МЕТРО
«Как я ненавижу метро! Этот муравейник! Эти бесконечные очереди и толпы людей. Толпы людей, снующих туда-сюда, сюда-туда. И все они хамы. Хамы! В метро ездят только хамы. Да, да. Я сам стал хамом. И всё из-за этого метро. Железная дорога под землей. Кто до этого додумался? Какой умный придумал эти подземные пути? Тут же находиться страшно. Но я снова иду в метро. Снова!
И что я слушаю свою жену? Скопил бы деньжат, купил бы машину и ездил бы, горя не знал. Хотя – нет! Решительно – нет! Бензин, аккумуляторы, карбюраторы, страховки, пробки, скандалы... Нервы! Их у меня нет уже, наверно...»
Он спускался в метро. В желтом пальто с коричневыми круглыми пуговицами, в синтетических брюках, в ярко-рыжих ботинках, в дурном настроении. Он вытащил из кармана часы, лишенные браслета, и взглянул на треснувший циферблат. Электронным часам, что висели у него над головой, он не доверял.
«Так. Время сколько? О, Господи! Надо же. Вот влип. В самый час пик попал! Такси, что ли, вызвать? Нет: жена потом заест за эти двести рублей».
Он протиснулся в очередь за жетонами.
– Да не толкайся ты! – крикнул он очень энергичному молодому человеку прямо в лицо. «Хам! Еще недоволен чем-то. У-у-у! Скоро взвою».
– Эй, дамочка! – в этот раз он обратился к седоватой женщине с клетчатой сумкой за спиной, которая считала у кассы мелочь: – Да-да, вы. Нельзя ли побыстрее, а?
Та взглянула на него каким-то оценивающе-презрительным взглядом:
– Нет!
– Да что вы? – он всё больше злился. – Чего? А? Ну наконец-то! Мне семь.
– Чего семь? – спросил кассир.
– Как чего? – удивился он. – Жетонов семь мне дай! Или ты еще чем-то торгуешь? Нет?
Кассир, посчитав протянутые деньги, выдал семь жетонов.
– Ага. Давай – не хворай! – сказал он, подходя к следующей очереди – до турникета.
«Ну, бараны. Ходят как черепахи».
– Молодой человек! Будьте добры, подтолкните эту старуху. Чего она спит возле турникета, как у себя на кухне? – вновь возмутился он.
«Муравейник! Стадо тупых баранов! Крикни это сейчас – никто не обернётся. Нет восприятия. Нету!»
Подходя к эскалатору, он взирал на разноцветную и разношерстную массу людей. Завидев отклонившегося от общей массы людей, он подумал: «А это кто? Приезжий, что ли? Кто поднимается по спускающемуся эскалатору? Тупица! Тупицы!»
У поезда:
– Да, дедок, да! Я тоже сажусь на этот поезд. Спасибо... Ой! Куда прешь? – «Даже не обратил внимания».
В поезде:
– Подвиньтесь чуть-чуть. Ага, так лучше.
«И чего он толкается? Тесно, что ли? А, ну да, сам вижу, что тесно. Набились как шпроты!»
Молодому человеку, сидящему на сиденье перед ним:
– Что смотришь на меня так, будто я тебе тысячу должен? Отвернись. Отвернись, говорю! – «Отрастил себе волосы. Как у бабы, ей-богу! У Ленки моей не такие пышные и длиннючие, как у тебя! Будь моя воля – я бы тебя наголо обстриг. Вот, посмотри, человек сидит книжку читает, а ты? Сидишь развалясь, жвачку жуешь, как корова, и дебильник-мобильник в руке орет роками-мороками. Хам! Тьфу! Даже смотреть в твою сторону не хочется. Пропади ты пропадом. Пропадите вы все пропадом!!!»
– О, Студенческая. Моя. Потеснитесь. Потеснитесь, люди пренедобрые.
«А-А-А!»
«Пусто, никого нет на станции! – он обернулся: А-А-А! и поезд пуст. Только что их столько там было, и вдруг – никого. Никого».
Он вернулся в поезд, не веря своим глазам. Осмотрел пустой вагон и снова вышел на перрон.
– Люди! Кто-нибудь, – кричал он, поднимаясь пешком по застывшему эскалатору. – Отзовитесь!
Его голос тонул в угрожающей тишине – медленно, но в то же время быстро.
«Не может быть. Не может быть!»
Он поднялся наверх, но выхода из метро не было. На его месте возвышалась кирпичная стена. Он спустился обратно. Поезд стоял на месте. Он забежал внутрь. Обклеенные рекламой стены, мягкие сиденья, свет лампочек, тишина и пустота. Он снова побежал наверх, только по другому эскалатору, но вновь уперся в тупик.
Когда он вернулся вниз в третий раз, на одной из каменных белых колонн заметил табличку, сделанную из фанерного листа, на которой было оранжевой краской написано: ПРОПАДИТЕ ВЫ ВСЕ ПРОПАДОМ. Он удивленно уставился на нее, забыв про страх одиночества.
«Это что за чертовщина?»
Он сел на скамейку, которая странным образом располагалась посреди платформы, прямо напротив колонны с табличкой, и перекрестился...
– Не крестись! – прогремело со всех сторон: сзади, спереди, справа, слева и даже сверху.
Он упал на каменный пол, больно ударившись левым локтем и правым коленом. Он затрясся, полный нахлынувшего страха, как котенок, ошпаренный крутым кипятком. Зажмурив глаза, приготовившись к самому худшему, в невозможной тишине он услышал звук до боли знакомых, шаркающих домашних шлепанцев.
Он поднялся на ноги и, прихрамывая на ушибленное колено, побежал на звук.
– Лена! – счастливо крикнул он, увидев свою жену, которая почему-то была одета в домашний халат и мягкие шлепанцы.
Лена спускалась вниз по застывшему эскалатору молча, как на похоронах.
Сначала он даже обрадовался, но затем жуткое предчувствие остудило его. Он смотрел в ее глаза, которые были некогда голубыми как небо, а теперь вдруг стали черными. И в голову пришло: «Как она сюда попала? Выхода же нет, сам видел, а значит, и входа нет».
– Лена. Лен, это ты? – трусовато спросил он. – Что с тобой?
А Лена молчала и тихо приближалась.
Внезапно он почувствовал непреодолимое желание бежать прочь от приближающейся жены. И он побежал. Он бежал мимо колонн, мимо скамеек, мимо таблички с надписью, чувствуя дыхание неизбежности в свой затылок.
Вдруг перед его взором возник тот длинноволосый, который не понравился ему и у которого в руке надрывался мобильник, воспроизводя немецкую песню рок-группы «Рамштайн». Длинноволосый жевал жвачку и усмехался.
Громко сглотнув, он спрыгнул на пути второй линии, которая была пуста. Очутившись на рельсах, он рванул вдоль них прямо в темноту, где кончался свет зеленых ламп туннеля. Бежал он недолго, ибо почувствовал вибрирование рельсов под ногами – приближался поезд.
«Господи Боже!» – паника охватила его.
Он увидел свет в конце туннеля – свет приближающегося железного коня – и ринулся обратно.
О, какой это был бег! Степной сайгак в лучшие годы своей жизни не смог бы так быстро перемещаться. Как ветер он несся вперед. Он даже испугался, что сердце не выдержит и разорвется в клочья.
Но всё равно поезд настигал его так же стремительно, как пуля настигает убегающего волка.
И он ощутил прикосновение стального быка, и тело его скрылось под железными колесами поезда.
Холодно.
Пахнет жареными котлетами.
– Вставай, соня! Время к обеду, тебе ехать пора!
«Голос Лены! Я живой! А это только сон».
Счастливый, он вскочил и побежал на кухню, давая самому себе горячее обещание – никогда не злиться на окружающих людей. Чтобы сон так и остался – просто сном...
ЦИФРЫ
Все хотят жить дольше, лучше, не иметь болезней, не заражаться инфекциями. Быть универсальным хочет каждый. Но это невозможно, так как силы человеческого организма не беспредельны.
Но люди найдут выход.
Для того чтобы легче передвигаться, была придумана автомашина, для того чтобы меньше работать, был придуман робот, для того чтобы легче и больше убивать, была придумана ядерная бомба.
Человек стал лентяем. Теперь не стоит писать писем, если есть телефон и интернет, не стоит ходить в балет, театр, если есть телевизор, зачем встречаться с друзьями, если можно посетить интернетный сайт, где зарегистрирована половина человечества, незачем ездить отдыхать на Черное море, если можно сходить в солярий, посмотреть фильмы о южных курортах, купить сувениры из местной лавочки.
Всё можно сделать, практически не слезая с дивана.
Всё есть, всего хватает. Кажется, вроде ничего нельзя лучшего придумать. Так нет, найдутся умные головы, которые докажут, что Бога нет, а религия – опиум для народа, что любовь – это обыкновенный рефлекс, дружба – фикция, а талант – сбой в программе мозга. Великие – так мы называем ученых. Они достигают своих целей, доказывая невозможность существования душ, и рушат наши мечты и надежды, доказывая, что жизнь – это усложненная имитация существования. Они высчитывают наши мысли с помощью цифр!
Подумать только! Наш разум – таблица умножения, а мысли – цифры. Как всё, оказывается, просто. Значит, можно улучшить человека, если решить обыкновенное линейное уравнение в мозгах того или иного с одним неизвестным – вечностью жизни.
И ученые берутся за работу.
Шипят химики, взрывают физики, чертят чертежники, вычисляют математики. Пара-тройка лет – и бац! Решение проблемы зрения! Вместо глаз нам вживляют оптические призмы. О, да! Теперь можно видеть ночью и днем, не стоит тратиться на очки, больничные расходы и фонари – сбережение электроэнергии, стекла и времени на медицинское обследование. Сколько плюсов! Глаз универсален!
И вручают очередную Нобелевскую премию, начинается торжественная встреча, звучат тосты и поздравления, приветственные речи и похвала, льется дешевое синтетическое вино с хлебзаменителем на закуску. И всё бы хорошо...
Но однажды рождается гений – и понимает, что глаза еще не всё, на что способна наука. Надо пробираться дальше и глубже!
– Наука требует жертв! – заявляет ученый, и его коллеги берутся за работу.
Шипят химики, взрывают физики, чертят чертежники, вычисляют математики. Еще каких-то шесть лет и – решена проблема легких! Вместо них внедрили фильтры. Теперь нет рака легких, нет кашля и тому подобного. Всё отлично. Курить можно сколько угодно и что угодно. Теперь нет проблемы легких.
И снова всё повторяется. Поздравления, премии, тосты, хлебзаменитель...
И так продолжается из года в год, из десятилетия в десятилетие. И глаза всех закрыты на дела таинственных современных алхимиков, у которых вместо котлов – герметические контейнеры, вместо философского камня – космический, а вместо мыслей, извините меня, цифры... и жадность.
Жадность вечной жизни изжила человеческий разум. Она, как раковая опухоль в организме, стремительно растет и проникает в мысли человека о неизбежном конце.
И начинается не научно-техническая революция, а убийственно биологическая деградация.
В ткань человеческого тела внедряют микросхемы, платы. Ведется разработка новых видов из клеток мертвых для создания гибридов. Вместо текущей крови – ток, вместо сосудов – провода, вместо мозга – таблица Менделеева. Эквивалентом сердца станет батарея, которая не остановится, не постареет...
Человек исчезнет лет через сто, как биологический вид.
У него нет шансов. Ибо будущая раса машин из синтетики и металла, созданная руками человека, а не Бога, не пожалеет тех, кто имеет название Homo Sapiens. А для чего им нас жалеть? Мы будем не универсальны.
А ученые будущего изобретут бесконечность жизни. И станет она бессмысленна в пределах вечности, как бессмысленно кружение планет вокруг Солнца.
Останутся только подсчеты и цифры, геометрии и прогрессии, системы, системы...
Пора задуматься над тем, что мы с вами изобретаем, ведь нет судьбы, кроме той, что мы сами творим. И, может, изобретатели и ученые, гении и экстрасенсы в конце концов поймут, что мы не машины, что нас нельзя высчитать, как цифры, и заменить роботами.
И что всё, что отличает нас от машин – это Вера, Надежда, Любовь и сила настоящего человеческого сердца.
