стеклу и разглядывая скучный пейзаж, Маргарита невольно вспомнила свой город. Где-то там ее ждали друзья, учителя и о н. Вернее, он как раз и не ждал ее, и от этого легче не становилось. Марго старалась не думать о нем, но навязчивые мысли всё равно лезли в голову. Это как навязчивая песня, которую, услышав однажды, уже трудно выкинуть из головы. Ты прокручиваешь в голове все слова, напеваешь ее в автобусах, школе, дома. Остановиться трудно.

Метро встретило их привычным гулом подземных поездов, шарканьем ног и едва слышным шелестом голосов. Окинув взглядом станцию, Маргарита с мамой остановились в начале туннеля и терпеливо подождали поезд, приехавший спустя несколько минут. Словно невидимая рука до боли стиснула сердце Марго, ведь уже через какие-то сорок минут она будет в центре Питера! Это же ее мечта, которая вот-вот сбудется! Какой корсет? Какая болезнь? Петербург! История! Красота! Вдохновение! И плевать, что небо затянуто тучами. Это всё равно лучшая поездка!

7

Выйдя из метро, Маргарита ахнула. Ее взору предстал центр Санкт-Петербурга. Она не отрываясь смотрела вверх, на здания, которые казались ей необычайно интересными.

– Рита, взгляни!

Дочь с улыбкой посмотрела туда, куда ей указывала мама: на Дворцовую площадь. Дворцовая площадь оказалась просторной и пустынной.

Пошел противный мокрый снег, но он не мог испортить настроения Маргарите, которая уже стояла на набережной Невы, вглядываясь вдаль и думая о чем-то своем. Серое небо, серые мостовые, серые камни на Дворцовой площади, серые дома. Это всё очень красиво и величественно, но так одиноко. Дома, словно выросшие из ниоткуда, начинают давить на стену в душе, заставляют ее сужаться, и от этого еще хуже. Маргарита чувствовала, как одиночество снова растет в ней. Теперь она в полном смысле начинала понимать смысл этого слова. Одиночество – это когда тебе некому рассказать о том, что ты на самом деле чувствуешь. Передать человеку все свои эмоции и увидеть в его глазах понимание. Знакомых много, друзей единицы, лучший друг – один.

Маргарита стояла, прислонившись к колонне, и смотрела на противоположную сторону, на стрелку Васильевского острова. Ветер продолжал протяжно выть, но девушка не обращала на него внимания. В этот самый момент она была один на один с городом. Маргарита смотрела на этот город как на источник вдохновения, красоты и изящества, хотела найти защиту в его домах, утопить свое одиночество в Неве. Но город только смотрел на нее своими бездушными серыми домами, говорил с ней при помощи ветра, одарил ее снегопадом и более ничего.

– Мы тут долго стоять будем? – устало спросила замерзшая мама.

И они отправились на Невский проспект, по которому гуляли около часа, а затем, вконец измотавшись, вернулись обратно в клинику.

8

Прошла неделя... За это время Маргарита уже успела нахвататься самых разных впечатлений от Петербурга. Она посетила Эрмитаж, который поразил своей красотой, богатым собранием картин, статуй и различной мебели, отличающейся исключительным изяществом и красотой форм. Проходя тронный зал, Марго всё время оглядывалась. Посетители старались вести себя очень тихо, что было так неестественно для этого места, где в прошлом принимали столько знатных гостей. Бешеный вихрь бала, улыбающиеся лица, фальшивый и настоящий смех, красавицы и красавцы... Всё в прошлом.

По вечерам в клинике Маргарита болтала с Галей, которая с каждым днем становилась всё разговорчивей. Рита пересказывала им с мамой сюжеты прочитанных книг, просмотренных сериалов, смешные и не очень случаи из жизни. Галя всё время смеялась и, с интересом поглядывая на Марго, просила рассказать еще.

Однажды Марго сидела на кровати и разбирала сумку, когда в палату вкатилась Галя с сияющим лицом.

– Они разрешили! Разрешили! – кричала она, подъезжая к своей кровати. Маргарита вскинула брови.

– Разрешили что?

Девушка, словно не слыша вопроса, сползла с кровати и брякнулась на пол с таким счастливым криком, что Рите стало немного не по себе.

– Они разрешили мне ходить на костылях! – девушка иска-
ла что-то под кроватью, а когда достала, Маргарита увидела, что это была пара костылей. – Теперь я должна пройтись по коридору! И пусть все видят, что я не инвалид! – Галя с ненавистью отпихнула свое кресло и счастливо заковыляла к двери.

Маргарита проводила ее взглядом и улыбнулась. Невозможно не улыбаться в такие моменты, когда видишь вдохновленного жизнью человека, который находит счастье в... костылях. В костылях! В возможности встать и продолжить борьбу уже стоя. В Галине чувствовался стержень, и Рита втайне завидовала, считая, что у нее самой нет такой силы духа.

Утром, в день выдачи корсета, девушка поднялась со смутным ощущением тревоги. Ей было действительно страшно. Хорошо, что рядом мама. Они в незнакомом городе, незнакомой клинике, и впереди – неизвестность...

Маргарита шла по коридору, по которому ходила каждый день. На этот раз он казался другим. По стенам плясали серые тени. «Посмотри, – шептал ей внутренний голос, – посмотри на других девочек. Они ведут себя нормально. Спокойно. Не тащат своих мам в город, прилежно ходят по процедурам и улыбаются. А что делаешь ты, бунтарка? Безумная девчонка, куда ты рвешься? Они-то ценят свое здоровье, а тебе словно и плевать. О чем думаешь ты?

Усевшись в красное продавленное кресло, Маргарита стала тихо ждать своей очереди. Родители общались, девочки спокойно «висели» – кто в телефонах, кто в планшетах.

Вдох. Выдох. Вдох... Мимо пронесли чей-то корсет. Не Маргаритин? Выдох. Вдох. Из кабинета вышла девушка и, оправляя кофту, направилась в конец коридора. Выдох. Снова пронесли чей-то корсет. Какой кривой. Вдох. Выдох. А что, если ее корсет будет таким же? Вдох. Закрыть глаза? Выдох. От темноты лучше не станет. Наоборот. Еще страшнее. Вдох. Лучше встречать неизвестное с широко открытыми глазами. Тогда ты точно не ошибешься. Выдох. Вдох.

Из кабинета вышел врач. Он посмотрел на Марго и, силясь что-то припомнить, спросил:

– Вы... Фастова?

– Да, – твердо сказала Марго.

– Проходите, – он отошел, впуская маму и Маргариту в просторный, светлый кабинет. Зайдя за ширму, Маргарита увидела белый подоконник, уставленный разными корсетами. Она наклонила голову, с интересом и одновременно ужасом разглядывая эти «творения».

– Фастова, Фастова... – врач подошел к подоконнику и начал выбирать корсет. На каждом, как оказалось, обозначена фамилия больного. Маргарита напряженно следила за его руками, мама, стоявшая позади, не спускала глаз с дочери.

В это время в кабинет зашли еще несколько мужчин и встали напротив врача.

– А, вот он, – доктор выхватил с края подоконника корсет. Такой странный. Две застежки. Пластмасса. Резкое смещение на один бок.

– Итак, залезай! – врач раздвинул корсет.

«И я должна это носить? Да я же не выдержу. Либо сломаюсь морально, либо он сломает мне ребра», – с ужасом думала Маргарита, поднимая вверх руку, чтобы врач мог надеть корсет.

– Надеваем стоя, застегиваем лежа, ложись на кушетку, – проговорил врач. Марго легла. – Значит, так, застегивается просто, сейчас я покажу, – врач вставил липучки и резко затянул сначала одну, а затем другую.

У Маргариты перехватило дыхание. Нет, серьезно, она думала, что задохнется в тот же самый момент. Ребра заныли, кофточка собралась под корсетом. Это состояние продолжалось от силы пять секунд, но эти самые пять секунд показались вечностью.

Резкий звук застегнувшихся липучек заставил очнуться. Маргарита не заметила, как врач поставил на них метки синим маркером.

– А теперь сама застегивай, – врач выпрямил спину.

С пятой попытки Маргарита, затянув застежки по меткам, попыталась подняться так, как это делала обычно, но не тут-то было. Подняться на ноги ей помог всё тот же врач.

Стоять было легче, чем лежать. Дышать по-прежнему было тяжело, немного кружилась голова, начинали ныть ребра. Врачи что-то рисовали на корсете, крутили Маргариту, снова что-то обсуждали. Она не слышала. Или не хотела. Девушка вдруг почувствовала себя самой уставшей на свете.

Снова звук от липучек. Тиски разжались.

– Ожидайте в коридоре, – врач забрал корсет. Мама что-то спросила. Маргарита молча, с каменным лицом, вышла.

Выдох.

9

В коридоре было всё так же людно. Маргарита, ссутулившись, плюхнулась на скамейку. Следом из кабинета вышла мама. Искра сочувствия промелькнула в ее глазах, но у Маргариты не было никакого желания разговаривать. Она, отвернувшись, смотрела в окно. Солнца не видно, как, впрочем, и во все те дни, что они находились в Петербурге. И о чем сейчас можно думать? В голове только странный гул.

«Думаешь, ты особенная? Нет, ты просто глупая. Всё драматизируешь. Посмотри на людей вокруг. Спокойствие. Мило общаются, да? Что сидишь, как пришибленная? Не ты ли говорила, что жизнь и толкнет, и растопчет? Так вот. Ты летишь в бездну, твое сердце разрывает боль. Боль... распространяется по всему телу, проникает в самые потайные уголки твоей души. Прими ее. Извлеки урок. И стань сильнее», – словно шептала Маргарита самой себе.

Вдруг вспомнилось детство.

Ей восемь лет. Деревня. Гремит гром. Они с подругой бегут домой с дальней части улицы. Слышен шум надвигающегося дождя. Еще чуть-чуть... Вот... Еще немного... Одна капля. Еще одна. Еще. Начался ливень, а две маленькие девочки всё так же куда-то бежали и радовались дождю. Вдыхая этот освежающий, влажный воздух, она думала, что сейчас она самая счастливая на свете! Нет, что нужно для счастья восьмилетнему ребенку? Счастливая семья, дом, ну, может быть, пара конфет в кармане и огромное, высокое небо над головой. Небо, которое напоминает тебе о вечности. Небо, в которое так часто любила смотреть Марго, оставаясь в одиночестве, особенно в деревне. Небо не станет обманывать тебя, оно будет молчаливо слушать, пусть даже ты ничего и не сказала вслух. Небо не станет хихикать над твоими детскими мечтами, нет. Небо молчит. Небо понимает. Небо верит в тебя.

Когда вечером подруга уходила домой, Марго забиралась на крышу и смотрела в небо, на закат и думала о чем-то детском и счастливом. Думала о том, как хорошо жить на свете, благодарила Бога за жизнь, а потом спускалась на землю, потому что дедушка ругался, когда она без спроса забиралась на крышу. И тогда она уходила в поле, убегала на закат, весело оглядывалась на лес, на деревенские домики...

Но время шло. Калитка покосилась и стала плохо закрываться, лестница, ведущая на крышу, стала гнить, а дедушка умер... Горько, что Марго не успела с ним попрощаться. Теперь некому ругать ее за то, что она без спроса залезает на крышу, теперь она сама закрывает все сараи, и в том числе ту покосившуюся калитку, которая вела в поле, в закат, к ее детским мечтам о всеобщем счастье.

Из кабинета снова вышел врач. Маргарита посмотрела на него.

– Ваш корсет готов, пойдемте, – бросил он Маргарите.

Опять тот же кабинет, та же кушетка, тот же, чуть подрезанный в нескольких местах корсет.

«Давай, ты можешь!»

Звук от липучек. Резкая боль в ребрах. Неудобство, которое граничило со стыдом. Маргарита сама не знала, за что ей было так стыдно. Стыдно перед всеми. В первую очередь перед мамой. Это чувство взялось неизвестно откуда и упорно не желало покидать Маргариту. Ей казалось, что она всё делает неправильно, начиная со слов и заканчивая жестами. Словно в ее мысли закралась какая-то зараза, вирус...

«А теперь отбрось весь ванильный бред про радужное небо и вечно счастливых людей и поздоровайся с реальностью. Небо серое, а люди грустные и больные. Все больные», – шептал ей внутренний голос. И Маргарита заинтересованно слушала этого нового человека в себе. Вирус «счастье» обнаружен. Перезагрузка системы. Загрузка нового программного обеспечения.

Небо серое, а все люди больны.

10

...Маргарита вздохнула. Тридцать минут, отведенных ей врачом на проверку корсета, истекли.

– Мам, кажется, тридцать минут прошли, да? – Маргарита подошла к маме, прислонившейся к стене около кабинета.

– Да, пошли. Подожди, скажи, как ты себя чувствуешь?

– Давит, знаешь, в нескольких местах, я сейчас скажу врачу, – Маргарита улыбнулась и вошла в кабинет.

Врачи пожали плечами, покрутили ее, сделали еще несколько меток и сняли корсет.

Затем Маргарита получила свой откорректированный корсет, а также указания к ношению, записалась на коррекцию...

– Иди в палату, а мне нужно в кассу.

Как только мама скрылась за дверями кассы, Маргарита чуть ли не бегом (как могла) направилась к лифту, а оттуда в палату, при этом прикрывая свой корсет руками.

Гали в комнате не было. Девушка начала судорожно расстегивать корсет и, сняв его с себя, бросила на кровать и отшатнулась, глядя на него глазами, полными страха.

Маргарита села на пустую кровать и закрыла лицо руками. Нет, она не плакала. Несколько слезинок скатилось по ее щеке, но не более того. Девушка просто не представляла, как будет жить дальше.

«Нет, я должна надеть его, – пронеслось в голове Маргариты. – Я должна заставить себя. В конце концов, я для этого сюда и ехала», – девушка встала и медленно подошла к корсету, который так же спокойно лежал на кровати и поджидал хозяйку.

Затянув его лежа, как учили, она осторожно села. «А теперь устроим соревнование между моей нервной системой и ребрами. Что сломается раньше?» – девушка криво улыбнулась и подняла руку.

В палату вошла мама.

– Мам, смотри, я привыкаю, – Маргарита улыбнулась, надеясь, что маме будет приятно услышать об этом. Мама бесцветно откликнулась:

– Да, я рада, привыкай. И давай собирать вещи, у нас завтра поезд.

Маргарита вздохнула настолько глубоко, насколько это позволял ей корсет. Ей не терпелось его снять, но она и с места не двинулась, пока мама с недоумением не посмотрела на нее.

– Я сниму, да? А вечером еще надену, – откликнулась Марго, расстегивая застежки.

– Хорошо, – ответила мама, доставая из-под кровати чемодан. – Мне уже не терпится попасть домой.

«Да, домой...» – мечтательно подумала Маргарита, но затем ужаснулась. «А как меня там примут? Как отреагируют друзья? Одноклассники? Мое окружение? А в чем я буду ходить? Спать? А как я буду жить?»

После того, как Маргарита с мамой взяли билеты и сдали вещи в камеру хранения, они решили, что сидеть пять часов до поезда на вокзале бесполезно и скучно, и направились в сторону Невского проспекта.

Гуляя и разглядывая витрины магазинов, они разговаривали на самые разные темы. Маргарита смеялась, смеялась искренно, а затем вдруг вспоминала, что ее ждет, и обрывала разговор на полуслове. Потом она снова отвлекалась, и всё повторялось.

Накупив продуктов, Марго с мамой уже шли на вокзал. Девушка всё так же оглядывалась по сторонам, стараясь запомнить город в мельчайших подробностях. Машины, люди, улицы, темные здания... Жизнь кипит.

И опять возникла мысль и, как заноза, вошла надолго в мозг: «Как же мне теперь жить?..»