Александр Зайцев
Г л а в а 7
На Волге. Рабыня Толне
«Возвратившись оттуда (из Западной Европы) они пришли в землю Мордванов (Morduani), которые суть язычники, и победили их войною. Подвинувшись отсюда против Билеров, то есть великой Булгарии, они и ее совершенно разорили. Подвинувшись отсюда еще на север, против Баскарт, то есть великой Венгрии, они победили и их...»
Плано Карпини, монах ордена францисканцев,
посол Папы Иннокентия IV к монголам,
1246 год.
Прошел еще один год. Эрю со своей еще больше обновившейся сотней сопровождал первый караван с собранной данью от ставшего наместником западных земель темника Ногая. Молодой амбициозный военачальник блестяще выполнил поставленную Батыем задачу. Ставка, обустроенная Ногаем в степном Крыму, стала административным центром всех причерноморских земель, покоренных монголами. Несколькими карательными рейдами он замирил и привел к единому руководству все разрозненные племена куманов. Умные греки-феодориты, обитающие на южном побережье Крыма, приняли предложение Ногая платить фиксированную дань в ответ на покровительство и прекращение беспорядочных разбоев, чинимых усмиренными куманами. Извечным соперникам Венеции и Генуи он предоставил равные права по обустройству торговли в Крыму. Правда, уже к концу века генуэзцы вытеснят венецианцев из Крыма и, находясь под крылом монгольских наместников, а впоследствии – крымских ханов, на несколько столетий прочно обоснуются на благодатном полуострове. Ногай сразу оценил выгоду своего положения. Наделенный неограниченными полномочиями над богатыми землями, он не упустит возможности в будущем укрепить свою власть и фактически выйти из подчинения Золотой Орды.
Год в Крыму прошел для Эрю и его воинов относительно спокойно. Ногай, проверив способности сотни, держал Эрю при себе, давая самые ответственные поручения. А десяток самых сильных мокселей вообще перевел в свою личную охрану. Эрю переживал по этому поводу, ведь в сотне стало уже больше половины воинов не родной для него крови. Но жизнь продолжалась и по весне принесла ему долгожданную радость. Тансылу родила сына. Высоко в небе спешила на север стая гусей. Радостный новоиспеченный отец кричал им вслед:
– Передайте родной земле, родным богам, что у меня родился сын! Он будет такой же красивый и свободный, как вы! Я нарекаю его именем Торай1!
Тасю приняла имя мальчика, но с условием, что второго сына назовет по-своему.
К Волге крымский караван вышел в сентябре 1243 года. В это же время огромная, перегруженная добром со всего света, сопровождаемая многими тысячами рабов, орда медленно совершала перекочевку на юг. Батый выбирал место для будущего города, который должен был стать его золотой столицей. Зимовка на средней Волге оказалась очень тяжелой и заставила Батыя отказаться от первоначальных планов закладки столицы на земле булгар.
– Здравстуй, Великий Рав! – моксели приветствовали реку и умылись волжской водой, ведь в себе она несла воду родной Мокши. Караван присоединился к орде и двинулся на юг.
Здесь Эрю узнал про горькие известия с Родины. Теперь он понял, почему его оставили в Крыму.
После смотра Батый разделил войско на две части. Одна часть, наиболее мобильная, во главе с Каданом и Субедеем ускоренным маршем выдвинулась уничтожать буртасов и мордву, вторая, во главе с самим Батыем дошла до Волги и после переправы повернула на север с целью окончательного усмирения булгар. После ожесточенного сопротивления теперь уже окончательно пал Великий Болгар, знать была казнена, часть населения обращена в рабство, оставшихся разогнали.
Субедей и Кадан, превратив правобережье Волги в выжженную пустыню, также перешли на левый берег и соединились с основными силами. С собой они пригнали огромный полон. Из мокшан спаслись только те, кто успел разбежаться по лесам. Буртасы подверглись поголовному истреблению и фактически перестали существовать как народ.
Эрю опускал глаза, он не мог без боли смотреть на страдания тысяч пленных соплеменников. Величайшим усилием воли он подавлял в себе терзающее чувство вины перед ними, вины за то, что не разделил участь своего народа, за то, что служит врагам. Надо было пройти и через это испытание, надо было продолжать жить, исполняя желание богов.
– Эрю! Эрю! Там... – подбежал запыхавшийся десятник, глаза его блестели от слез.
– Что там? – с тревогой в голосе ответил Эрю.
– Там Унжа! Он в клетке!
Эрю мигом вскочил в седло и помчался в главный стан Батыя.
Толпа смеющихся и улюлюкающих людей обступила выставленную на обозрение железную клетку, укрепленную на огромной повозке. Клетка была разделена дубовыми досками на две половины. В одной находился медведь, а во второй человек. Этим человеком был Унжа.
Эрю ужаснулся, глаза отказывались верить в то, что могучий воин – герой Легницы превратился в грязное, обросшее, безумное существо. Охраняющий клетку монгол на потеху зрителям кормил медведя и Унжу тухлой сырой кониной. Он надевал маленькие куски на острие копья и, дразня, протягивал в клетку. Голодные человек и медведь, как бешеные, кидались на вонючее мясо. Зрелище было отвратительное. В толпе Эрю узнал, что сам Бату приказал держать в клетке с медведем вождя побежденных мокселей. Не красил этот поступок хана, кичившегося своим венценосным происхождением. Превращать побежденного воина в животное было недостойно принципов благородства, изложенных в священной ясе. Но тем не менее Бату нарушал их, всё это говорило о начале конца. Империя, купающаяся в лучах славы, но созданная на крови и страданиях миллионов людей, начала движение к своему краху.
На следующее утро Унжу обнаружили мертвым. Бесшумная меткая стрела торчала из его глаза. Унижение было прекращено. Батый негодовал, нерадивому охраннику отрубили голову. Того, кто пустил стрелу, так и не нашли.
Эрю и его воины с горьким нетерпением ждали, когда их отпустят назад в Крым. Он очень скучал по любимой Тасю и маленькому Торю.
Тем временем наступила зима. Наконец Батый определился с местом для города. Раскинувшийся на левом берегу Волги огромный лагерь в скором времени усилиями тысяч рабов превратится в первую столицу Золотой Орды – величественный город Сарай – Бату. Сотни купцов с товарами со всего мира спешили в рождающийся новый центр Империи. Всем им Батый гарантировал личную неприкосновенность.
Эрю приехал с воинами на один из бесчисленных торгов, раскинувшихся на волжском берегу. Вдруг, выбирая необходимые для зимы вещи, он услышал за спиной до боли знакомый родной голос.
– Тебя не узнать, Эряф! Ты стал таким красивым и сильным, – голос принадлежал красивой, статной девушке с рыжими волосами, заплетенными в две тяжелые длинные косы.
– Ты меня не узнал? Это же я, Толне1!
Эрю оторопел.
– Толне! Ты! – ему не верилось, что перед ним та самая смешная рыжая с конопушками девчонка, родственница охотника, с которым он зимовал в лесу.
– Да, за шесть лет ты сильно изменилась, но конопушки остались, если бы не они, я бы ни за что тебя не узнал. Я так рад, Толне, что тебя встретил.
– А я как рада, ведь в детстве я так любила на тебя смотреть, а ты меня никогда не замечал.
Не веря такой встрече, Толне разрыдалась и повисла на шее Эрю, нежно его обняв.
– Воин, отойди от нее! – женщина с замотанной в синюю ткань головой грубо дернула за воротник бекеши, в которую была одета рыжеволосая девушка, и оттащила ее в сторону. Толне, всхлипывая и вытирая рукавом нос, безропотно повиновалась.
– Не смей больше приближаться к ней, воин! Она наложница самого Анзура. Пойдем отсюда! – женщина схватила Толне за рукав и повела за собой. Было видно, что Толне еще плохо понимала язык степи.
– Эрю! Рода Тумая больше нет! Мы с тобой остались одни! – крикнула на прощанье Толне. Густыми хлопьями пошел снег. Он падал на непокрытую голову девушки, застывая на ее рыжих волосах, которые еще долго мелькали, резко выделяясь на фоне темной толпы восточного базара.
Горьким комом обернулась неожиданная встреча.
«Нет, я не брошу тебя, я вызволю тебя из рабства», – давал себе установку Эрю, думая, как выкупить Толне.
– Мы ничего здесь покупать не будем, обойдемся, отдайте все деньги мне, – со злостью в голосе приказал Эрю своим воинам. Те, опешив от резкой перемены настроения своего командира, безропотно повиновались.
На следующий день Эрю, одевшись по-боевому, один на коне приехал к шатру Анзура. С собой он привез все деньги, которые были в сотне.
Изумленные наглостью, слуги передали купцу, что его вызывает на улицу какой-то безумный сотник. Анзур тоже удивился, но всё же не спеша вышел.
– Ты кто такой? Как ты смеешь вызывать к себе меня? Ты хоть понимаешь, кто перед тобой стоит? – хмуро начал разговор купец, в то же время внимательно и с любопытством рассматривая закованного в латы всадника.
– Я Эряф, сотник Ногая из Крыма. Я пришел купить у тебя рыжую рабыню, – Эрю достал кожаный мешочек с деньгами и бросил его к ногам Анзура.
– Рыжая не продается, забирай свои деньги и убирайся, пока я не приказал своим нукерам размозжить тебе голову, – еще раз поражаясь глупости и наглости невесть откуда взявшегося сотника, ответил купец.
– Я не уйду! – рыкнул Эрю и вытащил из ножен меч.
Слуги купца схватились за копья и сабли. Но тут Анзур, увидев необычное оружие, переменил тон.
– Ладно, слезай с коня и проходи в шатер. Там поговорим.
Нукеры, получив команду, опустили копья.
Эрю следом за Анзуром зашел в огромный шатер, роскошное внутреннее убранство которого говорило о невероятной состоятельности владельца.
– Сядь, воин, выпей кумыса. У тебя великолепный меч, – восхищенно говорил купец, рассматривая золотую рукоять.
– Продай мне рыжую, пожалуйста, ведь за те деньги, которые я принес, можно купить пять таких рабынь, – взволнованным голосом умоляюще попросил Эрю.
– Деньги мне не нужны, отдай мне за рыжую свой меч! – глаза купца заблестели, он был большим любителем искусно сделанного холодного оружия.
– Нет, меч я не отдам, он мне слишком дорог! – огорченный Эрю, не притронувшись к принесенному кумысу, развернулся и вышел.
– Я тебе в придачу еще двух рабынь дам, подумай, воин!
Эрю ходил сам не свой. Перед глазами всё время стояла заплаканная Толне и умоляла: «Не бросай меня, Эрю, ведь кроме тебя у меня никого нет!»
И в то же время дух меча искрился в красном камне и повторял: «Я твоя судьба, мы должны быть всегда вместе, во мне твоя сила!»
– О боги, что же мне делать?
– Поступай по зову сердца! – отвечали богини.
Наутро, промучившись всю ночь, Эрю снова пошел к купцу.
Тому тоже не давала покоя история с мечом. Ночью он вызвал Толне и устроил допрос. Эмоциональный рассказ девушки его поразил, он очень удивился, что воин с мечом и она – родственники, к тому же единственные, кто остался из их огромного рода. А он-то думал, что сотник захотел купить рабыню из-за блажи.
– Я принес тебе меч, забирай его. Отпусти Толне!
Купец не ожидал, что Эрю на это решится. Осторожно взяв в руки меч, он долго любовался, рассматривая каждую деталь, после чего, тяжело вздохнув, отдал его назад ничего уже не понимающему Эрю.
– А ты молодец, воин! Я бы никогда не решился отдать такое сокровище. Оставь меч у себя. И рыжую свою забирай.
Эрю не мог поверить в это.
– Я, будучи мальчишкой, был рабом, но, к сожалению, в моем родном Кулобе1 не нашлось родственников, которые меня бы выкупили. И тогда я сказал себе, что сделаю всё, чтобы стать свободным. Аллах мне помог. Прислуживая купцам, я вбирал в себя до малейших подробностей все знания о странах, товарах, о ценах. Я сам обучился письму. И вот настал момент, когда я сам себя выкупил. Сейчас я самый богатый купец в Сарае. Сам Бату покровительствует мне. У меня много караванов, меня все знают. Но запомни: настоящее богатство не в золоте, не в деньгах, не в товаре. Главное богатство вот здесь, – купец приставил унизанную кольцами и перстнями кисть ко лбу, после чего подал знак стоявшей в глубине шатра всё той же женщине с замотанной головой. Та вышла и привела еще ни о чем не догадывающуюся Толне.
– Давай воин, уходи! А то передумаю, – купец явно расчувствовался, рассказывая о своей судьбе.
Эрю быстро засунул меч в ножны и, схватив за руку Толне, поспешил удалиться, испугавшись, что купец передумает.
– А она рыжая везде! – вдогонку крикнул Анзур, по привычке расхваливая товар, и громко рассмеялся. Настроение у него поднялось, в душе он гордился собой за то, что сделал богоугодное дело, цена которого была гораздо выше всех золотых дирхемов Сарая.
На деньги, которые Эрю хотел отдать за Толне, он выкупил двух мокшанских рабов, бывших воинов Унжи. Один из них, по имени Пангай1, стал легендарной личностью. Он был из тех воинов, кто выжил под Легницей и возвратился домой. Он-то и рассказал, что произошло с Унжой и Кемаем.
Оторвавшись от преследования, беглецы благополучно миновали Польшу и вступили в прусскую землю, содрогающуюся от железной поступи тевтонского ордена. Локис – вождь одного из самых сильных прусских племен – бартов, как и ожидал Кемай, принял мордву хорошо.
Известие о разгроме рыцарей под Легницей было встречено им с нескрываемой радостью. Воины Унжи получили кров и еду. Прусские вожди готовили очередное восстание против ордена, поэтому отпускать мокшан Локис не хотел. Воины, привыкшие к монгольской дисциплине и получившие бесценный опыт в сражениях с рыцарями, были ему как никогда кстати.
Кемая такой расклад не устраивал. Он стал подбивать Унжу скорее уходить. Но, к его глубочайшему сожалению, прусское гостеприимство произвело еще один раскол в отряде. Часть мокшан, которым давно надоели скитания, решила остаться на службе у Локиса. Унжа сделать ничего не смог, его авторитет всё больше и больше падал. Вождь бартов, наблюдая за поведением принятых им воинов, решил предотвратить назревающую кровавую развязку и разрешил Унже и Кемаю уйти, но с одним условием – оставить воинов, пожелавших ему служить. Вдобавок он щедро снабдил уходящих продовольствием. Проведя пять месяцев у пруссов, Кемай спешил.
Через Литву и Русь прошли быстро и скрытно, лишь изредка появляясь в селениях для мирной покупки еды. Заниматься грабежом в этих местах маленькому отряду было смерти подобно.
На Мокшу с Унжой пришло меньше сотни воинов. Весть о гибели Пуреша и практически всего его войска моментально облетела все мокшанские роды.
Ненависть к монголам была беспредельной. В начале зимы решили собрать всех старейшин родов. Но накануне схода Кемай, тайно забрав оставшееся золото, сбежал. Куда он делся, как говорил Пангай, никто не знал. Лишь через несколько лет в Сарае от пленных эрзян Эрю узнал, как Кемай бесславно закончил свой путь. Он пришел в Эрзянь Мастор сразу после смерти Пургаса и пытался интригами взять его власть. Но не тут-то было. Там и без него хватало претендентов. В развязавшейся кровавой борьбе Кемая не спасли даже его деньги. При попытке подкупа его задушили и набили рот монетами. Мечте о купечестве сбыться не удалось.
Унжа был подавлен предательством Кемая, но всё же сход с главами родов провел, после чего стал собирать войско. Но, к сожалению, как уже говорилось выше, он не обладал способностями Пуреша, и действия мокшан под его руководством были стихийными и бессмысленными.
Он отверг разумное предложение буртасов объединиться, в результате в первом же сражении с Каданом потерпел ужасное поражение и сам при этом угодил в плен. Монголы сожгли все мордовские селения на Цне и Мокше. Тумай надеялся, что беда до него не дойдет, и не увел людей в лес, в чем жестоко просчитался. Крупный монгольский отряд внезапно окружил городище и исполнил пророчество Кулоф Келу. Священный тума был срублен и повален на землю на глазах у истекающего кровью связанного главы рода. Следом за дубом были срублены головы всех плененных мужчин и мальчиков.
Род прекратил существование. Застывшие стеклом глаза Тумая недолго наблюдали за страшной картиной. Прилетевшие вороны быстро расправились с посаженной на кол головой.
Так за нерадостными разговорами с Пангаем и Толне закончилась дорога назад в Крым. Бату вызвал Ногая к себе, поэтому Эрю пришлось ждать в Сарае своего темника и потом сопровождать его обратно.
Тансылу встречала не слишком радостно. Хотя многоженство в степи было практически обязательным, появление в семье второй жены она восприняла с прохладой и ревностью. Несколько месяцев женщины вообще не разговаривали друг с другом. Эрю не вмешивался в их отношения. Он одинаково любил обеих, что вскоре привело к одному результату: они забеременели. Это немаловажное обстоятельство начало сближать таких непохожих, но всё же по-своему красивых и, самое главное, добрых жен.
Первой родилась девочка у Толне, буквально через несколько недель мальчик у Тансылу. Второго сына называла Тасю, она дала ему имя Бекшай – так звали когда-то ее предка – невероятного богатыря. Мальчик был очень крупный, а роды – тяжелыми. Тансылу не могла оправиться, она угасала. Толне, как могла, помогала ей, беда окончательно их сблизила. Ей пришлось одновременно кормить обоих деток и заботиться о двухгодовалом Торае. Радость для Эрю сменилась горем. Оставалось только молиться богам.
– Эрю, милый, помнишь, как мы любили друг друга там, на Дунае, – Тасю, вся мокрая от жара, лежала в шатре и гладила волосы склонившегося над ней мужа. Он молчал, и только слезы капали на лицо любимой.
– Она здесь, в шатре, справа от меня, – зашептала вдруг Тансылу.
Эрю невольно огляделся.
– Здесь никого нет, Тасю, мы одни, любимая, всё будет хорошо!
– Нет же, она здесь, женщина с белым лицом в черной шубе. Но мне почему-то не страшно. Она ведь добрая, Эрю?
– Да, – ответил он, чувствуя, что уже ничего не сделать, Кулоф Келу пришла забрать ее навсегда.
– Я буду ждать тебя, любимый! – тихо простонала Тансылу и, как будто ложась спать, закрыла глаза.
Горе для Эрю не было последним, через несколько дней Кулоф Келу пришла опять и проводила в свой мир его маленькую дочку.
Зато Торай и Бекшай росли не по дням, а по часам, принося неописуемую радость отцу и Толне, которая искренне дарила свою неудержимую любовь не своим, но ставшим для нее по-настоящему родным детям.
Шли годы. В Золотой Орде настало относительное спокойствие, Эрю продолжал службу у Ногая. Обязанностью у него оставалась охрана сборщиков дани. Служил он честно и был на хорошем счету у молодого темника.
Толне рожала еще несколько раз, но дети в младенчестве умирали: видно, сказывалось кровное родство. Но тем не менее в жены Эрю больше никого не брал, решив навсегда отдавать свою любовь только жене и детям.
В 1247 году Батый, видно опасаясь слишком больших успехов Ногая, вызвал его в Сарай, где определил новую задачу, которую тот должен был выполнить с другим войском. Так сотня Эрю в очередной раз перешла под новое командование. На этот раз служить пришлось хану Сартаку – любимому сыну Батыя. В этот же год Эрю довелось увидеть в Орде русского князя – знаменитого Искандера, который, вопреки прогнозам Батыя, разгромил тевтонов в битве на льду.
Про Искандера в Сарае ходили легенды, еще раз подтверждая прозорливость Субедея, сделавшего когда-то на него ставку. Эрю с нескрываемым любопытством смотрел на статного и сильного русского князя. Когда перед входом во дворец Сартака Искандер отдавал оружие Эрю, взгляды их невольно сошлись.
«Какой сильный человек! – мелькнуло у него в голове. – В глазах столько страданий, откуда только он находит в себе силу не показывать боль и держаться с величайшим достоинством, выдерживая на себе грозные взгляды потомков Повелителя».
Образ Искандера так сильно отпечатался в сознании Эрю, что стал служить укором для него самого:
– О, боги, почему я не могу найти в себе силу и так же, как он, быть свободным и от этого равным с монголами! Неужели я так и останусь их рабом?
– Терпи, твое время еще не пришло! – Вирява и Ведява взяли Эрю за руки и подвели к берегу Волги, на том берегу он увидел Кулоф Келу, она схватила солнечный луч, в ее руках он превратился в огненный меч.
– Терпи! – прокричала она и унеслась на север, к родным рекам и лесам.
Часть 3
ВОЗВРАЩЕНИЕ. ЗОЛОТО КАЛМА-КУЖИ
«Эта страна за Танаисом (Доном) очень красива и имеет реки и леса. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель (Moxel), не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет германцев, надеясь, что при их посредстве они еще освободятся от рабства татар...»
Гийом де Рубрук, французский монах,
посол Людовика IX Святого к монголам, 1253 год.
– Отец! Где же наша Родина? Когда мы туда доедем? – с нетерпением спрашивали возмужавшие Торай и Бекшай. – А там правда трава зеленее и вода голубее?
Отец, воспитывая детей, всегда восторженно рисовал картины той далекой сказочной земли, на которой он не был уже девятнадцать лет.
– Да, дети, да! Там закат самый красивый на свете! И еще рассвет... самый прекрасный! – проглатывая слезы, ответил Эрю.
Толне, слушая разговоры отца с сыновьями, тихонечко всхлипывала. Ей до сих пор не верилось, что они едут на Родину. Не верилось, что долгие годы носимая в укромном уголочке сердца надежда теперь неожиданно превращалась в явь.
Ехали медленно, давая табуну отдых. Июльское солнце нещадно палило. Путники невзгод не замечали, ведь впереди их ждала земля, к которой они стремились всю свою жизнь. За безопасность опасаться было нечего. Серебряная пайцза, врученная Эрю ханом Сартаком, давала на дороге зеленый свет. Встречаемые в пути редкие ордынские разъезды и мелкие кипчакские кочевья оказывали посильную помощь.
В истоках Суры встретили караван, идущий с Руси. Нагруженные до предела, запряженные быками, огромные половецкие телеги медленно плыли, поднимая тучу пыли. Везли меха, мед, хлеб. За телегами, привязанные одной веревкой, понуро брели рабы, в основном женщины и юноши-подростки. Высокую плату отдавала Русь за химерический симбиоз с Ордой, за возможность хранить православную веру и копить силы для будущего расцвета.
Рабы оживились, с недоумением и с какой-то надеждой всматриваясь в лица приблизившихся путников. Действительно, вид Эрю и его воинов был необычен. Как-то не вязались бородатые славянские лица с одеждой и снаряжением кочевников. Еще большее удивление вызывали их разномастные жены и дети.
– Кто вы? – неожиданно вырвалось с уст молодой девушки с длинной русой косой.
Эрю нахмурился. Вопрос он понял, но ответа на него не было. Толне, не выдержав пронзительного взгляда, отвернулась. Когда-то она так же, глотая пыль, брела, привязанная к телеге.
Караван удалялся. Баскаки, прощаясь, кивнули головами, еще раз отдав дань уважения ханскому сотнику.
– А кто же мы? – теперь уже сам себя спрашивал Эрю. Ответ был один: – Мы тоже рабы.
Родина встретила унынием и запустением. Последствия проведенного Каданом и Субедеем геноцида были катастрофичны. Казалось, что эта земля и этот народ никогда не оправятся от понесенных потерь. Две трети населения было уничтожено или отправлено в рабство. Те, кто выжил, влачил жалкое существование. Каких-то 14 лет отбросили жизнь на много столетий назад. Страх и апатия обуяла людей, которые впроголодь жили в лесах в маленьких хижинах, довольствуясь тем, что давала природа, и обрабатывали жалкие лесные полянки. Многочисленные когда-то поля на речных поймах и степных черноземах были брошены и заросли березками и ольхой. Единства между выжившими родами не было.
Более того, чтобы угодить ордынскому наместнику, князьки зачастую нападали друг на друга, угоняя и без того редкий скот и воруя людей на продажу.
Нерадостная картина всё больше и больше ставила под сомнение выполнение задачи, поставленной Сартаком. Не из-за благих намерений сын Бату отправил на Родину Эрю. Смерть самого Бату обострила и без того непростые отношения в Золотой Орде. Чтобы сохранить свою власть, Сартаку необходимы были большие силы. Распыленные на огромном завоеванном пространстве, верные ему немногочисленные монгольские отряды не могли противостоять силе его дяди Берке, который умело подбирал ключи к Мунке – правителю Каракорума. Сартаку, чтобы одержать победу над Берке, оставалось одно, как и во времена отца, деда и прадеда: мобилизовать покоренных, опять собрать армию свежего мяса и бросить ее на съедение молоху, рожденному волей Повелителя. Эрю девять лет служил у Сартака. Хан был уверен в своем сотнике и отправил его собрать мокшанскую тысячу, которую он хотел использовать вместе с войском Искандера против ненавистного Берке. К счастью для Эрю, судьба распорядилась иначе. Через несколько месяцев Сартак был отравлен людьми Берке. Узнав об этом, наместник стал приказывать Эрю отправляться назад в Сарай и присягать Берке, при этом открыто указывал на его рабское положение. Эрю негодовал, на этот раз спровоцированный наместником приступ ярости привел к смертельному поединку, в котором верный рыцарский меч пронзил спесивого монгола.
– Братья мои, – горячо сказал Эрю, собрав своих воинов, – я сделал свой выбор, я ухожу. Со мной не идите, иначе монгольские мечи окончательно уничтожат нашу землю. Простите меня, я люблю вас, я люблю свой народ, надо сделать всё ради его спасения.
Хмурые воины молчали, их жизнь уже столько лет была неразрывно связана с любимым князем. Но долгие годы в Орде обязывали их знать, что за убийство наместника последует очередной геноцид, избежать который можно будет, только добровольно уехав назад.
Прощание было печальным. Воины быстро скрылись из виду, направив своих коней на юг, они вынуждены были спешить к бунчуку нового хана Золотой Орды. Эрю стоял один на берегу родной Мокши. В ее водах отражался кровавый закат.
– Неужели я свободен? – сам себя спрашивал бывший сотник.
И как когда-то в Дунай, полетела в Мокшу и скрылась в серой воде серебряная пайцза.
– Боги, я всё делал, как говорили вы! Я страдал, я терпел. Но я не знаю, как жить дальше?
– Иди на Ирсеть! – в один голос отвечали богини.
– Ирсеть! – вторила Кулоф Келу.
На следующий день Эрю с семьей, забрав лошадей и коров, продирались сквозь чащобы на северо-восток от Мокши. Целью ему служила маленькая речка, на которую так упорно звали его боги. Когда-то, гоняясь за куницами, он часто выходил из крупного леса к высоким холмам, огибая которые по непролазным оврагам текла речка с кристально чистой водой и странным названием Ирсеть. Никто не знал, что означало имя реки. Эти места считались нечистыми. У истоков Ирсети заканчивалась земля рода. Вслед за дичью Эрю несколько раз пытался туда прорваться. Но суеверный охотник всегда останавливал и предупреждал:
– Ты что, там же проклятая земля! – и в очередной раз рассказывал, что там когда-то жило невесть откуда пришедшее злое племя. Они были очень жестокие, часто нападали на род Тумая, уводили людей и приносили их в жертву своему богу-луне. Говорят, что они пили кровь убиенных. Боги тогда сжалились над мокселями, они прокляли злых соседей и те умерли от насланной на них болезни. Мир мертвых их не принял, и они до сих пор бродят вдоль своей речки и проклинают людей. Кто из рода Тумая ступал на берег Ирсети, в скором времени погибал, поэтому уже сотни лет эти места обходят стороной. Никто уже не помнит, как называлось злое племя, одно только слово оставили они из своего языка – Ирсеть.
– Иди туда, не бойся, призраки Ирсети вредят только злым и плохим людям, вас они не тронут, вас они наоборот будут охранять, – подбадривала Эрю приходившая ночью Кулоф Келу.
– Не бойся, любимый, – повторяла за ней улыбающаяся Тасю.
Толне в отчаянье умоляла мужа вернуться к людям, тщетно пытаясь избавить его от нахлынувшего безумия. Эрю был неумолим, интуитивно шел туда, куда вели его боги, а сыновья безропотно подчинялись. И вот, наконец, чаща расступилась. Они очутились на чудесной, залитой солнцем поляне, спрятавшейся на высоком, заросшем лесом холме. Утолив жажду хрустальной водой из бившего ключа, Эрю упал на землю.
– Мы пришли! – радостно крикнул он. – Здесь наша земля!
Хан Берке отнесся к упавшим под его бунчук мокшан-
ским воинам на удивление всем снисходительно. Более того, в скором времени он отправил их на Родину вместе с новым наместником, которого теперь сопровождал сильный монгольский отряд. Берке всерьез решил укрепить земли, которые могли бы с ним воевать. На Мокше, вблизи разрушенного мокшано-буртасского городища, разместилась ставка наместника, теперь уже напрямую управляющего краем. К концу века ставка превратится в знаменитый город Мохши – центр северного улуса Золотой Орды, оставшийся в русских летописях под названием Наручадь.
Монголы про Эрю на время забыли. Мордва также не знала, куда делся князь. Через два года Эрю тайно появился с сыном в одном из селений на Мокше. Обменяв мешок искрящихся куньих шкурок на семена, он быстро растворился. Весть о спасении знаменитого князя с золотым мечом мигом облетела селения. Вместе с ней в затравленном сознании жителей появились робкая гордость и маленькая ниточка надежды. Надежды на жизнь, надежды на будущее. Имя Эрю обрастало легендами и стало символом свободы. На призрачную Ирсеть потянулись люди. Наместник несколько раз пытался найти и разорить выселок. Все попытки были безрезультатны и только усиливали любовь населения к непокорному князю.
Эрю наконец-то дышал свободно. Бытовые тяготы были ничто по сравнению со свежим воздухом вновь обретенной Родины. Загадочная Ирсеть изобиловала рыбой, леса вокруг нее кишели дичью. Распаханный чернозем поймы дал необычайный урожай. Даже загадочные призраки мертвого народа защищали укромный уголок с непокорными людьми, заводя идущих с мечом в непролазные чащи и топкие болота.
Эрю на всех возможных тропах и проходах наставил ловушек и сделал засады, было построено несколько ложных телимов1.
Прибывающих людей он обучал воевать, оружие тайно покупалось в Мохши. В конце концов наместник перестал посылать свои отряды на гибель и оставил в покое Эрю и его людей.
Эрю очень переживал смерть Толне, стал сдавать, его, казалось бы, неисчерпаемая энергия таяла на глазах. Он похоронил ее под огромной, наполовину высохшей березой на опушке леса.
Суровая жизнь на выселке закалила его крепких сыновей. Они обзавелись женами, которые рожали им здоровых детей. Для них обнесенный дубовой стеной телим был родиной, их миром. Поседевший Эрю любил смотреть, как дети играют и смеются. А те с нетерпением ждали, когда наступят трескучие морозы и дедушка Эряф соберет весь род в своей избе, достанет драгоценный меч и вновь начнет рассказ про сказочные моря и горы, про великих воинов: Пуреша, Верьгаза, Унжу, Кемая, Офту, Пичая, Пангая, про доброго колдуна, про королей Генриха и Белу, про хана Котяна, про Батыя и Субедея, Байдара и Кадана, Ногая и Сартака, про князя Искандера и рыцаря с улыбающимся лицом, подарившего Эрю неведомую светлую силу, которая хранила его и провела невредимым через все испытания. Детям, мир для которых ограничивался речкой и лесом, рассказы деда казались сказкой. Эрю читал это в их изумленных лицах. Но удивительно то, что этой сказкой была его жизнь.
Старый князь долго уходил в мир, к которому столько раз за свою долгую жизнь был так близок. Очнувшись после очередного приступа беспамятства, он попросил близких помочь одеть его в боевой наряд. Сыновья поняли, что последний час отца настал, и беспрекословно подчинились. Все молча встали на колени, когда Эрю, облаченный в кольчугу и шлем, вынул из ножен заветный меч и с трудом побрел в лес. Строго соблюдая традицию, он пошел, ни разу не взглянув на рыдающих соплеменников. Три дня все скорбили и, повинуясь последнему желанию князя, не покидали телим.
Нашли Эрю сразу. Он лежал, прислонившись головой к высохшей огромной березе, которая чудным образом уже несколько лет стояла на опушке леса и не упала. Рядом врастал в землю трехвенцовый сруб его любимой рыжеволосой Толне, определивший место для родового кладбища.
Историю про мертвую березу старый князь унес с собой. Никто из потомков так и не узнал про ее сакральный смысл, который был так важен для Эрю. Он выполнил желание Кулоф Келу, культ мертвой среди живых остался навсегда в прошлом. Калмава трансформировалась в обычное божество, покровителя мертвых.
Перед смертью его долго мучили видения. Выбеленные Верьгаз и Офта, вместе с такими же призраками мертвого народа Ирсети, умоляли Эрю просить Кулоф Келу проводить их в загробный мир. На что появившаяся Келу ответила отказом.
– Их час еще не пришел, пусть помучаются, пусть напоминают живым, что надо заранее думать о вечности и вести себя праведно, – ответила она Эрю.
Родным не верилось, что глава рода мертв. Казалось, что он просто заснул, убаюканный тихим шелестом ветра. Князь был в одной погребальной рубашке. Доспехи и меч куда-то исчезли. Долгие поиски результатов не принесли. Так и осталось тайной, куда Эрю спрятал перед смертью золотой меч. Не захотел он, чтобы оружие, ставшее символом его жизни, попало в другие руки. Но прежде всего, наверное, не хотела этого светлая душа рыцаря Альберта. Эрю похоронили в расшитой рубашке, с топором в руках, ведь он столько лет оставался подневольным солдатом Великого западного похода. Только судьба дала ему еще сорок лет жизни после роковой битвы при Легнице.
До сих пор лежит на Калма-Куже золотой меч, а вместе с ним покоятся в этой земле честь, сила и воля простого воина, сумевшего в страшное время пройти суровые испытания и дать жизнь новому роду людей. С чувством великой гордости и благодарности спустя семь веков пишутся эти строки.
Как не ржавеет золото, так не ржавеет и не меркнет слава. Пробиваясь лучом света сквозь тьму веков, она дает нам силу любить жизнь и сохранять память. Будем помнить мы, будут помнить и нас!
ЭПИЛОГ
Вот, казалось бы, и всё. Перевернута последняя страница. На душе спокойно от того, что попытка донести до вас маленькую часть истории моих далеких предков состоялась. С другой стороны, чуточку грустно оттого, что придется попрощаться с героями Калма-Кужи. Окунувшись в их мир, я, сам того не замечая, стал другим. Жизнь моя после посещения горы предков сильно изменилась. Наверное, в лучшую сторону. Сын повзрослел. Подрастает маленькая дочка и каждый день радует меня новыми познаниями окружающего ее, противоречивого, но такого интересного и прекрасного мира. А я опять с нетерпением жду. Жду, когда мы все вместе отправимся туда, где пьянящий запах горьких трав, ласковый теплый ветер и мягкий солнечный свет. Туда, где оживают легенды. К нам придет старый князь с золотым мечом, обрадуется и расскажет еще одну удивительную историю жизни, которую бережно хранит священная гора.
У каждого из нас есть своя Калма-Кужа. Надо только научиться верить...
