НОВЫЕ ИМЕНА

Сергей Пичуричкин, 21 год

Опавший лист

Крохотный хрусталик слезы полз по щеке вниз. Теплый ручеек грел кожицу. Все ниже и ниже слезинка. Вот она уже на губе: соленая, как твоя судьба.

Глаза, большие и всегда такие красивые, покрылись пеленой. Его лицо медленно расплывается перед тобой, тонет в твоих слезах. «Пусть они совсем ослепнут», – крадется в твоей голове. Ярко накрашенные губы начинают едва заметно дрожать. «Ты разве не видишь, что ты делаешь!?» – не говорит, а кричит твоя душа, но он не слышит этих слов, он не может слышать эти слова, ты не можешь сказать их ему. «Если разлюбил, уходи». Но он стоит. Стоит и смотрит. Даже не говорит, молчит. «Уходи», – едва слышно слетает с твоих губ. «Останься!» – кричит у тебя в груди.

Бежит невдалеке по рельсам поезд, равномерно стучат колеса; несется по твоим венам кровь, бешено колотится сердце.

Осень засыпала тополиными листьями аллею. Медленно раскачиваясь, опускается перед твоими глазами листок. Медно-холодный диск висит над макушками тополей.

Ком, подступивший к горлу, не пускает дыхание. «Он уходит! Уходит навсегда! Уходит любовь, мечта, надежда». Он, такой родной, милый уходит вдаль по пустой и безжизненной аллее. Пустой и безжизненной, как твоя дальней­шая жизнь без него.

Губы уже не дрожат, они нервно трясутся. Теплые ручейки бегут по твоим щекам. «Он ушел». Это не фраза, это даже не мысль, это глыба – большая, огромная глыба – вжилась в твое нутро, заслонив собой все внешнее, все, что вне тебя. Ты закрываешь глаза.

Даже гудок поезда не возвращает тебя в действительность.

Как одинокое дерево ты стоишь посреди аллеи. Руки поднимаются к голове, пальцы входят в волосы, резко сжимаются. Ты кричишь. «Почему он так!?» Твои руки поднимаются к небесам, ноги подкашиваются, и ты оказываешься на коленях, не переставая умываться слезами. Солеными, едкими слезами.

Вновь тишину прорвал стук колес.

Внезапно ты успокаиваешься. Успокаиваешься как-то вдруг, сразу вся. Пропадают неожиданно слезы, ты впадаешь, не впадаешь даже, а погружаешься в спокойствие, в забытье. Равномерно бьется сердце, дыхание восстановилось. Не подвластная себе, ты поднимаешься с колен, ноги сами несут тебя.

Несут туда, где только что промчался поезд.

УТРАТА

Где-то в глубине памяти затерялся уже тот солнечный сентябрьский день. Все реже и реже выплывают перед глазами эпизоды того утра. Или вечера? Помню только, что светило солнце (палило солнце), резвились в проходе вагона детишки, то и дело выглядывающие в раскрытые окна. А еще помню, как медленно преображалась картина за стеклом: невысокие деревья исподволь сменяли серую казахскую степь, пронизанную всюду ощетинившимися колючками.

Покачивая закопченные вагоны, поезд мчался вперед, продуваемый раскаленным воздухом. Молчаливо устроившись на верхней полке, я думал о чем-то до умиления грустном, как это часто случается со мной во время путешествий в поездах, когда почувствовал весьма ощутимый толчок. Я взглянул в окно купе. К моему удивлению не было никакой станции и только лесостепная полоса, как сказали бы географы, простиралась до самого горизонта. Откуда-то с другой стороны вагона доносились возбужденные голоса людей, крики. Я бросил взгляд на жену, лежащую на противоположной полке. Она спала, не обращая внимания на остановку и удушливую жару. Мне стало любопытно, я слез с полки и, обувшись, вышел из купе. Люди за окном бежали куда-то к концу состава. Высунув голову из окошка, я посмотрел назад.

Сейчас уже не могу вспомнить, что я увидел раньше: толпу людей или редкостной красоты серого коня, мечущегося среди них. А потом я увидел то, что окружали люди. Это была лежащая на земле гнедая лошадь. Ее широкая, крепкая грудь была забрызгана (залита) кровью, и только голова на изящной, упругой шее судорожно поднималась к людям. Глаза, полные муки и беспомощности, смотрели на стоящих вокруг. Животное медленно умирало. А серый конь описал несколько кругов с высоко задранной головой вокруг толпы, издал дикий вопль и, пригнув голову, помчался прямо к колесам стоящего поезда. Не добежав нескольких шагов, он буквально врос в землю, поднял голову, тряхнул гривой и... опять крик. Не ржание, а крик. О, Боже! Какой это был крик! Сколько в нем было боли, тоски, безысходности, гнева, проклятья и отчаянья – одновременно.

Потом он подбежал к уже мертвому телу своей подруги, ткнулся мордой (лицом!) в ее грудь (люди застыли) и... подогнул передние ноги. Он стоял больше минуты. Потом встрепенулся, поднялся и, тряхнув гривой, опять помчался к колесам. Размахивая руками и крича, люди, стоящие перед поездом, преградили ему путь. Остановившись перед ними, конь ждал. Раздался гудок поезда, и состав медленно тронулся. Люди, боясь отстать, запрыгивали в вагоны. Конь ждал...

Из купе вышла жена. Протирая заспанные глаза, она подошла ко мне, и прижалась головой к плечу. Я крепко обнял ее, я буквально вдавил ее в себя... А конь еще долго бежал за металлическим изобретением человека, гонимый невозвратимой утратой.

ОДИНОКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

На дворе осень. Резкий порывистый ветер гнет ветви деревьев за окном твоей комнаты. На улице холодно, сыро, неуютно: даже незаметно, что наступило утро – словно сейчас мрачный вечер.

Ты только что проснулась. Укрывшись тоненьким одеялом, пытаешься согреться. Но это мало удается: то по спине, то по ногам, то по твоей нежной груди пробегает легкий озноб, дрожь передергивает тело. Тебе хочется потянуться. Ты быстро делаешь это и сразу кутаешься в одеяло, пытаясь выгнать холод.

Рядом, в кроватке, спит сын. Он будто не чувствует холода: укутанный тобой ночью, лежит, высунув ногу из-под одеяла. Щеки чем-то выпачканы: забыл вечером умыться. Это маленькое создание еще многое забывает...

Ты лежишь недвижима. Твой унылый взгляд уже несколько минут не отрывается от цветка на обоях. Тебе холодно, грустно и одиноко. Ты не любишь утро, не любишь просыпаться. Когда ты спишь, ты счастлива. Ты очень много в последнее время спишь, тебе хочется уснуть навсегда. Каждый вечер ты мечтаешь об этом, но утром опять приходится просыпаться, и снова возвращаться в одиночество. Сегодня тебе как никогда плохо: даже солнце не светит. Ты лежишь отрешенная, печальная. Тяжелые мысли медленно, одна за другой, текут в твоей голове. Каждое утро, каждый день, каждую минуту ты думаешь только о нем. Ты не можешь о нем не думать. Ты не всегда хочешь этого, но ты не можешь иначе: ты любишь его. ЛЮБИШЬ! И в этом утвердительном глаголе кроется смысл всего твоего существования, причина твоего счастья и... печали. Зачем ты пустила его в свою душу? Ты не раз спрашивала себя об этом. Ты не можешь без него спокойно жить, тебе пусто без него, но и с ним ты уже тоже не можешь спокойно жить. Последнее ты понимаешь все отчетливее.

А он?.. Ты все больше уверена, что он обманывает тебя, что просто жалеет. Каждый день ты ждешь его. Ждешь, как может ждать только по-настоящему влюбленная женщина: душой, разумом и телом. А он? Он приходит каждый день – иногда надолго, иногда нет. И каждый раз ты чувствуешь, что он все дальше и дальше. Эта мысль не дает тебе покоя...

А еще его странные задержки или неожиданные отсутствия. Мысль об этом тоже с каждым днем все сильнее и сильнее вживается в твой разум. От этой мысли зарождаются сомнения, подозрения и неугасимая боль. Разница в возрасте не дает тебе покоя. Тебе кажется, что ты стара для него, что ты его не влечешь как раньше. Тебе не кажется, ты уже уверена, что он ищет для себя моложе. Эта мысль, мысль об ушедших годах – убийственна.

Тебя не устраивают те короткие часы, которые вы все реже проводите вместе. Тебе хочется видеть его постоянно, постоянно чувствовать его присутствие, его заботу. А он? Придет ли он сегодня? Надолго ли? Откуда? Тысячи таких вопросов копошатся в твоей голове и словно иглы впиваются в тебя, принося нестерпимую боль. О, сколько раз ты давала себе слово, ты клялась себе, что не будешь больше терзать себя этими сомнениями, мыслями! Сколько раз ты окуналась в дела, в заботы, надеясь забыться, увлечься, но удавалось ли это? Все твое бытие неразрывно связано с ним. А ребенок? Неродной ему ребенок? Ты думаешь об этом и тебе опять больно. Внутри тебя все переворачивается, то сжимаясь в комок, то стремясь наружу из-за тесноты. И тебе уже хочется рвать свою грудь на тысячи мелких кусочков; хочется рыдать. Но сколько можно – рыдать? Несколько недель, каждый день, каждое утро и вечер, но легче не становится, легче не может стать. Ты это знаешь и уже не плачешь. Тебе порой кажется, что слезы кончились, что ты никогда не будешь плакать и... плачешь вновь.

Ты понимаешь, что так нельзя, что что-то нужно делать. Эта разница в возрасте – воля судьбы, ребенок – глупая, досадная ошибка, сделанная тобой до него, едва удерживаемая красота — самое невозвратимое, что может быть у женщины. Он не будет твоим. НЕ БУДЕТ! «Нет, – тихо слетает с твоих губ. – Я люблю тебя, люблю, милый мой. Ты слышишь это? Я не хочу тебя терять! Я боюсь тебя терять!! Ты мне нужен!!! Пускай ты остыл. Пускай. Но пожалей же меня. Ведь я поверила тебе. Властвуй мною, распоряжайся, унижай, но не гони. Не уходи, будь рядом. Слышишь? Ты мне нужен. Нужен! Я не хочу жить без тебя!!!» Ты сама не замечаешь, как громко ты кричишь, надрываясь и плача. «Мама!» – испуганно вскрикивает малютка, и ты возвраща­ешься. Возвращаешься в жизнь и теперь уже окончательно просыпаешься.

ВСЕГО НАВСЕГО ЖИЗНЬ

Прошел очередной день моей большой, долгой, но в то же время фантастически короткой жизни. Ночь взяла под свою охрану наш небольшой застывший городок. И, когда я подходил к крыльцу, уже множество звезд своими крохотными глазками смотрели мне вслед. Раздумывая, поднялся по лестнице чертовски знакомого подъезда на второй этаж и, достав ключ, не спеша открыл дверь своей квартиры. Вот уже три года меня никто не встречает на пороге.

Мама умерла четыре года назад. Отец, никогда не любивший ее, собрал все деньги и вещи и, оставив мне с женой кровать, пару сотен рублей и пустую квартиру, уехал искать счастья в неизвестном для меня направлении. Я не получал от него никаких известий, но от своей тетки знал, что он женился где-то в небольшом сибирском городке на дочери своего старого друга. Разница между ними была в пятнадцать лет. А не так давно у них появилось два сына-близнеца.

Оплакав маму и пережив предательства отца, я начал потихоньку вставать на ноги. Работа у меня была достаточно оплачиваемой, чтобы нам с супругой не знать, что такое нужда. Она не работала, так как в ближайшее время должна была подарить мне помощника и опору в будущем. Человечка, из которого вырастет мужчина крепкий и самостоятельный. Он будет знать намного больше, чем я. Именно мужчина: я хотел мальчика.

Машина «Скорой помощи» отъехала со двора нашего дома. Дежурил мой друг, поэтому я не сопровождал свою любимую. Вернувшись домой, я заварил чай и уселся в кресло. Однако не просидев и двух минут, встал и заходил из угла в угол. Тревога и волнение постепенно овладевали мной. Я подошел к окну и, едва взглянув в него, понял, что оно мне противно; отвернулся и побрел в противоположном направлении. Походив по комнате, я взял со стола книгу и открыл примерно на середине, пытаясь читать. Глаза смотрели на буквы, но не видели их. Резкий взмах руки, и книга полетела в сторону. Я пошел на кухню и взял бокал с чаем. Не выпив и половины, вылил его и ушел в спальню. Но и там не смог найти себе места.

Затем, не совсем понимая, что я делаю, вышел в прихожку и начал собираться. Руки тряслись от волнения и мне долго пришлось копошиться. Наконец дверь квартиры хлопнула за моей спиной. Не подчиняясь своей воле, я мчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тело мое колотило. Оставив позади подъездную дверь, я «летел» к стоянке такси. Машин не было.

На улице было холодно, но я не замечал этого. Внутри меня все горело, хотелось сбросить с себя одежду. Меня коробило, выворачивало наизнанку; я чувствовал собственное сердцебиение. Пот струйками стекал по вискам, пульсирующим ударами вен. Хотелось вырвать волосы или удариться головой о столб. Наконец вдали показались светящиеся фары машины...

Нервными, дрожащими руками я протянул водителю деньги и, выскочив из машины, побежал к приемному отделению родильного дома. Тело не слушалось меня. То, что происходило, было не по моей воле. Не слыша криков возмущения дежурной, я побежал по коридору.

Натыкаясь на стены, тупики, закрытые двери я искал дорогу, которую никогда не знал, но сейчас очень четко ощущал. Я оказался перед застекленной дверью и понял, что это здесь. Только моя рука протянулась к дверной ручке, дверь открылась. Вышел пожилой мужчина невысокого роста, облаченный во что-то белое и посмотрел на меня. Какой у него был взгляд! Я отказался поверить, ноги ослабли, доктор поплыл куда-то в сторону...

Это был мальчик... Я схоронил двух родных мне людей, две частицы моей души, крови и тела. Простился с двумя созданиями, ради жизни которых не задумываясь отдал бы свою. Одно из них я встретил, чтобы вместе делить «удары» и «подарки» судьбы. Другое было частью меня. Прежде чем сердце моей любимой замолкло, она сказала, стиснув руку врача: «Передайте, что у нас сын». Она наверняка улыбалась.

Я никогда больше не смогу увидеть ее милой, нежной, самой дорогой улыбки. У меня никогда не будет помощника, который продолжит меня. Я потерял их! Я потерял все: счастье, надежду, смысл жизни...

Прошел очередной день моей большой, долгой, но в то же время фантастически короткой жизни. Ночь взяла под свою охрану наш небольшой городок и, когда я подходил к крыльцу, уже множество звезд своими крохотными глазками смотрели мне вслед. Я поднялся по лестнице чертовски знакомого подъезда на второй этаж и, достав ключ, не спеша открыл дверь чужой для меня квартиры. Я вошел в прихожую, зажег свет, не спеша разделся и, пройдя в зал, включил телевизор. Сняв с себя рубаху, обнажил до пояса тело, вошел в ванную, спокойно открыл воду и взял лезвие...