Жизнь и приключения летчика-истребителя (часть 3)

Иностранец из ближнего зарубежья

 

Распад Союза шел полным ходом. Каждая республика в угаре самостоятельности выбирала президентов. Не стоял в стороне и Таджикистан. Старики большими группами собирались на топчанах у подъездов и обсуждали кандидатуру своего Президента. Им был бывший деятель Компартии, изгнанный в свое время из ЦК за аморальный образ жизни. И вот теперь он был кандидатом в Президенты. Петр Иванович однажды посмотрел по телевизору пресс-конференцию, которую устроил этот кандидат, и сразу понял, что тот – человек  недалекий. Это потом подтвердила сама жизнь. Как-то раз, подойдя к группе стариков, он услышал, как они радостно обсуждают кандидатуру своего будущего Президента.

– Уважаемые старики, – сказал он им, – вы меня хорошо знаете. Послушайте, что я скажу: ведь это не кандидат в Президенты, а настоящий дурак, и Таджикистан еще много горя хлебнет, если его изберут.

Старики, видимо, напуганные его словами, не возражая, потихоньку разошлись. Позже, когда кандидат все же был избран Президентом, но под давлением оппозиции и просто из трусости отказался от должности, старики не раз говорили при встрече, что Петр Иванович оказался прав.

Оппозиция, во главе которой стоял убежденный исламист мулла Акбар Тураджон-Зода, стремилась на месте теперь уже бывшего Советского Таджикистана образовать исламское государство. Сами таджики не понимали, да и теперь не понимают, что это такое «исламское государство». Но Петр Иванович, воевавший в Египте, центре мусульманского мира, хорошо представлял, что это такое. Ислам – это безраздельная власть религии над народом. Ведь недаром слово «мусульманин» значит – покорный воле Аллаха. И что бы ни приказали служители Аллаха – муллы, все будет исполнено с фанатичным упорством, а если надо, то и с не менее фанатичной жестокостью. И если к власти придет оппозиция, то идея мусульманского государства восторжествует и положение русскоязычного населения станет, мягко говоря, незавидным. В лучшем случае русские будут изгнаны, выжиты из Таджикистана, а в худшем – вырезаны фанатиками-мусульманами за одну ночь. Примером этого может послужить один разговор, состоявшийся в то время между Петром Ивановичем и его соседом таджиком по имени Файзулла.

– А что, Файзулла, ведь если ваши муллы скажут вам: убейте русских и все их квартиры и вещи станут ваши, то вы пойдете и убьете?

– Да, Петр Иванович, если мулла скажет, то наши таджики пойдут и убьют.

– И ты, Файзулла, тоже, чтобы получить мою квартиру, которая находится рядом с твоей и для тебя удобна, тоже придешь меня резать?

– Нет, Петр Иванович, вас резать не буду.

– Ты, Файзулла, не потому не будешь меня резать, что я твой сосед и, как помнишь, многое сделал для тебя и твоего сына, а потому что я офицер, летчик, вас не боюсь и прежде, чем вы мне голову отрежете, не одного из вас здесь положу.

– Да, вы правы, Петр Иванович, – не мог не согласиться Файзулла.

И поднялась волна оттока русскоязычного населения из республики. Первыми уезжали специалисты, которых с распростертыми объятьями принимали на предприятиях тогда еще работавшей России. За бесценок продавались квартиры, мебель, другие вещи. Очереди на контейнеры были расписаны на железнодорожной станции Ленинабад чуть ли не на год. Чтобы побыстрее получить этот контейнер, нужно было дать очень приличную взятку. На это уходила почти половина жалких средств, вырученных уезжающими, от продажи своих квартир и имущества. Взяточничество пышным цветом процветало практически везде: в горисполкоме, в жилищно-коммунальных участках, на железной дороге, в милиции и далее, практически везде.

Оппозиция начала наступление. На юге республики вспыхнули беспорядки, перешедшие в кровавую гражданскую войну. Братоубийственная резня обнажила дикий средневековый восточный фанатизм. Многочисленные банды захлестнули республику.

К счастью, этот кошмар мало коснулся Ленинабадской области, очевидно, в силу ее географического положения. Эта северная область граничит с Узбекистаном, Киргизией и Туркменией и только узким перешейком через горный Варзобский перевал соединяется с основным телом республики. Ковровый комбинат был «прихватизирован» семейством Азимовых, шелковый комбинат – Бабаевыми, мелькомбинат и другие продовольственные отрасли захватил авантюрист Хомид, с помощью мощных мафиозных организаций подчинивший себе и силовые, и властные структуры области.

Предприятия из-за оттока русскоязычных специалистов останавливались. У населения не было денег. Минимальная пенсия и зарплата, не выдававшаяся месяцами, составляла всего 8 тысяч рублей. Прилавки магазинов опустели. Если же там что-то появлялось, то цена была в десятки раз выше, чем на базаре. Хлебные очереди вырастали с четырех часов утра. Да и хлеба-то выдавалось по 16 граммов на человека.

У Петра Ивановича пенсия по сравнению с другими была большая – 46 тысяч. Но ее тоже не выдавали, и в магазине под расписку он мог купить за нее разве что 3 килограмма костей. Хлеб домой жена Зинаида приносила иногда из магазина тоже под запись.

К счастью, к тому времени живность, разведенная Петром Ивановичем на даче, подросла, мяса кролей и куриных яиц им хватало в достатке. В это время началась так называемая грабительская денежная реформа. Избыток «деревянных» денег хлынул из бывшего Союза в Таджикистан. С полок магазинов и с прилавков базаров сметалось все. Цены уже не имели никакого значения, потому что в соседних республиках вводили свою валюту. Из республики вывозили все, а у здешних граждан не было даже этих «деревянных», ведь из-за реформы все деньги, даже приготовленные пенсионерами на смертный час, люди, давя друг друга в сберкассах, сдавали «на хранение». Эти вклады на сберкнижках были тут же заморожены, и люди оказались на грани голода. А многие, особенно пенсионеры, голодали в самом прямом смысле слова.

Первый Президент Таджикистана оказался неспособным обуздать эту стихию всеобщего ограбления населения. Пытаясь хоть как-то поправить положение, он объявил о создании национальной армии. Но на призывные пункты никто не хотел идти. Тогда стали отлавливать молодых ребят на базарах, на улицах, в автобусах и троллейбусах. Их везли в военкоматы, а они по дороге сбегали домой.

Петр Иванович, видя страдания этого народа, среди которого он вырос, и жалея его, погибающего в бессмысленной и бездарной гражданской войне, написал Министру Обороны Таджикистана письмо с предложением помочь в создании национального полка летчиков-истребителей на базе школы (теперь уже суворовского училища), где он раньше работал.

Он привел для этого свои выкладки и расчеты, дающие возможность осуществить этот план без особых затрат, но его или не поняли, или, что всего вероятнее, не захотели понять: видно, это никому не было нужно. Правда, ответ ему все же прислали, но предложили сесть на военный вертолет и защищать «законного Президента», как защищал его полковник (в письме была указана фамилия), геройски погибший при выполнении боевого приказа.

Тогда Петр Иванович обратился в Министерство Обороны России с предложением организованно помочь выехать военным ветеранам из Таджикистана и тоже с выкладками и расчетами. Но и оттуда ему ответили, что этот вопрос нужно решать с правительством Таджикистана, а Таджикистан на это не имеет средств. Но Петр Иванович знал, что даже если бы эти средства и были бы, то никто из власть имущих в Таджикистане для цивилизованной миграции военных пенсионеров и пальцем не пошевелит, потому что эти офицеры-отставники все равно уедут, практически бросив здесь нажитое долгими годами, и пенсию им платить не надо будет. Так что двойная выгода.

Кроме того, на таможню поступила инструкция, согласно которой строго ограничивалось количество вывозимых, бывших в употреблении, собственным потом и кровью нажитых вещей и разрешалось вывезти только 100000 рублей деньгами. Это уж был полный, открытый и узаконенный грабеж среди бела дня.

Читая российские газеты, Петр Иванович видел, как из-за наплыва мигрантов из республик, стремительно растут цены на квартиры в России. Однажды в военкомате тоже зашел разговор о квартирах в России, и тут одна из присутствовавших женщин сказала, что она живет в Мордовии, в городе Рузаевке, и у них там квартиры довольно дешевые.

Вместе с женой он написал письмо в администрацию города Рузаевки и получил ответ, что в Рузаевке можно купить квартиру. За однокомнатную нужно было заплатить где-то около 2,7 млн. рублей.

После всех своих махинаций правительство республики оставило их с Зиной почти нищими, но, продав всю свою недвижимость, они могли бы наскрести эти 2–3 миллиона. И вот, посоветовавшись, они решили, что Петру Ивановичу надо ехать «на разведку».

Нужно было куда-то определять живность с дачи. Зинаида, занятая на работе, не могла бы ездить ежедневно кормить кур и кролей, как это делал он. Пришлось устраивать в гараже клетки и разместить там кролей, а для кур отгородить место на балконе в верхней квартире.

И вот кролики разместились в гараже, а куры во главе с красавцем-петухом – на балконе. После хлопотного дня с перевозом они с женой поужинали, попили чай и легли спать. Вдруг, в три часа ночи, раздался звонкий петушиный клич, возвещавший населению окрестных домов скорое наступление утра. Они проснулись, ожидая, что этот горлопан, прокукарекав 5-6 раз, угомонится. Но не тут-то было: 29 раз раздавался его нестерпимо звонкий в тишине ночного микрорайона голос. Петр Иванович попросил Зину хоть как-то утихомирить горлопана: связать, что ли, и запереть в туалет. Так она и сделала, даже искупала петуха. Но все было напрасно! Мокрый, связанный, в темном туалете, петух продолжал кукарекать. И тут хозяин не выдержал, встал (а это было четыре часа утра) и со словами: «Извини, друг, ты хороший петух, но не надо быть таким хорошим артистом», – отрубил ему голову.

Денег не было даже на поездку в Рузаевку. Спасибо, сын Алька сразу откликнулся из Калуги и переслал со знакомыми 50 тысяч рублей. По почте никаких денег пересылать было нельзя, потому что перевод приходил, а денег наличных не было и их, естественно, не выдавали. Вот и приходилось ждать «оказии». Петр Иванович купил билет до Рузаевки и поехал.

Стоял январь 1994 года. В поезде Андижан – Москва было зверски холодно, вагоны основательно разбиты, в окна дул пронизывающий зимний ветер со снегом. Дверь в купе, где с ним ехали еще три женщины, нужно было привязывать веревкой, чтобы хоть как-то защититься от огромного количества спекулянтов и просто воров и жуликов, превративших поезд в «баран-базар».

На третьи сутки Петр Иванович сошел с поезда на станции Рузаевка с 80-ю тысячами рублей в кармане. Знакомых здесь никого не было, и он отправился искать гостиницу, оказавшуюся тут же, на привокзальной площади.

Подавая администраторше документы, Петр Иванович поинтересовался, сколько стоит номер. Оказалось – 2,5 тысячи в сутки. Это его устраивало.

Но, посмотрев его документы, женщина сказала:

– С вас пять тысяч рублей!

– Почему с меня столько?

– Потому что вы – иностранец!

– Да какой же я иностранец? Посмотрите на меня: у меня же и «морда рязанская»! – пошутил Петр Иванович.

– Морда-то у вас, может, и рязанская, – тоже улыбнулась администратор, – но по штампу в паспорте вы – иностранец из ближнего зарубежья. А у нас постановление: с иностранцев – в двойном размере оплата гостиницы.

Тут уж ему стало не до шуток. Где он возьмет столько денег за эту гостиницу, ведь и питаться чем-то надо было, да и обратный билет стоил 25 тысяч рублей. Видя участливость администратора, он рассказал ей о цели своего приезда, о трудностях, в какие попал он, бывший летчик-истребитель. Она посочувствовала ему и в виде исключения поместила в отдельный номер за 2,5 тысячи рублей. Петр Иванович сразу же принял ванну, побрился и пошел в горисполком. Главы администрации на месте не оказалось, и тот ничего вразумительного посоветовать ему не мог.

Тогда Петр Иванович стал разбираться сам. Прежде всего надо было выяснить, мог ли он получить беспроцентную ссуду, которую в размере 12 миллионов, согласно законодательству, ему должны были дать как воину-интернационалисту с рассрочкой выплаты на десять лет. За эти деньги он мог купить здесь двухкомнатную квартиру. Кстати сказать, с момента написания письма в Рузаевку, квартиры здесь тоже подскочили в цене. Теперь однокомнатная квартира стоила уже 6–8 миллионов. Но для получения этой ссуды надо было получить гражданство Российской Федерации.

 Получение гражданства было делом хотя и не легким, но возможным. Но вот, где в этом чужом городе можно было найти двух поручителей для получения ссуды, было, конечно, неизвестно.

С этими проблемами Петр Иванович дошел даже до начальника кредитного отдела Республики Мордовия, который обещал ему помощь. Прежде всего Петр Иванович зарегистрировался в отделе миграционной службы, где ему сразу выдали ходатайство. Обратился в военкоматы Рузаевки и Саранска. Но там все ему сочувствовали, а помочь ничем не могли. Даже не могли выдать специальную форму – документ на провоз багажа военнослужащего.

Тогда он решил поездить по колхозам и совхозам и поискать там работу, но чтобы имелось жилье. А к этому времени на него свалилась другая проблема – поднялись цены в гостинице вдвое. Теперь за свой номер он опять должен был платить пять тысяч рублей. Работники гостиницы посочувствовали ему и устроили его в комнату отдыха на вокзале по тысяче рублей за сутки.

Погода испортилась, резко похолодало, но Петр Иванович не сдавался. Он разузнавал у местных жителей о больших хозяйствах и ездил по ним в поисках работы и жилья. Первым было агрохозяйство «Лето». Петр Иванович встал рано, чтобы к семи часам утра быть на месте и застать председателя. Как правило, хозяйства располагались вдали от трассы, и ему приходилось топать по 3–5 километров по снегу и бездорожью.

В этой агрофирме председатель брал его на работу скотником, но жилья не было. В совхозе имени Фрунзе директор предлагал работу слесаря, а под жилье – старый, полуразвалившийся магазин. В «Красном Сельце» брали в бригаду плотников с периодической работой скотников, а для жилья предлагали отремонтировать восьмиквартирный дом, где и будет ему выделена одна из квартир. В колхозе «Арх-Голицыно» брали истопником и обещали квартиру через год, когда до-
строят (и достроят ли?) дом. В совхозе «Темп» квартиры председатель давал за большую взятку. В совхозе «Большевик» Петру Ивановичу предложили работу на кирпичном заводе и место под строительство дома. Потом ему посоветовали съездить в совхоз «Новомуравьевский», где были недостроенные коттеджи. И он решил посмотреть, что это такое.

 От Рузаевки Новомуравьевский совхоз находился в 12 километрах. Выйдя на трассу, он тормознул попутный грузовик, в кабине которого с водителем сидел еще один пассажир. Разговорились. Петр Иванович рассказал о своих мытарствах, о себе. Они познакомились. Пассажиром оказался председатель колхоза «Бекетовский» Пензенской области. Председатель предложил ему приехать в колхоз и заняться строительством мельницы, если будут найдены деньги и приобретено оборудование, и остаться там руководителем, а после, с помощью колхоза, построить дом. Если же денег председатель не достанет, то Петр Иванович может работать зав.фермой, но жить придется на квартире. Петр Иванович обещал подумать, и они дружески расстались.

Вернувшись в город, Петр Иванович зашел к начальнику кадров сельхозуправления, который предложил ему съездить в совхоз «Шишкеево» и поговорить с председателем, который будет его ждать с утра. Тому нужен был энергетик.

На следующий день Петр Иванович поднялся в пять часов утра, но рейс автобуса отменили из-за снежных заносов. Он договорился с частником всего за пять тысяч рублей, и они отправились в путь. Но за семь километров машина встала, и пришлось эти семь километров идти пешком. Прибыл он, однако, вовремя. Сначала председатель ему понравился, они разговорились. Как впоследствии оказалось, председатель был бывшим прапорщиком, Петр Иванович же – старшим офицером. Вот это различие и стало причиной их взаимной неприязни.

А на следующий день, в шесть чесов утра, он уже был в совхозе «Новомуравьевский». Петр Иванович нашел совхозный поселок из двух улиц. Одна была застроена частными домами, а другую составляли коттеджи, каждый на две семьи. К домам был проведен газ, вода, канализация. Петр Иванович подошел к недостроенным коттеджам. Это были бетонные коробки без крыш и полов, без окон и дверей. Каждый состоял из шести комнат (на одного хозяина) и большой прихожей. Сами коттеджи были хороши, но чтобы достроить их, требовались большие деньги.

Вернувшись к правлению, он подождал еще с полчаса, и увидел подошедшего к зданию крепкого, средних лет, мужчину. Это и был директор. Петр Иванович коротко изложил суть дела, объяснил, почему он здесь, мельком коснулся коттеджей и сказал:

– Я согласен на любую работу, вплоть до пастуха или плотника.

– Хорошо, – сказал директор, – приезжайте сюда к концу мая, и мы решим ваш вопрос и с работой, и с жильем.

«Другого выхода у меня нет», – подумал Петр Иванович и распрощался с директором, пообещав, что в мае обязательно приедет.

В тот же день он решил еще раз съездить в Саранск в миграционную службу, разобраться с беспроцентной ссудой для вынужденных переселенцев и подать заявление в Министерство труда и занятости. В Министерстве его уже знали. Когда он разговаривал с заведующим отдела, тоже бывшим военным, подошел крупный мужчина, несколько деревенского вида:

– Ну, Илья Романович, какие проблемы обсуждаете?

– Да вот, Иван Федорович, обсуждаем вопрос, как помочь бывшему летчику-истребителю.

– Обсуждаем вот, – вступил в разговор Петр Иванович, – как и что можно кинуть в шапку нищему летчику.

При этом Петр Иванович снял с головы шапку и протянул собеседнику.

– Да, – сказал неизвестный Иван Федорович, – дожили!!!

– Кто это, Илья Романович? – спросил Петр Иванович, когда незнакомый мужчина отошел.

– Это министр труда и занятости республики.

– Илья Романович, а ведь мне надо к нему, – встрепенулся Петр Иванович, выскочил в коридор, догнал министра и спросил:

– Иван Федорович, не могли бы вы принять нищего летчика-истребителя, участника двух войн, награжденного кучей орденов и медалей?

– Ну, вот сразу и пойдем ко мне, летчик. Я вижу, что вы не упали духом и не пускаете слезу перед министром.

– Ну что вы, товарищ министр, разве я женщина?

– Да ведь и министр иногда бывает человеком, – засмеялся тот.

Войдя в свой кабинет, он предложил спутнику сесть и сказал дружески:

– Садись, летчик, и докладывай!

– Слушаюсь! – ответил Петр Иванович и коротко, но четко изложил эпопею своих мытарств по Мордовии.

– Что ж, Петр Иванович, рад буду помочь тебе, но только не преступая черту закона, а сейчас я попрошу нашего товарища, Сутягина Ивана Ивановича, помочь тебе с устройством жилья.

Он позвонил. Вошел невысокий плотный мужчина.

– Иван Иванович, – обратился министр к нему, – разберись и если можно, помоги этому летчику. А ты, летчик, нужно будет – заходи, всегда приму.

– Спасибо, Иван Федорович, – ответил Петр Иванович и вышел за Сутягиным в другой кабинет. Когда он изложил свою историю Сутягину, тот дал ему свой телефон, они тепло распрощались, и Петр Иванович уехал в Рузаевку. Сразу зашел в кассу за билетом домой. Но билеты были только на понедельник. Субботу и воскресенье надо было чем-то занять. До этого Петр Иванович слышал, что при Рузаевском отделе трудоустройства есть человек, на общественных началах занимающийся вопросами строительства жилья за счет средств миграционной службы. Он решил зайти туда и познакомиться. Это был выходец из Узбекистана, и черты восточного жителя – скользкость, подхалимство перед сильными и высокомерие со слабыми, Петр Иванович определил с первого взгляда. Поэтому, хорошо зная эту породу людей, сразу же взял верный в данном случае тон и стал даже приветливым. Они сидели, пили чай, разговаривали, как восточные люди. Время близилось к вечеру. Вдруг в кабинет вошла довольно симпатичная молодая женщина и, обратившись по имени-отчеству к хозяину кабинета, спросила:

– Что мне делать? Видно, сторож опять напился и не ждет. А рабочий день кончается и надо все кому-то сдавать.

– Ну не знаю, Людмила Николаевна, – ответил он.

– Девушка, – обратился к ней Петр Иванович, – посмотрите на меня, и если я внушаю вам доверие, то я его могу заменить. До понедельника мне все равно нечего делать, а поскольку живу я в комнате отдыха на вокзале, то могу вас выручить. В понедельник сдам вам дежурство и уеду в Таджикистан.

Женщина (а это была начальник службы занятости населения города Рузаевки, или, в просторечии, «биржи труда»), внимательно посмотрела на него и сказала:

– Я вам верю. Согласна, оставайтесь дежурить до понедельника.

– Тогда у меня есть условие: я же должен питаться чем-то в эти дни.

– Это не проблема, – сказала Людмила Николаевна. Она повела его в свой кабинет и открыла холодильник.

– Этого хватит? – спросила она.

– Хватит, только бутылки не надо, а вот хлеба я не вижу.

Людмила Николаевна засмеялась и принесла две буханки хлеба, которые, очевидно, купила домой. Потом показала, где и как включать цветной телевизор, проинструктировала, что и как тут надо охранять.

– Ну, теперь все. Можете, Людмила Николаевна, до понедельника быть совершенно спокойны.

Все покинули здание, и Петр Иванович остался один. Он обошел здание, убедился, что все в порядке, закрыл входные двери на замок, включил телевизор, приготовил себе чай и поужинал, сидя перед телевизором. Посмотрел программу до конца и лег спать на диване.

В понедельник пришла Людмила Николаевна со своим штатом. Он доложил ей, что за время его дежурства никаких происшествий не произошло.

– Спасибо, Петр Иванович. Садитесь. Сейчас мы оплатим вам дежурство за 2,5 суток.

– Ну что вы, Людмила Николаевна, о какой оплате идет речь? Ведь это я на вашем дежурстве заработал.

– Как это – заработал? – удивилась она.

– Ну как же? Ведь я за гостиницу не платил 15 тысяч, да еще и питался бесплатно. Так что большое спасибо за приют и доверие.

Он попрощался и вышел. До отхода поезда Москва – Рузаевка – Андижан было еще много времени, и он решил закупить на все оставшиеся от билета деньги, продукты, которые в Ленинабаде стоили раз в десять дороже, чем здесь. А потом пошел на вокзал и почти сразу же сел в вагон.

В вагонах было холодно, окна замерзшие, грязно. Тусклое освещение создавало впечатление, что они заперты в каком-то грязном ящике. В купе с ним ехало трое парней-азиатов, познакомились. Сначала Петр Иванович читал книгу, потом кое-что рассказывал ребятам из своей жизни. Время тянулось медленно, а предстоял долгий путь – трое суток.

Проснувшись на следующее утро, Петр Иванович решил побриться. Но зайдя в туалет, обнаружил там такие горы желтого льда, что не только бриться, но и справить нужду было некуда. Пришлось найти проводника и взять у него лом. Через полчаса туалет был отчищен ото льда. Он побрился, умылся и вернулся к себе.

Когда же через час Петр Иванович вышел из купе, то в нос ударила нестерпимая вонь. Оказалось, что из всего состава туалет работал только у них, и там образовалась огромная очередь.

 В Ленинабад поезд прибыл вовремя, и в семь утра он был уже дома. За завтраком докладывал Зине о результатах поездки. Они поговорили, решили, что надо готовиться к переезду в Рузаевку. Петр Иванович должен был весной пока ехать один, а если с жильем как-то устроится, то можно будет двигаться уже со всем хозяйством.

До отъезда в Рузаевку оставалось месяца полтора. Он заготовил корм для кур и кролей, пару раз звонил в министерство Сутягину. В третий раз, когда он позвонил, Сутягин сказал ему:

– Ты извини, Петр Иванович, но службу коммунального хозяйства в Мордовии ликвидировали, так что ничем помочь не можем.

Позвонил в совхоз «Бекетовский» Пензенской области. Директор сказал, что на мельницу денег не достал, но должность зав.фермой Петра Ивановича ждет. Оставалась Муравьевка.

29 апреля с помощью жены достали билеты, и она проводила его на поезд «Андижан – Москва».

К этому времени цены на билеты снова выросли, и Петр Иванович уже не мог купить купе. Да и плацкартные места Зина достала только через своих друзей. О том, чтобы расположиться более или менее нормально, не могло быть и речи. А когда поезд шел через Казахстан, Петра Ивановича так притиснули к окну, что он возмутился: это его плацкарта, он за это деньги платил. На это ему ответили: «Ты едешь по нашей земле, так что, сиди и не возникай».

Такая обстановка сохранялась вплоть до Оренбурга. И только после Петр Иванович мог лечь на свое место, вытянуть одеревенелое от сидения тело и заснуть. В шесть часов утра он вышел в Рузаевке. На станции его встретил один мужик, форменный алкаш по кличке Медведь, с которым он познакомился в первый свой приезд. Медведь жил на Химмаше. Они положили вещи Петра Ивановича в камеру хранения и поехали на автобусе в верхнюю часть города искать частную квартиру. Медведь спрашивал многих старух, не может ли кто сдать квартиру, но получал отказ.

Навстречу шла какая-то женщина. Петр Иванович сам заговорил с ней:

– Извините меня, вы не могли бы пустить меня на квартиру? Вы не пожалеете. А если не можете, то не посоветуете ли, к кому обратиться?

– Так тут вас никто не пустит. Ладно уж, возьму вас к себе.

– Меня зовут Петр Иванович.

– А меня – Александра Ивановна Данилова, – ответила новая знакомая.

– Можно я буду вас называть – тетя Шура?

– Можно, – и они вошли к ней в дом. Это был обычный сельский дом, с верандой, кухней и тремя комнатами.

– Выбирай любую комнату, – сказала тетя Шура.

Петр Иванович выбрал самую маленькую. Поставил чемодан, и они поехали на вокзал за остальными вещами. Петр Иванович дал Медведеву денег на бутылку, и они распрощались.

Когда он вернулся, тетя Шура приготовила обед, и они вдвоем покушали. Петр Иванович передал ей консервы и
остальное, что привез из дома.

– Я, тетя Шура, в еде не привередлив, если хотите, будем питаться вместе. А за квартиру я буду платить вам, сколько скажете.

Было уже тепло, и после обеда Петр Иванович вышел посмотреть сад. Сад и огород были захламлены и неухожены. В таком же состоянии был и двор. Он попросил у хозяйки топор, ножовку, секатор и принялся за работу. Этот день был праздником, а потом были еще два дня выходных, и он посвятил эти три дня саду и огороду. Тетя Шура готовила завтрак, обед и ужин, а он с утра и до темноты опиливал деревья в саду, вытаскивал различный мусор со двора. За три дня участок и двор преобразились до неузнаваемости. Соседи с удивлением наблюдали за тем, что «Шуркин постоялец» не пьет в праздники, а не покладая рук работает. А она сама не могла нарадоваться, и все причитала, что Петра Ивановича ей Бог послал.

В понедельник Петр Иванович повез в Саранский военкомат личное дело для начисления пенсии. В пенсионном отделе попросил побыстрее начислить ему пенсию, а то ему не на что жить. Но ему ответили, что пенсию могут начислять только при наличии прописки. Он оставил документы у них и пошел в кредитный отдел Госбанка Республики к начальнику отдела. Тот узнал его и сказал, что помнит, как обещал дать беспроцентную ссуду, но вот месяц назад пришел документ, запрещающий выдавать эти ссуды, а вместо них разрешено выдавать субсидии. И показал документ.

– А что такое эти субсидии? – спросил Петр Иванович.

– Это безвозмездная выдача определенной суммы при наличии Российского гражданства.

«Да, – подумал Петр Иванович, – эти препоны, кажется, непреодолимы. Придется возвращаться назад, в Ленинабад».

Петр Иванович поделился с тетей Шурой этими заботами и, чтобы как-то отвлечься, занялся ремонтом давно бездействовавшей бани. К вечеру баня работала. Он с удовольствием помылся в ней. А вечером познакомился с двумя сыновьями тети Шуры, Володей и Юрием.

Володька нигде не работал. Его жена и двое не работавших сыновей жили в общежитии. Юрка тоже был женат, у него была дочь, он работал в милиции водителем. Осмотрев то, что сделал за эти дни Петр Иванович в доме и огороде, они категорически запретили матери брать с него деньги за жилье.

Назавтра Петр Иванович отправился в паспортный стол узнать о получении гражданства. Начальником паспортного стола был полный майор, по внешнему виду походивший под определение «тупой солдафон». Тот сказал, что получение гражданства – дело долгое и хлопотливое, которое может продлиться от двух до трех месяцев. И перечислил, какие нужны для этого документы. Когда Петр Иванович прикинул, сколько будет стоить получение каждой справки, то понял, что на это у него просто может не хватить денег.

– Майор, вы можете мне помочь? В настоящее время у меня просто на это нет денег. Я беден, как церковная крыса.

– Нет, ничем помочь не могу, – ответил начальник паспортного стола.

Надо было искать какие-то другие пути. Петр Иванович поднялся на второй этаж и в приемной попросил аудиенции у начальника милиции Рузаевского района. Тому доложили, и он тотчас принял Петра Ивановича.

Петр Иванович вошел в кабинет и по форме доложил о своем прибытии.

– Садитесь, майор, – предложил полковник, – поговорим!

Почти час беседовали они, а потом полковник позвонил и вошел начальник паспортного стола.

– Что за проверку, майор, хочешь ты устроить этому летчику? Да его столько проверяли, что тебе и не снилось. Так что без проволочек, через десять дней, выдай ему гражданство.

Майор начал что-то доказывать, но полковник перебил его:

– Хорошо, через пятнадцать дней, и доложишь мне лично! Все необходимые бумаги заверишь нашей печатью. Человек все потерял и не следует добавлять ему ненужных проблем. А вы, товарищ Маклаков, заходите, если возникнут трудности. Мне было очень приятно с вами побеседовать.

В Иссе машина уже ждала его. Тридцать километров до Бекетовского совхоза проехали достаточно быстро. Абрамов встретил Петра Ивановича как старого знакомого, усадил
в свою машину и стал возить по всему хозяйству. Завез в огромный сад, занимавший гектаров тридцать.

– Да, господин председатель, не любите вы свой сад, – пожурил его Петр Иванович.

– А ты возьмись за него и люби на здоровье, я буду тебе помогать. Ведь за ним ходить-то некому, кого ни пришлю, сразу напиваются и им не до сада. А сам я везде быть не могу.

– Ладно, над этим подумаем.

Потом они заехали на ферму. «Порядок» был такой же, как и в саду. Незаметно наступил вечер, и они поехали к председателю домой. Сам по себе совхоз был не большой – всего 172 человека жителей, проживающих в типовых коттеджах на одной улице. Да и сам Абрамов был хорошим человеком. Но вот жена его делала вид, что совсем не замечает гостя. Председатель сам накрыл на стол, поставил бутылку, и они сели ужинать вдвоем.

Петр Иванович стал интересоваться жизнью совхоза. Оказалось, что в домах отопление печное, газ не дотянули десять километров. Автобус от Иссы до Бекетовки ходит только в среду и воскресенье. Все, в основном, живут за счет личных хозяйств, денег в совхозе нет.

– Если ты, Петр Иванович, согласишься все же остаться здесь, – сказал Абрамов, – я помогу тебе с продуктами, а потом своим хозяйством обзаведешься и будешь жить, как остальные. А пока я тебя устрою на квартиру. Впоследствии подумаем и насчет жилья.

– Спасибо, вы меня радушно встретили, все показали. Я подумаю.

Потом они еще много говорили, так и не притронувшись к бутылке.

– Ты, Петр Иванович, ложись на диван и спи. Я утром рано уеду, а за тобой придет машина и отвезет тебя в Иссу, – сказал Абрамов и добавил:

– Если надумаешь, позвони, и я пришлю за тобой машину в Рузаевку.

Уже сидя в электричке по дороге в Рузаевку, Петр Иванович размышлял о Бекетовке, об этой беспросветной и бесперспективной глухомани и сочувствовал председателю, которому там не с кем даже нормально общаться. И он решил все же остановиться на Муравьевке, которая все-таки стояла на трассе и недалеко от города. По субботам он звонил Зине в Ленинабад и докладывал о своих делах.

Наступило 15 мая 1994 года. Петр Иванович сообщил тете Шуре, что решил обосноваться в Муравьевке. Она сказала:

– Я тебе помогу там с устройством и с жильем. Там живет мой бывший друг, Жидеев, который был раньше завфермой, а сейчас работает старостой церкви. Он живет с дочерью в большом доме, жена у него померла. Рядом у него еще есть старый дом.

Оставшись у Жидеевых, Петр Иванович решил переговорить с дочерью хозяина, Леной, которая вела хозяйство. Это была довольно симпатичная немолодая женщина, заправлявшая в доме.

– Лена, – обратился к ней Петр Иванович, – давайте договоримся о моем проживании у вас, сколько я буду платить за квартиру? Как будем питаться и о прочих условиях.

Жидеев вмешался в разговор:

– За проживание будешь доставать нам фураж, питаться с нами, а там посмотрим.

Дочь поддержала отца.

– Хорошо, я согласен. Теперь определите, где я буду жить?

– Выбирайте любую комнату в доме, – ответила женщина.

– Я бы предпочел жить в вашем старом доме.

– Как хотите, – откликнулась Лена. Она прибралась в старом доме, а после ужина Петр Иванович долго слушал Жидеева, который все знал о Муравьевке и ее обитателях, считал, что во всем разбирается, и не терпел чужого мнения.

Правда, Петр Иванович не мог с ним во многом соглашаться, и хозяин сердился, выходил на улицу курить, возвращался и снова доказывал свою правоту. Позже Петр Иванович узнал, что Жидеев дважды лечился в психдиспансере, и это прояснило причину его несколько нестандартного поведения в тот вечер.

Наспорившись, Петр Иванович отправился спать; так как завтра у него предстояла встреча с директором совхоза, то нужно было к этому подготовиться, хотя бы мысленно. Он проснулся в шесть часов, привел себя в порядок, перекусил салом с хлебом и пошел в контору на планерку. Подождав пока она закончится, вошел к Юртайкину. Поздоровавшись, сказал:

– Сергей Павлович, я согласен на любую работу.

– Мне уже о вас звонили из райуправления, – сказал директор, не глядя на собеседника, – и рекомендовали поставить ко мне заместителем. Даю вам 2–3 дня на ознакомление с хозяйством, и чтобы вы были в курсе дела.

– Спасибо за доверие, постараюсь его оправдать, – ответил Петр Иванович.

– Ваша основная работа будет связана с животноводством и всем, что его касается, – уточнил Юртайкин.

С чего начинать, Петр Иванович не знал. Начал же с осмотра фермы и подсобных служб. Ферма когда-то представляла собой добротное здание с отличными подсобными помещениями. Сейчас все было донельзя запущенным и являло собой печальное зрелище. Основное здание и двор были завалены навозом, остальные помещения разбиты. Но самым ужасным было то, что вокруг валялись трупы телят и даже коров. Не менее печальное зрелище представляло и само стадо: страшно худые коровы лежали в грязи и навозе, и чтобы они встали, их надо было поднимать за хвост.

Кормов не было, скот кормили гнилой соломой, которая тоже кончалась. Побродив двое суток по этому печальному месту, Петр Иванович побеседовал со своим хозяином Жидеевым, который, как бывший завфермой, знал положение дел, и решил начать с руководства фермой. Он познакомился с главным зоотехником И.Катаевой, которую попросил созвать собрание всего коллектива фермы, вплоть до бригадиров. Когда Катаева представила его собравшимся, он оглядел всех, и сказал:

– Со мной вы познакомитесь в процессе работы, однако не буду скрывать, что с животноводством столкнулся впервые. Но я – человек военный и способный ученик, научусь. А пока – первое, что мы должны сделать, это спасти стадо. Для этого зоотехнику рекомендую найти солому в других хозяйствах и увеличить норму кормовой подсыпки. Бригадиры будут лично получать фураж и в присутствии зоотехника рассыпать по кормушкам. Главному ветврачу взять трактор и со своими помощниками вывезти всю дохлятину с территории фермы на скотомогильник. На это – три дня срока. Я с помощниками займусь очисткой территории фермы от навоза. Сначала выполним эту работу, а потом будем думать, что делать дальше.

В совхозе имелись два бульдозера, и Петр Иванович решил использовать их для очистки двора фермы. Но и тут его поджидали непредвиденные трудности. Правда, непредвиденными они были только для него. Дело заключалось в том, что, несмотря на самый неусыпный контроль, через два часа работы бульдозеристы ухитрялись напиваться до такой степени, что в прямом смысле не держались на ногах. О какой уж работе на бульдозере можно было говорить? На этих алкашей не действовало ничто.

Тогда он уговорил Юртайкина взять бульдозер с водителем с «Сельхозхимии». Приехал бульдозер, и работа началась. Но только через месяц территория фермы была очищена. Работа для Петра Ивановича начиналась в 4–5 часов утра и заканчивалась чаще всего после одиннадцати вечера. Но все равно времени не хватало.

Никакого понятия, хоть отдаленно, об ответственности и дисциплине среди рабочих совхоза не было. Они могли либо совсем не прийти на работу, либо прийти до полусмерти пьяными. А ведь скот-то и кормить, и поить, и пасти надо было. И Петр Иванович периодически превращался то в пастуха, то в скотника, а уж кормозаготовителем был всегда.

Он убеждал пастухов, доярок, шоферов, скотников в том, что скотина не виновата, что в совхозе нет денег. Но ведь они – акционеры, значит, эта вся мычащая от голода живность, и их собственность тоже. Но на все его уговоры они отвечали более или менее грубой бранью. На работу они приходили, в основном, за тем, чтобы что-либо унести домой. Доярки с двух доек утаскивали домой по 12 литров молока и по ведру фуража. Фуражиры же, если бы могли, готовы были вообще этот фураж весь стащить и пропить. Телятницы поили даже маленьких телят снятым молоком. Сливки утаскивали домой, а телята дохли от истощения. Бригадиры на все это смотрели сквозь пальцы. Ветработники за поголовьем стада не следили, а только констатировали падеж. О заготовке кормов кормодобытчики тоже не думали. Механизаторы старались что-то продать или сделать левак, чтобы заработать на выпивку. А совхозная работа – да гори она синим пламенем!

Даже забойщики скота после забоя, например, коровы старались оставить от туши одни ребра. Пришлось Петру Ивановичу вместе с ветврачом забивать скот и сдавать на склад мясо в более-менее приличном виде. На мясокомбинате такое тощее мясо не принимали.

И все-таки, хоть и небольшие, перемены к лучшему уже были видны. К тому же после того, как он прописался у Жидеевых и отвез все документы в пенсионный отдел Республиканского военкомата, ему сразу же начислили пенсию за три прошедших месяца. Он сразу получил около 1,5 млн. рублей. Теперь Петр Иванович был при деньгах.

А Петр Иванович решил поговорить с бригадирами, чтобы они поставили своих скотников и доярок на место. Разговор состоялся, и он стал ждать результатов. Но тут как раз наступал какой-то престольный праздник и на работу почти никто не вышел. Голодная скотина ревела в загонах. Петру Ивановичу ничего не оставалось делать, как втиснуть пьяного тракториста в трактор, привязать его к сиденью, чтобы не выпал, а самому прицепить косилку и тележку и выехать косить «зеленку», чтобы хоть как-то накормить голодную скотину. Он сам накладывал траву вилами в корзину и разносил по кормушкам. Пришлось мучиться с утренней и вечерней дойками. Бригадиры не вышли на работу. А вечером пришел пьяный старший ветеринар и стал материть Петра Ивановича, обещая убить его. Пришлось терпеть эти оскорбления. Петр Иванович никогда не выяснял отношений с пьяными.

На другой день, оставшись наедине с директором, он подал ему заявление о снятии с должности бригадиров и ветеринара. Юртайкин внимательно прочитал это заявление и наложил свою резолюцию: ветеринара уволить, одного бригадира перевести в скотники, а другую бригадиршу – в доярки. После этого собрания трое наказанных пошли в правление и, вернувшись через час, сказали ему, что были у директора, который сказал, что никакого заявления не подписывал и отправил их на свои рабочие места.

Удивленный и возмущенный Петр Иванович пошел к Юртайкину:

– Сергей Павлович, как это вы не подписывали заявления на увольнение и снятие с должности?

– Да, я не подписывал никакого заявления, – не моргнул и глазом тот.

– Вы что, Сергей Павлович, меня за дурака считаете? Где то заявление, что я вам дал?

– А вы мне никакого заявления не давали.

– Тогда, Сергей Павлович, прошу перевести меня скотником, я возьмусь за откорм один, а трех скотников переведите в полевые рабочие.

– Нет, вы останетесь на своей должности. А под жилье займи одну комнату в старом доме учителя.

Когда Петр Иванович вышел от директора, то стал думать, как ему выйти из этого положения. Вначале он перебрался в указанный дом, привез со склада кровать и постельные принадлежности, установил газовую плиту, из простыней сделал шторы. Комната приняла жилой вид. Потом нашел главного ветврача:

– Василий Иванович, меня директор посадил в галошу с увольнением. Помоги мне как-то очиститься от этого плевка. Это надо обязательно сделать. Ты давно работаешь главным ветврачом, имеешь вес, к тому же ты все время замещал директора, к тебе прислушиваются. Для этого собери весь руководящий состав фермы и заставь извиниться своих бригадиров и ветврача.

– Хорошо, Петр Иванович, я тебя понимаю и попробую помочь, – сказал тот.

Вечером состоялось собрание и Василий Иванович заставил всех извиниться. Правда, особого облегчения Петр Иванович не почувствовал и просто стал выполнять всю работу за бригадиров. Но надо было скотнику кормить, а единственный косильный агрегат сломался. Приходилось почти вручную косить и грузить «зеленку». Бригадиры часто отсутствовали по уже известным причинам, и ему самому приходилось выполнять эту работу.

Лето было дождливое, кукуруза на зеленый корм почти не выросла. Он приказал вычистить силосные ямы и стал заготавливать самую разную зелень на силос, перемешивая ее с соломой и зерном. Элеватор из-за высокой влажности зерно не принимал, оно начинало «гореть», и он засыпал его в силосные ямы. От этого была хоть какая-то польза.

Был конец июля. В это время к нему приехала жена, которая хоть как-то морально поддерживала его. Теперь он с радостью возвращался домой, зная, что там ждет его тепло и уют. Зина готовила дома. Хлеб они покупали, мяса было с избытком, а овощи приносили иногда его доярки в знак своего уважения к человеку, который впервые стал хоть немного заботиться о них.

Иногда, чтобы не выделяться из общей массы, он ходил обедать в столовую. Однажды подали тухлое мясо. Рабочие молчали, а он возмутился. Подошел к окну раздачи и сказал:

– Если еще раз вы будете кормить меня и рабочих этой тухлятиной, то очень пожалеете. Что, я мало свежего мяса завожу на склад? Если это еще раз повторится, то вывалю всю эту пакость на пол, а тогда можете жаловаться.

В это время в столовую вошел директор. Он питался в отдельной комнате.

– Сергей Павлович, а вы не хотели бы покушать вместе с нами этой тухлятины? – поинтересовался Петр Иванович.

С приездом Зины жизнь его приобрела смысл. Было хоть с кем поговорить вечерами. Все же как-то чувствовалась домашняя обстановка. Но она долго не могла оставаться здесь. Дома ее ждала работа. И вот настал день, когда он посадил ее на поезд в Таджикистан и вновь остался один. К этому времени ему передали в личную собственность половину коттеджной коробки, но Зина сказала, что на обустройство этого сооружения надо столько денег, что будь они у них в наличии, можно было бы спокойно купить квартиру в Рузаевке. Петр Иванович и сам это видел и не мог не согласиться с женой.

Время шло. Жители Муравьевки, какими бы алкашами ни было большинство из них, стали видеть в заместителе директора хоть какую-то надежду на улучшение своей жизни, шли к нему, а не к директору за советом и помощью.

Естественно, видя активность и деловитость своего заместителя, директор стал косо на него поглядывать. Как всегда, планерки проводились в семь утра и, как всегда, распоряжения, даваемые пьяной братии, не выполнялись, а крайним всегда оказывался замдиректора Маклаков.

Собранное зерно, которое не принимал элеватор, девать было некуда. Петр Иванович ссыпал его в ангар, но что только он с ним ни делал, зерно все равно сгорало. Ему жалко и больно было видеть, как были усыпаны этим зерном все дороги, по которым пьяные водители, не проверяя целости кузовов своих грузовиков, свозили его в ангар. Но он не терял надежды на возрождение этого совхоза. Он пришел к мысли, что сделать это можно, если с помощью миграционной службы отстроить коробки девяти коттеджей и пригласить в совхоз 18 семей переселенцев. Он знал, что выезжающие из стран ближнего зарубежья – народ непьющий и работящий. С их помощью можно было возродить это хозяйство. Местным же жителям не оставалось бы ничего другого, как примкнуть к новоселам.

 С этими предложением он обратился к своему знакомому министру труда и занятости. Тот внимательно его выслушал и дал согласие, но попросил составить смету расходов. Об этом разговоре узнал Юртайкин, и его это прямо-таки взбесило.

Теперь на каждой планерке он, не стесняясь, стал отчитывать своего зама за его и чужие прегрешения. Такого Маклаков стерпеть не мог. На одной из планерок он встал и сказал:

– Сергей Павлович, я не знаю, каким директором вы были в прошлом, но кем вы стали сейчас, трудно даже сказать. Я больше не желаю выслушивать ваши оскорбления. Вот мое заявление на увольнение. Не бойтесь, в суд на вас за невыплаченную мне в течение года зарплату я подавать не буду. Будет возможность – отдадите, не будет – я эти деньги дарю лично вам.

С этими словами он вышел из кабинета с чувством огромного облегчения. Зашел к главному экономисту совхоза Антонине Ильиничне Меляновой, с которой часто делился своими достижениями и неудачами, и попросил у нее совета, хотя отлично понимал, что та весь разговор донесет директору, но больше в этот момент некому было излить душу.

На следующий день он поехал в Рузаевку к тете Шуре. Она встретила его хорошо, отдала ту же комнату и одобрила его уход из Муравьевки.

Она же и посоветовала Петру Ивановичу обратиться по поводу работы к начальнику СМП-12 Иосифу Кирилловичу Березовскому. Он пришел к Березовскому на прием и чистосердечно рассказал о той ситуации, в которую попал. Иосиф Кириллович внимательно его выслушал и сказал:

– С работой сейчас везде трудно, но я приму вас путейцем. Работа трудная, но другой пока нет. Скоро у нас освободится комната в общежитии, и я ее вам тоже дам. Поживете, поработаете, а там видно будет.

Петр Иванович поблагодарил его и через два дня, пройдя комиссию, уже работал путейцем. Шпалы, лом, костыли, лопату он освоил быстро. Все было бы хорошо, но бригада была сильно пьющая, хотя, когда надо, и работающая, но плохо было другое. Эта бригада, состоящая из двадцати человек, делилась на «элиту» и «черную кость». Этих последних было человек пять. Их основным инструментом были лом и лопата. У «элиты» основное орудие – бутылка и стакан, да еще огромное самомнение. Как-то так получилось, что молва о том, что Маклаков Петр Иванович – майор, бывший летчик-истребитель, докатилась и до путейцев. И вот теперь каждый алкаш, в душе радуясь тому, что и такой человек попал в их стадо, старался унизить новенького. И, конечно, Петр Иванович попал в разряд «черной кости».

Некоторое время он терпел выпады в свой адрес. Приняли его путейцем третьего разряда, и он осваивал премудрости ремонта стрелок, путей и прочего. Прошел месяц. Он взял в технической библиотеке нужную литературу, внимательно изучил теорию (практически уже давно во всем разобрался) и решил сдать на четвертый разряд, хотя знал все и на пятый.

Но оказалось, что сдавать на разряд было необязательно, нужно было только подать заявление с подписями бригадира и нескольких рабочих. Когда о его желании узнала бригада, то подняла его на смех. Один из рабочих ехидно сказал:

– Это тебе, Петр Иванович, не самолет. Чтобы получить четвертый разряд, мне понадобилось 15 лет. А ты, наверное, и пятый захочешь получить?

«Ну все, больше этим алкашам спуску давать не буду!» – решил он.

– Да, Ваня! Ты правильно сказал, это – не самолет! Я за месяц все премудрости работы путейца досконально изучил. А ты настоящий самолет не только никогда не познаешь, ты его даже не увидишь. И я, Ваня, не виноват, что ты настолько тупой, что до четвертого разряда дошел только через 15 лет. А я на пятый разряд могу сдать хоть сейчас и выполнить все тоже смогу.

Вся бригада замерла как при ожидании взрыва. Они никак не ожидали такого отпора со стороны Петра Ивановича. Но он теперь понял, что ни о каком разряде теперь речи идти не может. Зато пятерка «чернорабочих» увидала в нем человека, способного дать отпор наглой «элите».

 Чем бы эта история закончилась – неизвестно. Но из-за наступившей зимы работы были свернуты, и бригада была переведена на стройку.

Петр Иванович попал подсобником к женщинам-штукатурам, укладывавшим плитку. Свою работу он выполнял так, что они предложили перейти к ним в бригаду насовсем. Здесь же он познакомился с плотниками и перешел работать к ним. Неделю он работал в бригаде, а субботу и воскресенье в хозяйстве тети Шуры.

И все было бы нормально, если бы не одно обстоятельство. Один из сыновей тети Шуры погиб при загадочных обстоятельствах. По заключению экспертизы – он повесился, по мнению матери – его повесили родичи его жены. Второй же сын тети Шуры Володя пил запоями. Запои продолжались месяцами, и в это время он жил не с семьей в общежитии, а обретался у матери. И вот эти запои сопровождались еженощными драками между матерью и сыном. Драки были ужасными: они били друг друга смертным боем и Петр Иванович, чтобы не допустить смертоубийства, вынужден был растаскивать их. А утром оказывался самым виноватым во всем. Но приходилось терпеть, потому что податься было некуда. Временами его посещала мысль бросить все и уехать в Ленинабад. И в то же время знал, что в Ленинабаде окажется в еще более худшем положении. Здесь он хоть имеет деньги и сыт, а там будет голодать.

Это его останавливало. Каждую неделю он ходил на почту звонить жене. Связь с Ленинабадом была только глубоким вечером, и на квартиру он возвращался поздно. Частенько к этому времени тетя Шура успевала напиться и запирала двери. Приходилось ночевать на вокзале.

Петр Иванович стал искать содействия у соседей-бабулек в поисках новой квартиры. Они помогли, и Петр Иванович перебрался к двум старикам на другой улице. Дом у них был маленький, и спать приходилось почти рядом с ними, но нужно было мириться. Он решил еще раз переговорить с начальником СМП Березовским в отношении общежития. Иосиф Кириллович выслушал его и сказал, что он может занять комнату №16 в общежитии, как только она освободится. Петр Иванович попросил разрешения на прописку в общежитии, и дать отпуск без содержания для поездки в Таджикистан за вещами. Березовский разрешил, и он, прописавшись, стал готовиться к отъезду.

Деньги на поездку Петр Иванович скопил за счет пенсии и вот поездом Москва – Ташкент в конце января он выехал из Рузаевки. Этот поезд был немного лучше, чем Москва – Андижан, но тот же «баран-базар» был и здесь.

От Ташкента в Ленинабад он доехал автобусом. Утром был уже дома. Теперь предстояло много работы по продаже квартир, гаража, дачи, упаковке вещей, добыванию контейнера. Особенно трудно было достать контейнер. Нужен был двадцатитонник, так как Петр Иванович хотел в нем перевезти машину.

Целый месяц Петр Иванович пытался найти покупателя на квартиры. За двухкомнатную квартиру ему давали не более трех миллионов рублей. За эти деньги в Рузаевке можно было купить разве что туалет. Наконец, отчаявшись решить эту проблему, он нашел посредника и поручил ему продать две квартиры, два гаража и дачу хотя бы за 18–20 миллионов.

Теперь нужно было добыть контейнер. Петр Иванович решил, что в облвоенкомате его еще не забыли, и поехал туда. Некоторое время спустя с их ходатайством в кармане и заявлением он уже входил в кабинет начальника Ленинабадской товарной станции. Взяв поданные бумаги, тот очень удивился, увидя подпись облвоенкомата на ходатайстве, и молча, без проволочек подписал разрешение на двадцатитонный контейнер. К слову сказать, этих контейнеров на станции было много, но чтобы добыть один, надо было дать солидную взятку. А тут пока обошлось.

Он отказался от бесплатной машины, предложенной для перевозки контейнера коллегами их объединения, потому что понаблюдал за погрузками вещей в контейнера других отъезжающих и очень хорошо понял, что там все «схвачено», остается только сделать, чтобы было и все «оплачено». Эта публика так просто кусок из зубов не выпускала.

Он подошел к водителю контейнеровоза и сначала поговорил с ним, а потом предложил:

– Ашно, друг, я даю тебе 250 тысяч рублей, загружаю здесь в твой контейнер на ночь в 34-й микрорайон, я там загружаю свои вещи, ты привозишь его сюда, таможенники пусть его опломбируют и отправляют в Россию. Тебе на все этих денег хватит?

– Хорошо, брат, я согласен, сделаю, как надо. Деньги отдадите, как опломбируют контейнер, – ответил водитель.

Теперь нужно было сделать опись вещей, оценить их и утвердить в горисполкоме. Петр Иванович сделал опись, оценил вещи в восемь миллионов рублей и понес ее в исполком. Там поговорил с таджиками, рассказал им, что он – «ходжи», так как воевал за мусульманскую веру, летал над Меккой и Мединой. В отделе прочитали его опись, и один из работников сказал:

– Ходжи, а вам не жалко за такую оценку платить полмиллиона рублей? Ведь ваш контейнер пойдет через четыре страны – Таджикистан, Узбекистан, Казахстан и Россию. Если он пропадет, то и искать его никто не станет. А вместе с ним пропадут и эти полмиллиона рублей. Езжайте домой, перепечатайте опись, оцените вещи на копейки и привезите обратно.

– Спасибо за подсказку, ребята, – поблагодарил Петр Иванович, через два часа принес новую опись, заверил ее и уехал домой.

Утром он сел в уже снятую с учета в ГАИ машину, поехал на контейнерную станцию и загрузил в целый, но подбитый контейнер, который услужливо подобрал ему водитель. Контейнер сразу поставили и приехали к подъезду дома. Водитель оставил полуприцеп и уехал. Ребята помогли загрузиться, и назавтра контейнер был доставлен на станцию. Петр Иванович еще доплатил 80 тысяч за обслуживание и больше ни во что не вмешивался. Таможенник даже не проверил, что там в этом контейнере, и предложил поставить свой замок. Петр Иванович так и сделал, рассчитался с водителем и уехал домой. Теперь Зине предстояло уволиться с работы и ехать с ним в Россию.

В Рузаевке через трое суток были уже в семье стариков. Петр Иванович съездил в Саранск на контейнерную станцию, оставил там телефон отдела кадров СМП с тем, чтобы как придет контейнер, они ему сообщили.

Сразу же поехал к Березовскому и попросил перевести его из путейцев в бригаду плотников. Иосиф Кириллович без расспросов издал приказ, и он стал плотником третьего разряда. На следующий день вышел на работу. Плотницких работ не было, и его направили подсобником к каменщикам. Положение у них было такое же, как у путейцев – почти сплошное пьянство. Но Петр Иванович уже не обращал на это внимания. А через десять дней пришел контейнер. Он взял все наличные деньги и выехал в Саранск.

Заплатил 1,4 миллиона рублей, попросил таможенников не проверять контейнер, так как ничего недозволенного в нем не было. Те поверили и дали пропуск. В отделе перевозки контейнеров он сказал работникам:

– Девушки, у меня осталось всего 100 тысяч рублей. Больше нет даже дома. Подумайте, как за эти деньги отвезти контейнер в Рузаевку.

Женщины подумали, и одна сказала:

– Хорошо, я напишу сумму в 90 тысяч, а десять отдадите водителю на бутылку.

Пока продолжалась процедура оформления контейнера и установка его на контейнеровоз, наступил вечер. Теперь не было смысла на ночь глядя везти его в Рузаевку. Петр Иванович предложил водителю оставить контейнер с машиной на базе, утром приехать в Рузаевку по указанному адресу, а он, Петр Иванович будет ждать на месте с ребятами, которые ему помогут в разгрузке. На том и порешили.

Утром контейнер прибыл, разгрузили его в подвал общежития. С контейнеровозом Петр Иванович съездил на стройдвор СМП-12, там с помощью крана выгрузили машину, контейнер отпустил, а сам пригнал машину к общежитию.

Когда они с Зиной складывали вещи в отведенные им в подвале помещения, подошел один человек. Оказалось, что это – хозяин-арендатор одного из помещений подвала, в котором когда-то был его магазин. Они с Зиной разговорились. Зина сказала, что выделил им комнату в общежитии, а она пока занята старыми хозяевами и вот придется Петру Ивановичу где-нибудь здесь ночевать – караулить вещи. Собеседник, звали его Гена, предложил:

– Да зачем «где-нибудь»? Если хотите, я вам открою помещение магазина. Там тепло, светло, есть все удобства.

И действительно, помещение магазина оказалось обширным, был свет, горячая и холодная вода, даже санузел. Было просто отлично.

– Гена, так может, мы тут с Петром Ивановичем и жить пока будем?

– А что ж, нравится, так и живите. Вот вам ключи, – ответил он.

– Спасибо, Гена, вы даже сами не знаете, как здорово нас выручили. Ведь мы живем на частной квартире и в такой тесноте, что нам жалко наших хозяев. А это – просто роскошные апартаменты, – восхищенно сказала Зина.

Подошел Петр Иванович и, узнав о предложении Гены, тоже искренне его поблагодарил. Они съездили на квартиру, погрузили на санки свои немудрящие пожитки и, тепло поблагодарив стариков, переехали в подвал. Кстати сказать, со стариками они всегда поддерживали почти родственные отношения.

Так они стали жить в подвале. Утром Петр Иванович уезжал на работу, а Зина обустраивала новое жилище, приспособилась там и готовить еду. И на время, пока не освободилась их комната-квартира, в этом помещении жить было можно. К сожалению, их там периодически затапливала то прорвавшаяся канализация, то грунтовые воды от таяния снега. Но и это было бы терпимо, если бы не огромные полчища комаров, гнездившихся в подвале и получивших в свое полное владение попавшие к ним жертвы. Комаров было столько, и они так яростно набрасывались на беззащитных людей, что приходилось по несколько раз вставать ночью и истреблять их в неимоверном количестве, украшая потолок и стены кровавыми узорами. Так продолжалось два месяца.

Машину, которую они поставили под окнами магазина, удалось до тепла поставить на склад райпо по разрешению его начальника. Нужно было думать о строительстве гаража. К этому времени они уже переселились из подвала в общежитие. Им выделили секцию из двух комнат с прихожей, душем и санузлом. Две комнаты были площадью 32 квадратных метра, одна побольше, вторая поменьше. С помощью шкафов Петр Иванович разделил ее на кухню и спальню. И вот началась жизнь в общежитии. Для этого момента это была неплохая жизнь.

Между тем Петр Иванович занялся хлопотами с гаражом. Он зашел к архитектору города, который холодно ответил, что места под гараж в наличии не имеется. Пришлось идти в горвоенкомат за ходатайством. Такое письмо на имя главы администрации было получено, и Петр Иванович пошел в исполком. Его принял замглавы администрации, без слов подписал заявление, и Петр Иванович снова зашел к архитектору. Теперь того как подменили. Он сразу вызвал своего заместителя и поручил ему выделить землю под гараж.

Петр Иванович решил строить гараж из отходов производства. Он завозил куски плит, строительные отходы, битый кирпич. Потом подвернулся сарай на слом в СМП, и он попросил начальника отдать его ему. Цемент пришлось купить с помощью знакомых в другой организации, так как в СМП он стоил в два раза дороже. Так понемногу он и собирал стройматериалы. Нужно было начинать строительство.

В это время Зина уехала в Ленинабад продавать недвижимость. Перед отъездом Зины в Таджикистан знакомые помогли Петру Ивановичу приобрести земельный участок в размере 6 соток под картошку. Участок был километрах в шести от общежития в районе села Надеждинка, и езды до него на велосипеде было 20 минут. Взяли и еще 5 соток земли, выделенных пенсионерам, и посадили с Зиной картошку на обоих участках. Когда Зина была в Таджикистане, Петр Иванович звонил ей каждую неделю, но она говорила, что дела продвигаются плохо. Посредник по продаже что-то крутил хвостом, за все давали очень мало денег. Наконец он не выдержал и позвонил еще раз. Сказал, чтобы она забирала то, что дают, и возвращалась.

Но чтобы получить и эти немудрящие деньги, Зине пришлось обратиться к помощи бывших воспитанников Петра Ивановича, которые теперь были офицерами и работали в Ленинабадском военкомате. Ребята помогли ей с продажей и проводили до Ташкента.