* * *
Идти вперед по долгому пути.
Ломать сухие версты об колено
в надежде хоть когда-нибудь найти
иголку в бесконечном стоге сена.
То петь, как ангел, то рычать, как лев.
Затягивать то время, то свой пояс.
Коль посмотреть, однажды протрезвев,
жизнь – безнадежный, бесконечный поиск.
Упасть и встать. Упасть и снова встать.
Пусть этот путь бессмысленен и долог.
Но есть надежда все же отыскать
соломинку средь вороха иголок.
* * *
Зачем же я нужен? Нет проще вопроса.
Простой человек. И толпа – его грим.
Зачем же ты нужен? Да все очень просто –
по многим причинам ты необходим:
ты нужен затем, чтобы двигаться пешкой
с Е-2 на Е-8 – и дальше вперед;
ты нужен затем, чтоб всегда только решкой,
лишь решкою вниз, падал твой бутерброд;
ты нужен затем, чтобы жить, суетиться,
грузиться в нирвану, молиться, молчать,
пить пиво, смотреть на любимые лица,
и быть человеком, и горько звучать,
давиться от смеха, трястись в злобном плаче,
на два умножать то добро, а то зло,
ты нужен со всеми грехами, иначе
теряло бы смысл распятье одно;
ты нужен для жизни, а также ты нужен,
чтоб завтра тебя проглотила земля;
ты нужен затем, чтобы шляться по лужам,
а в небе лазурном ловить журавля,
который в руках превратится в синицу;
ты нужен затем, чтоб в масштабах страны
ужаснее было бы на единицу
количество жертв гражданской войны;
ты нужен затем, чтобы вечером вьюжным,
как зверь, дико рваться в капкане страстей;
ты нужен затем, чтобы быть ей ненужным –
ведь должен же кто-то ненужным быть ей;
ты нужен затем, чтоб могли командиры,
тобой покомандовав, душу отвесть,
ты нужен затем, чтоб заткнуть собой дыры,
все черные дыры, что в космосе есть.
Ты нужен. И это решенье простое.
Нет в мире того, кто нужнее, чем ты.
Не будь тебя – было бы место пустое
на месте твоем. Целый мир пустоты.
Второй том
Сочиняя, творя, выправляя кривую речь,
Как и тот, другой, что остался совсем один,
Ты сойдешь с ума и поймешь – это нужно сжечь.
Впрочем, в новом веке уже не нужен камин.
Будет день, когда тихо треснет твоя голова.
На экране компьютера вспыхнет в один из дней:
«Удалить файл «Мертвые души-2»?»
И не дрогнет рука, когда щелкнешь мышью «ОК»...
* * *
Усталый мир – он похож на зомби.
Все было плохо, а будет хужей.
Возьми с собой бронированный зонтик –
сегодня на улице дождь из ножей.
Под тем дождем я бродил без цели.
Ненастной ночью я шел налегке.
Блестели лужи. Клинки звенели.
Стекали лезвия по моей щеке.
* * *
Снова не пишется? Съешь мухомор!
Два мухомора – чтоб вздулись прожилки!
В слове «творчестве» спрятано «вор» –
автор ворует у Бога опилки.
Мир свой построить он все же не смог.
Как ни работал – в поту весь и в мыле.
Автор на свете один только – Бог.
И плагиаторы все остальные.
Стрекоза
Тополя задумчивы в этой глуши.
Помнишь теплый вечер и тот старый пруд?
В час, когда негромко шуршат камыши
в розовые тапочки запад обут.
Дождь скользнул стремительно и ушел вдаль.
Вечера прозрачного акварель.
Тишина, звенящая, как хрусталь.
Тишина, поющая, как свирель.
Воздух пахнет мятою после грозы.
Помнишь, как с восторгом наблюдали с тобой
легкий и бесшумный полет стрекозы
над заросшей тиной зеленой водой.
Капли на деревьях блеснут, как слеза.
Стрекозы бесшумен и изящен полет.
Крылья перламутровы, а стрекоза
то скользнет стремительно, то замрет.
Стрекоза и мы с тобой – все навек.
Темный лес таинственен, как костел.
Помнишь, как лежали мы в мокрой траве
и смотрели в неба бездонный котел.
Воздух пахнет мятою после грозы.
Неба бесконечного свод голубой.
Легкий и бесшумный полет стрекозы
над заросшей тиной зеленой водой.
Тонкий силуэт
Злые руки ветра жгучего
гонят прочь тепло.
Он идет туда, где ждут его –
только лишь его.
В черном небе туча хмурится,
город стянут льдом.
Хорошо знакома улица,
а на ней есть дом.
Дом плывет сквозь вьюгу лодкою...
В окнах яркий свет.
А за занавеской тонкою
тонкий силуэт.
Злобно бесится метель в ночи,
снег свивая в жгут.
Ну, а впрочем, это мелочи –
главное, что ждут.
Там уже и листья чайные
залил кипяток.
Ждут его глаза печальные,
тихий шепоток.
Дом плывет подводной лодкою...
В окнах яркий свет.
А за занавеской тонкою
тонкий силуэт.
Мечется метель над крышами
и рычит, как зверь.
Главное, чтоб нас услышали
и открыли дверь.
Как бы вьюги ни перечили,
снег стряхнет он с плеч.
Есть две главных вещи: встречи и
ожиданье встреч.
Колыбельная
Месяц, как ломтик хлеба.
Окна светятся – пёстры.
Кто-то сквозь пальцы неба
тихо роняет звезды.
Шепчет о чем-то мудро
тополь в плаще червонном.
Скоро наступит утро.
Будет небо бездонным.
Треск сверчка за забором.
Будто бы в темном храме
ночь проходит дозором,
шаркая сапогами.
Ветер вздыхает сочно.
Спи, осталось немного.
Все мы зажаты прочно
в твердых ладонях Бога.
Скоро наступит утро.
Выйдем на свет, как в Мекку.
С чувством таким, как будто
мы переплыли реку.
Плыл я в баркасе утлом.
Спи, не надо быть мрачным.
Скоро наступит утро.
Будет небо прозрачным.
Мир уже в форме куба.
Вот уже в небе блики.
Эта заря, как клумба,
где пылают гвоздики.
Будут с улыбкой лица.
Будут с росою ивы.
Ничего не случится
с нами, пока мы живы.
* * *
Классный стишок – он наподобье трассера.
Вспыхнет горящим жуком и уходит во тьму.
Каждый поэт обязан поиграть в Герасима.
И замолчать. И утопить Муму.
Лед бумаги – и ручка примерзла снова.
Словно снега Антарктиды листы чисты.
Каждый поэт, понявший всю ценность слова,
должен сперва оценить вкус немоты.
