Сергей Сеничев
* * *
теперь ты знаешь, как я это делаю –
отчаиваюсь и, чем ночь длинней,
венчаю под свечу бумагу белую
и ручкой с чёрным хлопочу по ней,
и вру – себе и ей, а жаль – страдалице,
красивым вялым почерком души,
уставшей на оставшееся пялиться
в упавшей на ничей февраль тиши
из пустоты, где ты за каждой буквою
невнятной, но понятной и ежу,
и пью на брудершафт с зимою-букою
за труд ежа и жадно горожу
сугробы лжи – сухой, как ум учёного
с прожилками потерь – как сыр дорблю,
и чем кучней к утру на белом чёрного,
тем я сильней уверен, что люблю...
я снова не уснул, и снова плохо мне –
чуть-чуть от кривд, а более от правд,
зови всё это мантрами иль охами,
но – се ля ви, про то и брудершафт
* * *
наступает, когда уже поздно менять – жену,
биографию, вкусы, друзей, цвет обоев, город
и страну – почему-то страшнее всего страну,
этот климат, уже доставший дутьём за ворот,
эту серость пейзажа, приелость дорог и троп,
по которым полвека вот разве что без конвоя –
эту жизнь в антураже привычных уже хвороб
и невзгод, это вот отопление правовое,
крышу над головою и стены вокруг с окном,
за которым одно и то же, одни и те же,
эти бреши во рту и покрове волосяном,
эти сны, меж которых радужные всё реже –
этот фотоальбом, умятый в линялый плюш
оборотом, увы, уже недеепричастным –
это старость, козлята, не пейте из этих луж...
или пейте, но и не блейте потом несчастным
* * *
если чуда в небе
превентивно нет,
то откуда, ребе,
этот дивный свет?
и зачем он светит,
чёрт-те чем храним,
ажно жить на свете
можно им одним?
что это за слёзы
каплют с облаков
на мои берёзы
вдоль моих лугов?
чьими я очами
вижу те луга?
чьим ушам ночами
громозжу слога?
это чьё дыханье,
чёрт его дери,
будит колыханье
чистого внутри
и царит в угоду
всем, кто вслух не врёт,
и дарит свободу
на сто лун вперёд?
с неба чудо светит,
спит плакун-трава...
а ещё ответьте,
ребе и братва, –
это что за твари,
говорю я вам,
сводят мой словарик
к десяти словам?
* * *
и можно красиво красиво красиво красиво
и тихо и дивно и важно как слово люблю
а можно противно и зло как куском абразива
по рыхлой слюде или рашпилем по хрусталю
и будет неделю вторую и третью уныло
и нервно манерно как если б какой-нибудь цой
скулил до запила иглою бороздки винила
скрипя из динамика верхних частот хрипотцой
и грянет заря на востоке настолько лилово
что сплюснется сердце на этой лиловой заре
до слова люблю потому что люблю – просто слово
замены которому нет ни в одном словаре
* * *
вернуться на десять шагов назад,
туда, где я всё ещё сильный, смелый,
ещё волосат и не так пузат, –
построить дом, посадить сад,
проснуться однажды – а он белый...
вернуться на пару шагов вспять
и встретить тебя хоть на миг раньше –
ну, лет эдак хотя бы на пять,
чтоб просто выдохнуть: ох и дрянь же
весь этот миг, что пришлось ждать...
вернуться всего-то в позавчера
и рухнуть с маху на покрывало,
что, чур-чура, чуда, чур-чура,
нас поджидало и согревало
все-все промозглые вечера...
и сделать крохотный шаг назад –
непохотливый, несуетливый,
чтоб просто остановить твой взгляд –
не тот, которым насквозь сверлят,
не тот, каким плоть и кость калят
на кой-то чёрт и на кой-то ляд,
а твой – навсегда счастливый
* * *
от литых пирамид до седых аппалач –
лишь представьте, где те, а где эти –
чудо света не груды камней, а трубач,
поднимающий гвалт на рассвете,
поднимающий вой и зовущий на бой –
на мучительный бой, пусть с самим же собой,
ничего, что трубач не учитель –
он позвал – просыпайтесь и мчите
он настойчивый малый, он дует в трубу,
он в гробу видел ангелов с лютней,
он зовёт на войну за свою же судьбу
тем упёртее, чем абсолютней
представления о равновесии тел –
тех, которые кто-то на чём-то вертел,
а затем, положившись на пропись
прежних дел, скинул с вертела в пропасть
я безумно хочу предложить трубачу
и меня записать в поддувалы,
я же тоже, чудила, нехило звучу,
несмотря, что полстагодовалый,
ведь трубач – он трубит не затем, что заря,
а затем, чтобы поняли: утро – не зря,
он помешан на дороговизне
глыб стонхэнжа и куцости жизни
и пускай наши гимны – мои с трубачом –
тарарам по воскресным и прочим
непонятно кому и неясно о чём –
мы всего-то что утра пророчим,
мы всего-то что празднуем солнца восход,
я – его санчо панса, он – мой донкихот,
хоть за тыном законов и дышел
я не видел его – только слышал
но когда столько лет – лишь потухнет свеча,
до сих пор неизвестно откуда
раздаётся в ночи флажолет трубача,
я отчётливо чувствую: чудо –
не колоссы Родосские, не маяки,
но – трубач и его трубочистов полки
с их по дню приходящему плачем,
эхом скачущим по аппалачам...
* * *
неболдинская зима...
казалось бы – ни холеры,
ни горя от неума,
ни зла, ни весла галеры,
ни фобии помереть,
листая свою же книжку,
ни жажды об лоб тереть
какую-нибудь лгунишку
ни там и ни даже тут,
где гут и где всё такое...
а звуки нейдут, нейдут,
и разум неймёт покоя
* * *
когда судьбы на ход ноги,
а время плавится в руке,
хоть неохотно – помоги
из букв составиться строке –
последней, может быть, такой,
какую обозвать строкой
сам не отважишься, пока
на ход вперёд берёт рука –
на стрелки ход – как в новый год,
когда объятий не разъять –
любви когда на поршня ход,
и – лишь туда – уже без вспять,
уже без страхов – всех подряд –
о тратах сил и силах трат –
вот так – попробуй и смоги,
пока судьбы на ход ноги...